Содержание

Глава 1. Собака, от которой «ойкнуло» сердце. 

Глава 2. Кто-то съел мои колготки?

Глава 3. Старушки-спецназовцы 

Глава 4. Про сосну, которая притворялась ёлкой

Глава 5. Вечерний физрук

Глава 6. Девальсификация

Глава 7. Надувные человечки

Глава 8. Кемаль, сынок!

Глава 9. Каникульная

Глава 10. Музейный домовой

Глава 11. Буйство и гигантские стопы 

Глава 12. Общество ползучих гадов

Глава 13. Экстренное совещание

Глава 14. Горгулья западня

Глава 15. Ниндзи в подушках

Глава 16. Время подумать о прическе 

Глава 17. Только хорошие новости

Глава 18. Ещё один романтик

Приложение 1. Письмо на край света

Приложение 2. Летобуржский словарик

Глава 1. Собака, от которой «ойкнуло» сердце. 

Кира мечтала о собаке. Не о какой-то конкретной, вроде лабрадора или таксы, а о той, с которой с первого взгляда расставаться не хочется. В ней должно быть всё просто: треугольные уши, тёплая шубка, короткие лапы и фигура а-ля кабачок, чтобы все бабушки во дворе по ней вздыхали: «Ну, какая милашка! И трепали за щечку, как дражайших внуков. 

Наступило время, когда все вокруг засеребрилось: витрины, окна, лампочки вдоль дорог. Прохожие надели самые толстые шапки и переспрашивали в них каждое слово: «Что? Зевота? Порода? Погода?». В магазинах включили музыку с колокольчиками и разложили цветную всячину. И тогда Кира предложила маме:

— Давай ты мне собаку подаришь, а я до лета ничего не выпрашивать не буду.  

Мама легонько качнулась от неслыханной выгоды.

— То есть ты подарок сама выберешь? И будешь точно знать, что найдёшь под ёлкой?

— Я всё продумала, — успокоила Кира родительницу. Я выберу собаку, от которой «ойкнет» внутри. Но, когда приду домой, то сразу всё забуду. А уже первого января очень правдоподобно удивлюсь подарку. 

Тут надо объяснить: Кира была очень практичным ребёнком. Она всегда точно знала, что хочет: полкружки чая или печенье ромбиком, передачу про сурикатов или висеть вниз головой. Взрослым она передавала свои желания готовыми инструкциями, поэтому родителям было от них никак не отвертеться.

Точность Киры спорила с папиной приблизительностью. У него всё было «на глазок», «примерно» и «около того». Поэтому от отцовских просьб в духе «Поищи мне что-нибудь от головы», Кира злилась и приносила шапочку для бассейна. 

Мама в тот день советовалась с отцом насчёт собаки. Тот в своём духе оглушительно сомневался. Голос у него был громкий и низкий, а мысли тихие и нерешительные. Басом он перебирал варианты: «А если мы в Геленджик? А если она съест все ботинки? А если у неё характер скандальный? Не справимся. Ну-у-у может и потянем. Сказал бы кто-нибудь из будущего наверняка». 

Папа витиевато заворачивал мысли и ни к чему не приходил. От этих рассуждений у мамы закружилась голова. Она встала с дивана, и придерживая себя за виски, пошла в комнату дочери с хорошими новостями.

На следующей день Кира с мамой отправились в собачий приют. На входе их встретила рослая женщина со сложносочиненной прической. Та была объёмная, с пришпиленными завитками, и поэтому не влезала ни в шапку, ни в капюшон. «Зато слышимость будет хорошая! Никаких шерстяных слоёв», — обрадовалась девочка. 

— Директриса приюта «Моё собачье дело» Изольда Леонидовна. 

— Кира Витальевна. — протянула руку Кира.

Директриса немного поморгала склеенными ресницами, а потом энергично потрясла детскую ладошку. Надо сказать, что Изольда Леонидовна от пяток до макушки была предана делу. Поэтому ради своих питомцев была готова отвешивать даже помпезные реверансы. 

— Это моя мама, Анна Ильинична. 

Директриса потянула и маме руку, но та махнула из-за спины дочери, мол, не надо-не надо. Давайте по-простому, легким кивком. 

— Нужна собака. — отрезала Кира.

Изольда Леонидовна обычно готовила долгие речи для посетителей. В них она, словно не человек, а отчет, делилась количеством спасенных, вылеченных и пристроенный собак. Но в этот раз от неё требовались лишь точные и быстрые ответы. Директриса завела за ухо сбежавшую из прически прядь и поманила за собой. 

— Пройдемте. 

Троица зашла внутрь двора. Собачьи вольеры стояли в шахматном порядке. Почуяв чужаков, их жители подняли крик. От внезапного собачьего лая Кира пошатнуло назад. Опытная в страховке маме придержала дочь за спину. 

— Нам бы молчаливую! — перекрикивая собак, уточнила Кира. — Через стенку от нас живёт домоуправительница. Она нас за лай замучает сборами: на озеленение клумб, газонов, её дачи, пустыни. Очень властная и мстительная женщина! — разоткровенничалась Кира. 

— Из тихонь остались только только трое. За мной, пожалуйста.

Первым был Толик. Имя у него было простофильское, а телосложение изящное, будто он не собака вовсе, а благородный олень. Вид у него был напыщенный и высокомерный. Словно он разгадал все загадки в этой Вселенной и скучал в слишком понятном мире. 

— Толику нужно новое имя. Ему больше подходит Ростислав. За ним, кстати, ним придёт умник в черном пальто. В нагрудном кармане у него будет шелковый платочек. А потом он впишет Ростислава соавтором своих монографий. — выдала с ходу Кира. 

Директриса переглянулась с мамой. Обе они одновременно округлили глаза и пожали плечами. Кира прервала контакт взрослых сигнальным «экхе-экхе». Вместе троица отправилась знакомиться с остальными кандидатами. 

На очереди была Зоя. Она была худенькой собакой, с рыжеватой шерстью, которая местами висела клочьями. Нос у неё был коричневатый, когти орлиные, а лапы короткие. Кира оценивающе вгляделась в воспитанницу, подошла поближе к вольеру. Зоя обнюхала её через серебристую сетку, а Кира — Зою. Обе по запаху друг другу понравились. 

— Если на задние лапы встанет, передними мне до плечей дотянется? — вернулась к директрисе Кира.

Мама в этом момент наступила на ногу Изольде Леонидовне. Когда она подняла глаза на обидчицу, мама интенсивно замахала головой, мол, подыгрывайте.

— Да-а-а! — с промедлением затянула директриса. 

— Отлично! Если опустите ухо вниз, расскажу секрет.

— В отдельности или со мной в придачу? — уточнила директриса.

— Спускайтесь целой. — скомандовала Кира.                          

Изольда Леонидовна перегнулось напополам и направила ухо на Киру. Та привстала на цыпочки и зашептала:

— Я самая маленькая в классе. Поэтому танцую вальс с Егоровым. А у него сопли засохшие вокруг носа, и по ногам он топчется как оголтелые в автобусе. Не хочу с ним никаких вальсов! Буду с Зоей танцевать!

Главная по приюту сочувственно покачала головой и нашёптана ей в ответ.

— Я почти за таким же Егоровым замужем была. Только он ещё собак не любил. А потом я не стала с ним больше танцевать и приют открыла. — разоткровенничалась  директриса и тут же смутилась, будто сболтнула лишнего.

Потом она немножко подумала и прибавила громко.

— Кстати, Зоя мастер спорта по ча-ча-ча! — На вальс будет легко переучить. Мама с директрисой встретились взглядами и хитро улыбнулись. Великая взрослая солидарность.

— А есть способности к утолщению? Дворовые бабушки щупленьких любят. — поинтересовалась Кира.

— О, да-а-а-а! — Все время ложкой по столу стучит и требует добавку. — Чуть задержишь еду, поёт жалобные песни про скитания по миру. — вошла в кураж директриса.

— А как у неё с морской болезнью? На днях отправляюсь в плавание. В команду нужен боцман. 

— Ну-у-у-у… — растерянно затянула Директриса. — Точно могу сказать, что Зое идёт тельняшка и береточка! Мы в приюте устраивали день морей и океанов, и Зоя была очень правдоподобным моряком.

— Это самое главное! Чтобы береточка шла! — неожиданно подытожила Кира. — Остальному научим.

Кира ещё раз кинула взгляд на Зою. Покрутила головой, чтобы рассмотреть ее всех сторон света и решительно подняла глаза на маму. 

— Третью не пойдём смотреть. Мне эта нравится.

Зоя ответила взаимностью — а-а-ф!

Глава 2. Кто-то съел мои колготки?

Кира в первый день Нового года встала без того самого настроения. Она, как и обещала, забыла про собаку и вообще про праздник. Обычный день, только в школу не надо. Кира присела, опустила ноги вниз, чтобы спрыгнуть с кровати, но вместе этого лысые пятки уткнулись во что-то волосистое. На полу лежала рыжеватая собака и слюнявила её красные колготки. 

Кира взвизгнула и запрыгнула с ногами на кровать. В проеме двери показались любопытные родительские головы — сверху мама, под ней папа. 

— Колготоед! Спасите! 

Родители кинулись к собаке. Из пасти торчали только красные пятки. Остальная часть колготок, видимо, уже неспешна переваривалась в собачьих желобах.

— Зоя, мы ж тебя кормили! — укоряла мама собаку.

— Их можно спасти, но носить уже не захочется. А может у Зои желудочный сок, как серная кислота. Тогда все до последней ниточки переварит, — рассуждал вслух папа. 

Мама закатила глаза к потолку и праздничным голосом, объявила.

— Дорогая Кира! Дарим тебе собаку и, видимо, новые колготки. С Новым годом!

— Красные! — добавила справедливости ради Кира.

Глава 3. Старушки-спецназовцы 

Кире потребовалось почти неделя, чтобы вспомнить собачий приют, Изольду 

Леонидовну и саму Зою. Эту часть памяти девочка нарочно запрятала на полочку, где хранился первый танец с Егоровым, и эти его усы из засохших соплей. 

За эти дни Кира Зою познакомила с местной элитой — придомовыми бабулями. В тот день они были такие многослойные, набитные и напоминали кучу разноцветных одеял. Они сидели на своих постах нахохленные, как снегири. Но, несмотря на морозы, домой они расходились только на сериал про турецкую любовь. 

— А мне собаку подарили! — начала Кира с главного.

Зверь в этот момент смущенно выглядывала из-за ноги девочки.

— Ее зовут Зоя. Она смесь белки-летяги и морской коровы. Да, той самой, что считалась исчезнувшим видом. Она умеет дышать под водой, лазить по деревьям и даже немного летать. Мне её из Австралии привезли. На вертолёте. — с гордостью делилась Кира.

Перед знакомством, надо заметить, у Зои выстригли свалявшиеся клочки и собака местами была лысовата. К тому же утолстить ее за неделю девочке не удалось, поэтому бока оставались впалыми.

— Страшилище какое! — заохала снегирица в квадратной бобровой шапке, напяленной поверх пухового платка. 

— Да у неё глисты наверно! Гляньте какая худая! — возмутилась крайняя бабуля со пухлой родинкой на носу. 

— У неё стригущий лишай! Проплешины вон! — занервничала дама в красном берете.

— И смотрит она так злобно. Сейчас ещё всех нас съест! 

— Караул! Собака-людоед!

— Уходим, девочки! Без резких движений, лицом к врагу! Спиной к подъезду!

В этот момент все бабули одновременно вскочили, выстроились клином и технично стали по одной нырять за железную дверь. 

Вечером этого же дня Кира рыдала в мамин свитер.

— Я думала они мудрые, раз сто лет уже живут! А они трусихи и болтушки! Рассказывают, что я завела плешивую дворнягу, и что она заразит их собачьим гриппом! Такого даже не существует! Я, конечно, тоже немного приукрасила! Но это только для того, чтобы Зоя им быстрее понравилась! Может она и беспородная! Может и здешняя, а не заграничная! Но это же не важно! У меня сердце «ойкнуло»! А это самое важное! Шерсть отрастет, худоба поправится! Надо же на будущее смотреть!  — причитала Кира, увлажняя маме свитер.

— Конечно! Ну что эти старушки в собаках понимают! Вот в турецких сериалах они знатоки. Двенадцать сезонов «Чёрной любви» наизусть!  А Зойка у нас чудесная! Она за неделю выучила дорогу до пекарни и обратно! Я только подумаю про холодильник, а она уже сидит, буравит грустным взглядом, всё знает наперед! А как она изображает обморок после прогулки? Лежит поверженной в коридоре, язык свесила, глаза закрыты, лишь бы лапы не мыть, актриса! Зоя жила на улице, в приюте, где её не баловали, а она всё равно осталась доброй. Ну как её не полюбить?

Кира обняла маму вокруг свитера. Рядом улеглась Зоя, прижавшись лысоватым боком. И тогда сердце девочки наполнилось до краёв любовью. Сразу эти многослойные бабушки стало неважными и пустяковыми. Растаяли их авторитеты от теплоты маминых слов и собачьего бока. 

— Кстати, Кира, Зоя, я вам кое-что приготовила. В школе скоро новогодний бал. Просили всех прийти в костюмах. Я сшила два.

Мама достала из-под дивана коробку, вынула серебристые тряпочки и расправила. Сверху приложила два картонных шлема.

— Будите космическими рейнджерами! — объявила родительница.

Глава 4. Про сосну, которая притворялась ёлкой

Зоя и Кира мялись у порога в актовый зал. В щёлочки двери они подглядывали за пестрой толпой. Десятки медвежат, принцесс, снежинок, волшебников, звездочетов и лисичек обдирали конфеты с сосны, которые учителя выдавали за ёлку. 

Для них это было что-то вроде рыбалки: нужно помучиться, подпрыгнуть, обогнать соперников, чтобы поймать удачу. Конфеты топорщились из костюмов то мускулом, то горбиком, то выпирающим животом, и задавали на территории спортзала свои стандарты красоты.

Мама возвышалась над Кирой и Зоей и мягко подталкивала их к входу. Обе были наряжены в дутые серебристые скафандры. К поясам родительница приделала кармашки. Из них выглядывали разноцветные тюбики с экзотическим меню: марсианская слизь, супчик из звездной пыли и вяленый астероид. Вместо корон и ободков с ушками у Киры и Зои были квадратные шлемы из коробок. Их мама покрасила в цвет «металлик», а сверху приклеили антенки. «Чтобы перехватывать планы космических пиратов», — пояснила мама. Перед школьным балом её фантазия буйствовала и выплевывала грандиозные идеи: построить ракету из спагетти, вылепить из слаймов склизкие статуи инопланетян, устроить парад планет из фитболов. Но папа вовремя отвлёк её новогодними распродажами бытовой техники. 

— Мам, нас же засмеют! Мы среди зверей и волшебников будем чудиками! — нервничала Кира, расчесывая лоб через прорезь шлема. 

Вся её точность и решительность вытеснили сомнения, будто папины гены перехватили командование. Зойка скулила в знак солидарности и грустно смотрела в окно. Где-там, на улице, под балконами её ждало столько душистой всячины. А здесь, кроме бледного душка пюрешки, ничем съедобным и не пахло. 

— Костюм он для чего нужен? Чтобы выделяться! Были бы вы седьмыми звездочётами и принцессами на празднике, ну и как вас различать? Пронумеровать на спине? Школьная форма получается — всё как у всех. Поэтому идите и гордитесь, что вы такие экзотические!

Эта идея вселила уверенность в Киру с Зоей. Под шелест скафандров они двинулись в детскую гущу. 

Звери, маги и королевские особы при виде новичков перестали обдирать конфеты и замерли. До этого на школьную ёлку никто не приходил в скафандре и тем более не наряжал в него псов. И первому, и второму ребята позавидовали, но признаваться в этом никто не собирался. Древнее школьное правило гласило: сохраняй крутость и смейся над чудаками. Поэтому из толпы вылетали только глупости, вроде вопросов «где Кирин сопливый муж?» и «почему дружить с людьми у неё не получается». В конце толпа ряженых обозвала Киру с Зоей телевизорами за прямоугольные головы. Девочка на это лишь с достоинством поправила шлем, а затем представила новенькую:

— Это моя подруга Зоя. Она выведена научным путём: мозг вживлён от Эйнштейна, а грация — от козы.

Чтобы подыграть Кире, Зоя высунула язык, как на знаменитой фотке, а потом заблеяла на козьем и изящно, в три скачка, обогнула сосну. Ребята выдавили из себя насмешливый хохот, но получилось как-то натянуто, будто их заставили. На деле многие из них уже воображали как в следующем году нарядят своего питомца — лысого кота, шиншиллу или собачку на дрожащих лапках — в серебристый скафандр. 

Выдавливать из себя шуточки и картинные смешки одноклассникам быстро надоело, и они вернулась к более важным вещам — увековечиванию грязных пальцев на белых стенах. 

Праздник стремительно портился, а точнее никак не начинался. Еще до начала развлекательной программы с сосны сняли все конфеты, до которых могли достать первоклашки. Стены актового зала темнели от отпечатков рук. Молоденькую методистку, которая должна была провести новогодний бал, забрали на скорой с аппендицитом. Шершавая музыка из старинных колонок уже третий круг играла одинаковые песни. А самая голосистая из всего педсовета — учительница географии — охрипла, умоляя школьников не обдирать конфеты с «ёлки». Методом вычитания из учителей с бодрым голосом остался только физрук. 

Эдуард Константинович знал единственное развлечение, кроме прыжков через козла — салочки. Сразу после предупредительного свистка, тройного «раз-раз-раз» в микрофон и оглушительной команды «стро-о-о-йся!», физрук ткнул пальцем в первого попавшегося «медведя». Его физрук объявил салкой. «Медведь» только с виду казался неповоротливым. Бегал он как дикая кошка, поэтому через пару-тройку секунд осалил звездочета. Тот, придерживая колпак, погнался за Кирой. 

Девочка рванула с места. Шевелила она ногами со всей силы, в ушах гудел ветер. На полной скорости у неё перекрутился шлем, прорезь сбилась набекрень. Кира видела перед собой только картонные жилки, но топот за спиной не давал остановиться. Вслепую она разгоняла кучки одноклассников. Те, завидев бегущего рейнджера, рассыпались по сторонам. Но кое-что оставалась неподвижным. Кира врезалась в разграбленную сосну и свалилась на пол. 

Время замедлилось. Головы ребят покачивались маятниками, вслед за деревом — левее, правее, туда-сюда. В место, куда клонилась сосна, направлялся физрук. Он немного пританцовывал под музыку своей молодости про белые розы и не догадывался о нависшей беде.

На другой стороне одноклассница Киры в костюме снежинки вместе с воздухом втянула волосок Зои. В носу у девочки засвербило. Она закрыла глаза, приоткрыла рот и готовилась вычихнуть аллерген. Взрывной силой из левой ноздри Снежинки вылетел волосок. Он стрелой направился к раскаченной сосне и стал той самой «последней каплей». 

Лжеёлка готовилась накрыть своей громадой Эдуарда Константиновича. Лисята, зайки, волшебники и принцессы затянули протяжное «Не-е-е-е-е-е-ет»! 

Сбоку от летящего дерева появилась владелица волоска. Зоя оттолкнулась короткими лапами и описала в воздухе дугу. Во время полёта, она успела прихватить физрука за бессменную олимпийку и унести подальше от сосны. Эдуард Константинович успел сгруппироваться в воздухе и кувырком, как ниндзя, выкатился на пол. Зоя приземлилась рядом, на четыре лапы, хотя обычно этим славились кошки. В

миллиметре от неё рухнуло дерево. 

По полу покатились остатки уцелевших игрушек. Музыка замолчала и охрипшая учительница географии сиплым голосом выдохнула в микрофон «Только без паники!». Молчаливые до той минуты дети после этой фразы беспорядочно забегали с визгами. 

На полу лежал очумевший физрук с вытаращенными глазами. С самого приземления он, кажется, ещё ни разу не моргнул, будто играл с кем-то в переглядки. Всё это время Эдуард Константинович пытался уложить в голове, что его спас летающий пёс. 

Тем временем Зоя уже тянула за край скафандра Киру, намекая что им пора исчезать. Причин было сразу несколько: во-первых собаку ждала пахучая всячина под балконами, а во вторых — у них  с Кирой вот-вот начнутся неприятности: все отойдут от потрясения и догадаются, кто опрокинул «ёлку», на кого у Снежинки аллергия и, самое главное, что Зоя умеет летать. 

Кира встала и осторожно попятилась к выходу. Короткими перебежками за ней следовала Зоя. План был надежным, но ровно до момента, пока сиплый голос в микрофон его не испортил.

—  Кира, куда же ты? У нас ещё раздача подарков от Деда Мороза. — окликнула учительница географии, растрачивая остатки голоса.

Парочка застыла спинами к толпе. Кто-то крикнул из зала «Это Кира ёлку свалила! Она испортила праздник!». Толпа забурлила недовольными криками, а Снежинка ткнула пальцем в Зою и завопила «Это из-за неё у меня в носу защекотало!». 

Кира боялась обернуться. Ей представлялось, что за спиной уже не дети в костюмах, а чудища из страшилок. Она была готова бежать, но перед глазами появился знакомый желтый свитер.

—  Елена Андреевна-а-а, я заберу Киру. У нас стомато-о-о-олог через сорок минуут, надо бежать. — кричала через весь зал мама, стуча пальцем по циферблату часов. 

На другой стороне повисло недоумение.

— Сегодня же третье января, ничего не работает! — прохрипела в микрофон географичка. 

— У нас экстренный случай! Сегодня три зуба об бутерброд сломала! Нужна операция!

Кира в поддержку маминой импровизации выставила переднюю челюсть и показала насколько плохи дела. На самом деле зубы у неё были хорошие: все на месте, ни одной пломбы. Но кто там из дали разбираться будет. 

Нависла тишина. Дети смотрели на географичку, географичка смотрела на физрука, физрук смотрел вглубь себя. Пока все переглядывались троица уже бежала по коридорам.

— Мама, а откуда ты узнала, что нас спасать надо? — спросила Кира, ковыряя ложкой мороженое в пластиковом ведёрке.

Всей семьей они уже сидели дома. Кира к тому моменту уже рассказала, что случайно врезалась в сосну, которую все называли ёлкой. 

Родительница уже запасла воздуха, чтобы начать ответ с протяжного «ну-у-у-у», но в дверь позвонили. На пороге стоял физрук.

Глава 5. Вечерний физрук

— Эдуард Константинович? Вы чего тут? Вы бы хоть предупредили.. — замялась мама. 

Отросшие волосы с боков у физрука вздыбились, глаза простудно поблёскивали, рот стиснулся в верёвочку.

— Я видел. — выжал из себя учитель, почти не шевеля губами. 

Мама строго посмотрела на Киру. Та поймала взгляд матери и растерянно пожала плечами. 

— Я все видел. — повторил физрук, словно его слова должны перевернуть весь мир вверх тормашками. 

Поздний визит, болезненный видок и напор в голосе Эдуарда Константиновича указывали, что дело серьезное, но не уточняли какое. 

— Ваша собака умеет летать, — наконец прояснил физрук. 

Кира и мама всматривались в лицо Эдуарда Константиновича: его косматые брови слились, уголки губ опали вниз. Нет, он не шутил. 

В прихожую вышла Зоя. Первую часть разговора она выскрёбывала мороженое из ведра, которое любезно оставила Кира без присмотра. А после того, как посудина была на совесть вылизана, присоединилась к разговору. На подбородке у неё образовалась густая сливочная бородка. От появления собаки физрук шатнулся и юркнул за дверь. 

— Уберите её! Это не собака, а аномалия! Её нужно выслать из города. — грозил он синей шерстяной перчаткой из-за двери. Кроме неё, из запчастей физрука, ещё торчал вздыбленных пушок.

Зоя на это села на попу, акробатически оттянула заднюю лапу и начала вылизывать шерсть. 

— Ты меня не запутаешь своими пёсьими манерами! — высунулся из-за двери физрук. Я видел своими глазами, как ты меня подхватила в полёте и перенесла от ёлки. 

— Ну во-первых, сосны. — поправила мама. Во-вторых, вы знаете, что такое состояние аффекта? На вас же летело дерево величиной с вагон. Не все после такого выживают, поэтому ваши «светлые» мысли — результат большого стресса. Вы отдохните, Эдуард Константинович, а мы пока понаблюдаем за Зоей. Если заметим что-нибудь подозрительные — сразу к вам. 

Физрук затих, а после махнул пустой варежкой и, шелестя трениками, поплёлся вниз. Ноги он опускал грузно и со злобством, будто хотел, чтобы весь подъезд узнал, какой человек от них уходит. 

Глава 6. Девальсификация

Утром Кира с Зоей пошли гулять и заметили подозрительное, — бабулей-снегириц не было на посту. Вместо них к лавочке примёрзла записка: «Люди! Сегодня вещая Элла Семёновна увидела во сне капустную кочерыжку! В последний раз к ней она являлась в девяносто третьем, за день до девальвации рубля! Грядёт очередной апокалипсис! Спасайте ваши сбережения и вкладывайтесь в гречку со шпротами!». 

Кира почесала подбородок и повторила про себя: де-валь-ва-ция». 

— Ты что-нибудь об этом знаешь? — спросила Кира у Зои. 

Собака хоть и была младшей в семье, имела тот самый «богатый жизненный опыт». Особенно — выживания в экстремальных условиях: среди уличных шаек из здоровенных собак, в узкой будке и в тридцатиградусный мороз. 

Зоя покопалась в своём «богатстве», но ничего не нашла. 

— Может это когда разучивают вальс танцевать? — предположила Кира. 

Зоя на это вопросительно афкнула. Обе пошли в гречный отдел «Семёрочки» за ответами. 

Внутри магазина была суета. Синтепоновые снегирицы со всего района, а может со всей округи, в чепцах, квадратных меховых шапках, многослойных платках энергично 

сновали между рядами. Кира с Зоей встали у полок с крупами и задавали в половник из отдела кухонной всячины тот самый каверзный вопрос:

— Скажите, что такое девальвация?

— Это кирдык! Пиши пропало! Каша на воде! — кидали бабули на бегу, скидывая в тележку пакеты с гречей.

Полки были разорены, все крупы, кроме неведомого киноа, были разобраны. Кира и Зоя, уворачиваясь от проворных старушек, прорвались к консервному отделу за новыми интервью. Ещё на подходе они наблюдали как пирамидка из золотистых баночек беднеет. Снегирицы хватали их на полном ходе и уносились ураганами в сторону молочки. 

За четыре шага до полочки Кира с Зоей заметили ситуацию: шпрот осталось только трое, а с разных концов к ним торопились четверо бабуль. На бег они не переходили, чтобы на потерять достоинство, но двигались все равно угрожающе быстро. Среди них Кира узнала ту самую — Эллу Семёновну. 

Она было прелюбопытной дамой: красила волосы в такой чёрный цвет, что тот отдавал синевой, и носила украшения из крупных камней — мутно-голубых, розоватых в крапинку и черепахового окраса. По словам Эллы Семёновны они придавали ей магические свойства. Никаких левитаций и исчезновений за ней не водилось, но вся шайка-лейка верила в её вещие сны. Частенько со стороны лавочки можно было услышать: а Элле Семёновне приснился лысей персик, гладкий, как слива — это к засушливому лету, или гигантский след на песке — канализация забьётся, или надорванный дубовый лист и другая странноватая всячина, которая непременно грозила чем-нибудь плохими. 

По выходным Элла Семёновна устраивала у себя карточные игры: весь бабусий свет собирался у неё в гостях, чтобы оставить кому-нибудь «на погоны» и нагреть коллег по турецким сериалам. Снегирицы играли на щелбаны, поэтому на следующее утро у некоторых можно было разглядеть красноватости на лбу или натянутые до бровей специальные шапки, которые в народе называли прикрывалами.

Так вот, эта Элла Семёновна вырывалась вперёд. Может и правда эти магические валуны, которые оттягивали уши, шею и руки провидицы, работали. Но не в этот раз. На скорости мощный лунный камень вырвался из растёгнутого пальто и завалил набок бутылочку подсолнечного масла. Та упала на следующую, следующая на следующую и вот, эффектом домино, за  Эллой Семёновной по пятам рушились масельные ряды. 

Старушка была глуховата на правое ухо и падений не замечала. «Домино» перегнало Эллу Семёновну и раскачало пузырь нерафинированный «алейны» в стекле. Крупная бутыль стояла на окраине ряда и была в сантиметре от того, чтобы шлёпнуться на голову ясновидящей. И тут, на глазах у Дины, Зоя оттолкнулась от земли и поймала масло в зубы, прямо над головой у старушки. На дольку секунду над Эллой Семёновной образовалась тень, будто дождевая туча заволокла свет, но тут же исчезла. Третий глаз старушки дремал и ни сном, ни духом не ведал, что его хозяйка чуть не получила по голове тяжелым предметом. Трои других бабушек вцепились в стопку шпрот с криками, напоминающий чаек: моё! моё! моё! Конфликт выправила работница магазина. Как бы между делом она вручила каждой по маленькой коробочке, набитой шпротами и затерялась между рядами. 

Кира замерла картонным человечком, а после того, как вышла из столбняка, взяла в охапку Зою и выбежала из «Семёрочки».

Глава 7. Надувные человечки

Кира ходила по своей комнате, отмеряя её шагами, и искоса, из разных точек, поглядывала на Зою. Та следила за перемещениями с приподнятыми бровями. Всем своим видом собака как бы говорила: и чего ты так разнервничалась-то? полёты для меня дело обычное. Кира затылком почуяла этот немой вопрос и решила обсудить его вслух:

— Что мы имеем: физрука, который обо всём догадывается, старушку, которая, кажется, ничего не заметила, камеры в «Семёрочке», которые никогда не дремлят и, возможно, ещё несколько очевидцев, о которых мы ничего не знаем. — Кира потёрла лоб и продолжила. — Понимаешь, Зоя, для моего мира летать без специальных штук — это фантастика! Если вскроется, что ты это умеешь, то тебя у меня заберут и будут исследовать белые халаты в белых лабораториях. Возможно, им потребуется вскрытие: поковыряются в твоих органах, чтобы понять, что даёт тебе летательные свойства. Ну ты же не лоскутки, чтобы тебя вспарывать и сшивать! Такого допустить нельзя! Поэтому у твоих полётов больше не должно быть ни одного очевидца. Физрука мы как-нибудь обезвредим, камеры, надеюсь, пересматривать на будут, а Элла Семёновна пускай лучше свои сны толкует. 

В комнату заглянул папа. Два последних дня он был в командировке то ли в Нижнем Новгороде, то ли в просто в Новгороде, и после прибытия искал повод побыть родителем, а не менеджером по продажам станков. С дочкой можно быть смешным, сомневаться вслух и говорить глупости, не роняя при этом авторитета. Для Киры он был сам по себе большим и крутым. Хоть он её и доводил до бледности своей фирменной неточностью: «ну на глазик», «что-нибудь», «на твоё усмотрение». Иногда Кира просила: Пап, покажи специальное лицо, с каким лицом ты на совещания ходишь. Отец морщил лоб, пучил глаза, будто от натуги, выдвигал нижнюю челюсть вперёд и делал вид, будто показывает графики на воображаемой доске. Пантомима всегда срабатывала превосходно. Поэтому отец семейства знал наверняка: он мог не выполнить план продаж, завалить презентацию, не получить премию, но дома он покажет «серьёзное лицо», и с него точно улыбнётся самый высокопоставленный для него человек. 

— Кто со мной кататься на плюшках? — зашел папа с козырей. 

Кира с Зоей переглянулись. Вроде бы совсем не вовремя, ну какие плюшки? Нужно затаиться, стать невидимыми, залечь на дно, тем более старушки обещали апокалипсис. Но в жизни людей есть некоторые обязательные вещи, которые должны прописывать врачи, как сон или витамины. Ехать с горы, припудривать лицо снежными брызгами, обгонять ветер — как раз к таким относились. 

— Только маму подождём! — выдвинула условие Кира. 

Старенький фольц растворил все четыре дверцы. Из них высыпалось семейство Федоровых. Экипированы они были так, словно они каскадёры, должны были прыгать со трехэтажки и остаться целыми. Поверх шапки — каски, на толстые рукава — налокотники, на лыжные штаны — наколенники. Даже на Зою нашелся жилет безопасности, а на лапы натянули Кирины гольфики, набив их для мягкости тряпочками. Со стороны все члены семьи казались неповоротливыми надувными человечками. Но потом, заметив, как каждый из них дрейфует по снежной глади, можно было сразу же передумать. 

Кира обхватывала Зою, как ремнями безопасности, и неслась со склона с ней в обнимку. Девочке в этот момент казалось, что все в этой жизни легкое, понятное и выполнимое. Нужно лишь отпустить себя, не барахтать ногами и довериться притяжению. На горке уже отглажены сотни дорожек, в том числе и твоя. Чем больше ты просто наслаждаешься, тем дальше ты окажешься. Да, для этого нужно как-то подготовиться: надеть каску, плотно поесть, приехать в специальное место. Но, когда ты уже все сделал и просто летишь, любая суета лишняя и только мешает. 

Ещё Кира думала о том, как приятно быть в стае. Мир такой нестрашный, когда есть место и люди, которые с тобой и за тебя. Её родители были вроде взрослыми с их привычными правилами: наколенники надень, вот тебе шерстяные носки, не забудь убраться в комнате. Но одновременно так похожи на неё: могли курнуться в снег лицом, надеть шапку с бумбоном и кататься с горки до одубения. В конце всей семьёй они пили чай из термоса и грели руки об чашки.  

Федоровы вернулись поздно: улицы обезлюдели, «Семёрочки» закрылись. В почтовом ящике мама разглядела письмо. На нём без обратного адреса стояло указание: передать Кире. Девочка открыла его одна, хотя из-за двери её комнаты доносились родительские шепотки. На листочке отвратительным почерком было нацарапано: «Никто не должен летать. Общество ползучих гадов». В конверте девочка нашла сухую муху с оторванными крылышками.

Глава 8. Кемаль, сынок!

За завтраком Кира с Зоей смотрели телевизор. В утренних новостях региона строгая ведущая с тугим пучком рассказала о продовольственном кризисе. В сюжете показали пустые полки супермаркетов и статистику: 89% покупок пришлось на долю пенсионеров. Официальная дама вопрошала с хитреньким прищуром в камеру, будто знала ответ, но предпочитала интриговать: что смотивировало пожилых людей кинуться покупать продукты во всех концах города? нет ли в этом злого умысла? Внизу, под тумбой ведущей был подписан телефон прямого эфира. 

В этом время Кира нервничала и дважды уронила ложку. Под конец эфира она взяла мамин телефон и набрала номер с экрана. На другой стороне ей торопливо ответили:

— Телеканал «Летобуржское время», оператор Надежда», что вы хотели бы передать в службу новостей?

— Телезрительница Кира, записывайте. Ваш продовольственный кризис смотивировала наша соседка — Элла Семёновна. Ей приснилась кочерыжка, и она предсказала девальсификацию и апокалипсис. Поэтому все старушки понеслись скупать еду и спасать свои сбережения. У них, кажется, свой канал связи, поэтому новость молнией облетела все окрестности, из-за этого опустели полки.
— Кира, пока вы говорили, я подключила Вениамина Юрьевича, мэра города. Мы все озабочены инцидентом…

— Кира, Кирочка, — засюсюкал знакомый голос. Именно он поздравлял из телевизора жителей со всеми праздниками, а на день города растекался сладкими обещаниями про летобуржский Диснейленд и собственную космическую станцию. — Вы их лучше знаете, как бы нам их успокоить, задобрить? — выяснял делопут. — Пенсионерки сняли со своих сберкнижек все заначки, банкам нечем выдавать кредиты, магазины пустуют, фабрики не успевают производить новые продукты! Это и впрямь апокалипсис!

— Есть один способ, записываете…

Апокалипсис апокалипсисом, а подкидной дурак по расписанию: снегирицы слетелись к Элле Семёновне. За последние два дня они вынесли сотню тележек, у них трещали спины, слабо волочились ноги, отваливались руки. Поэтому бабуси нуждались в отдыхе. Внутри квартиры ясновидящей появился туннель, выстроенный из стратегических запасов. По нему старушки проходили в окуренную благовониями комнату. 

В разгар карточных баталий в дверь позвонили. Снегирицы переглянулись, поворчали что-то в духе «все свои уже дома», а Элла Семёновна нехотя пошаркала открывать. Спустя полминуты послушался возглас:

— Кемаль, сыно-о-о-ок!

Старушки взметнулись со стульев и бросили к входу. На пороге стоял жгучий красавец из сериала «Чёрная любовь». Он был в темно-синем костюме и белой рубашке, со смоляными волосами, схваченными гелем, с усами и бородкой, которые будто нарисовали маркером. В руках он держал здоровенный букет бордовых роз. 

Дамы оробели, но лишь до момента, пока кто-то не крикнул:

— Кемаль, мы по тебе обмираем!

Коридор заполнил галдёж: местная элита наперебой рассказывала о любимых эпизодах. Кемаль таинственно улыбался, а затем на зазубренном русском сказал:

— Я прылел скизат, шта уфсё будит окэй, дэньги, прожукты, пенснии. Ни стоит разкюпать махазин. Будтэ умнизами, а ито вам. 

Он отделил букетики из охапки и раздал каждой снигирице. Те рдели, целовали чужестранца в щеки и мяли его костюм объятиями. 

Из-за широкой спины Кемаля, одним глазком, подглядывали Кира и мэр города. 

На следующий день предприимчивых старушек можно было увидеть на местном рынке. Те распродавали излишки своих запасов, но это было не главное. Здесь, по воздуху, разносились вести о приезде Кемаля: бабуси показывали фотографии с ним в обнимку, его розы, и в красках рассказывали, как он хорош. Некоторые истории чуть отходили от правды: по словам парочки снегириц турчанин пытался увезти их с собой, в жаркую страну. Те отказались, конечно, из-за любви к отечеству, но сохранили с турчанином романтическую переписку. 

Глава 9. Каникульная

Страсти улеглись, апокалипсис отменили, а шантажист больше не появлялся. Настали спокойные дни зимних каникул. Потом, когда начнётся школа, Кира, конечно, сверит почерк физрука с каракулями на письме, а пока можно побездельничать. Тем более, что времени стало больше: не только свободного от сна и школы, а вообще, всего.

Родители засыпали рано, а у Киры была целая ночь впереди на занятия, о которых она им не рассказывала. Ночное прикрытие нужны были, чтобы сохранить сюрприз: подготовку собственного носочного спектакля под рабочим названием «Город летающих собак». В ход пошли носки на любой лад: цветные, шерстяные, длинные и дырявые. 

Пока Кира орудовала швейным набором, Зоя смотрела в расшторенное окно. За стеклом ровно ничего не происходило, разве только снежинки липли к стеклу, а после превращались в капли. Иногда они объединялись, тяжелели и обрушивались струйкой вниз. Зрелище может и любопытное, но точно не захватывающее. Так чего там высматривала Зоя? Кира обошла собаку и всмотрелась ей в лицо: голова запрокинута, взгляд мечтательный, рулевой хвост в готовности.

— Хочешь летать? — с грустью заметила девочка.

Хвост Зои завибрировал, а её голова повернулась к Кире с приподнятыми бровями. Девочка схмурилась и вернулась к шитью, но дело больше не шло. Она стала расхаживать по комнате широкими, в четверть комнаты, шагами. Если бы её мысли подключили к колонке, то можно было услышать громкие споры: с одной стороны — Зою заметят, схватят, обидят, отберут, нельзя её отпускать; а с другой — она сама собой командует, выживала где угодно, справлялась без тебя, чего ты строишь из себя хозяйку?

— Я не могу тебе запрещать, ты здесь не пленница, но знай, я за тебя буду сильно бояться. — наконец решилась Кира и открыла створку окна. 

Зоя задрала брови, всмотрелась в даль, потом на Киру и снова в даль. Она мешкала, колебалась, начинала мелко семенить лапами, как бы прицеливаясь к прыжку, а потом замирала и внимательно глядела на Киру. 

— Лети, лети, я оставлю окно открытым. Будь осторожной, я буду тебя ждать. 

Зая афкнула и выпрыгнула в окно. В прыжке у неё закрутился хвост, как пропеллер и поднял над домом. Кира проводила её взглядом, а затем пошла волноваться на кровать. Она ещё немного попробовала пошить, вот только руки хотели что-нибудь портить, а не творить. Кира взяла книжку с тумбочки: что-то про горы и приключения.  Два первых предложения шли практически гладко, а дальше в буквы пробирались тревожные мысли, ум улетал в ту самую даль, вслед за Зоей, но глаза продолжали бегать по строчкам. 

А в это время летучая собака плыла над городом. Её мысли тоже гуляли и уносили её подальше от улиц и крыш: вспоминалась горка, как Кира брала её на плюшку, как прижимала к себе, хохотала на ухо. Последнее, кстати, было лишним, со сверхчувствительным слухом так и оглушить можно, но все остальное Зое не давало покоя прямо сейчас, за её самым любимым занятием на свете. 

В открытое окно ворвался шерстяной комок. Сгруппированная Зоя кубарем докрутилась до кровати, смягчая себе приземление, а потом положила морду на край одеяла, перед лицом девочки. Кира, укутанная в пуховик, дремала. Зоя дыхнула горячим воздухом, легонько возвращая девочку из снов. Кира открыла глаза:

— Ты вернулась?

Зоя афкнула и мотнула головой в сторону окна. 

— Ты хочешь, чтобы я пошла с тобой?

Бодрый аф в ответ и снова морда, как стрелка, показывала на окно. 

Кира кивнула, хотя точно ещё не знала, на что соглашается. Обе подошли к открытой створке, девочка уселась на спину к Зое, обхватила её вокруг туловища, сцепила руки в крепкий замок, зажмурилась, и вместе они вылетели в ночной город. 

Глава 10. Музейный домовой

Зоя не порхала лапами, не выпускала пропеллер и не выуживала из потаённых карманов крылья. Она будто стала невесомой и медленно, как туман, плыла над улицами, над макушками фонарей и мягко поворачивала. Кира смотрела вниз сначала в полглаза, потом целым, а затем, когда страхи совсем капитулировали, в оба. Она узнала, что ночью город отливает синевой, что снег перекрашивается в бирюзу, а на улицах остаются только неисправимые романтики. Те медленно шли, любовались снегопадом под фонарным светом, пинали по тротуару обледенелые кусочки и подавали пасы невидимкам. Отличная бы вышла игра: город засыпает, просыпаются романтики. Они бы каждый кон в кого-нибудь влюблялись, и выигрывал бы тот, кто поймёт в кого. 

Кира мечтала, чтобы её такую — парящую и уже теперь бесстрашную — увидели одноклассники. У них из зимних приключений только горные лыжи на снежных курортах, а у неё — полёт, невесомость и птичий обзор. А может о ней расскажут в новостях: в небе была замечена девочка верхом на летучей собаке, сенсация, караул, где это не видано! Все вокруг бы её тогда зауважали, расспрашивали бы всякое: как это возможно? неужели не страшно? какой там мир с высоты? На это Кира бы брала бы мучительные паузы и с таинственной улыбкой коротко бы отвечала, чтобы все лопнули от любопытства: я не могу рассказать вам подробностей. 

Потом в мысли закрался шантажист и страшные опасения: узнают, отберут Зою, будут ковыряться в ней и искать летальные элементы. Кира покрутила головой, стряхивая дурные мысли и шепнула в собачье ухо: «Давай поднимемся повыше, чтобы никто нас не разглядел». И Зоя набрала высоту. 

Сделав круг по центральной улице, они приземлились на крышу краеведческого музея. Здание было украшено бородатыми истуканами, которые поддерживали своды. По городу ходили байки, что они кряхтели по ночам от тяжелой ноши. «Ещё бы!», — думала Кира, вечность держать на себе такую громадину. Они молча сидели с Зоей, и было так хорошо, что захотелось горячего чая и вафлей, мысль о которых обычно приходит в самые приятные моменты. Но всё испортил снежок, выстреливший в затылок Кире. Та оглянулась и заметила тёмную фигуру, но это был не романтик.

Незнакомец стоял со двора здания и замахивался для очередного снежного выстрела. Он был темно-синим, как и все вокруг этой ночью. Абсолютно точно можно было сказать о нём несколько вещей: он был худым, рослым и задумал неладное. Во всём остальном — обычный прохожий. 

Лететь было нельзя, но и оставаться уже опасно. Незнакомец исчез на минуту, а вернулся с лестницей. Она была тяжеленной, длинной и, чисто на глазок, могла бы дотянуться до крыши. 

— А чего вы задумали, и кто такой? — решила вступить в переговоры Кира. 

— Сторож музея, а ну слезайте, бесята!

Тут Кире с Зоей стало немного стыдновато: и правда, залезли на историческое здание, на экспонатную сокровищницу, и ещё хотят, чтобы им не мешали. 

— А если мы спустимся, вы что нам сделаете? 

— Вафлями накормлю. А если останетесь, заберусь и родителям отправлю. — сыграл на опережение сторож. 

Зоя с Кирой переглянулись и сделали очевидный выбор. Правда, все было не так легко: Зоя летать умела, а лазить по лестницам — нет. Пришлось вызывать эвакуатор — самого сторожа. Тот вблизи оказался не злым и усатым. При чем усы его не лезли в рот, не топорщались юбкой, а были аккуратно подстрижены, даже напомажены, а кончики завиты. Внешне он будто сам похож на экспонат: строгие черты, нос без единой горбинки, благородные щечные впалости, немодное пальто. Вместе с Зоей и с идеальной выправкой он спустился вниз, а потом отвёл в свой кабинет. Да-да, не каморка, не крошечная сторожка со шпалой для впусканий/выпусканий, а прям кабинет. 

— А вы точно сторож? — переспросила Кира, увидев нарядное кресло с резной спинкой и лакированный стол с табличкой «Иннокентий Игоревич Сутин». За таким обычно сидели большие делопуты и рисовали закорючки на бумагах. 

— Тут я просто сторож, но чувствую себя домовым: присматриваю за порядком, берегу экспонаты, гоняю нарушителей вроде вас. — объяснял, Иннокентий Игоревич, разливая по расписным чашкам заварку. Из-под стола он достал вазочку, укрытую салфеткой и сорвал её легким махом, словно уличный маг. Под лоскутком оказалось обещанные вафли, хотя Кира уже рассчитывала на белого кролика. 

— А правда что бородачи со здания кряхтят? — спросила девочка, прихлебывая чаем. 

— Ну это когда было-то! Сейчас они сменяются по ночам: сутки один караул, затем другой. — ответил на это Иннокентий Игоревич самым дежурным голосом. 

Зоя на это то ли фыркнула, то ли чихнула, мол, какая выдумка эти ваши сменные истуканы из камня. Зато собственная летучесть ей казалась нечтом жизненным и реалистичным. Кира поддержала подругу переглядкой и закатом зрачков к самому лбу, что переводилось как «ну и выдумщик!».

— А чего вы на крышу-то полезли? — будто бы внезапно вспомнил домовой-сторож.

Кира посмотрела на Зою, будто на этот случай у неё на лбу были написаны подсказки с убедительными ответами. 

— Мы-ы-ы-ы-ы романтиков выслеживали. Хотели интервью у них взять: кого они провожали, в кого влюблены, куда теперь идут. С крыши — самый лучший обзор. — выкручивалась Кира на лету.

Иннокентий Игоревич хмыкнул и заподозрил враньё. Он знал, что самый лучший вид на романтиков открывается с телебашни, а не с крыши трехэтажного музея. Но уж было вдохнул поглубже для спора, хотел вывести на чистосердечное признание, но тут истошно завизжала сигнализация. Домовой кинулся с места. Его догоняли сзади Кира и Зоя.

Втроем они пробежали через узкие коридоры и выбежали в главный зал с красной бархатной дорожкой. Тяжелая дверь вздрагивала от ударом, будто кто-то пытался штурмовать музей. Константин Игоревич крикнул:

— Поднимитесь наверх, посмотрите сколько их там, а я пока укреплю дверь. 

Кира бросилась к лестнице, шмыгнула на второй этаж и подбежала к гигантскому окну. Хорошо, что их сюда как-то водили с классом на экскурсию и девочка не петляла в пространстве. Под козырьком здания Кира увидела знакомую куртку, штаны и круглогодичные кроссовки.

— Эдуард Константинович! — вскрикнула то ли от неожиданности, то ли от страха Кира. 

Глава 11. Буйство и гигантские стопы 

— Это наш физру-у-у-к! — крикнула ещё с лестницы Кира. Он очень сильный! Чемпионом по метанию ядра был в молодости!

Иннокентий Игоревич к тому моменту подпёр двери засовом из реконструкции древнего человека. На это Кира вытаращила глаза. 

— У нас в кладовке запасной есть. — объяснил домовой. — А чего ваш физрук в музей ломится? Только в этот раз правду давай, без романтиков.

Зоя стала топтаться на месте, будто от стеснения, а Кира разозлилась: сторожу про смену истуканов сочинять можно, а им слегка недоговаривать нельзя? Несправедливо! Вечно у этих взрослых больше прав. 

— Он знает один маленький секрет о моей собаке и, кажется, хочет ей навредить. — на выдохе призналась Кира. 

Зой подскулила в подтверждение. 

Удары к этому моменту усилились, и древний человек готов был расколоться под их напором. Но тут здание затрещало, будто от землетрясения. 

— Началось! Как бы ваш физрук не подвернулся им под ноги! А то превратится в лепёшку. 

— Чтооооо происходит?! — кричала Кира уже с пола. Рядом, вцепившись когтями в ковёр, землетрясение переживала Зоя.

— Смена караула, новые атланты заступают — ответил домовой из устойчивой позы, будто он балансировал на сёрфе. 

С улицы раздался зверский вопль: «А-А-А-А-А!». Это был физрук. 

— Его надо впустить! А-то раздавят! — то ли рассуждая вслух, то ли советовался Иннокентий Игоревич. Его крик растворился в громе, поэтому домовой решил действовать в одиночку. 

Он убрал засов из «человека», открыл дверь, и в зал ввалился перепуганный, взъерошенный, словно от разряда электричества, физрук. В дверном проёме открывался вид на гигантскую ногу, которая как в замедленной съемке неспешно отрывалась для нового шага. Иннокентий Игоревич виртуозно подставил учителю подножку, закрыл дверь ногой, как ниндзя, а физрука скрутил на полу, присев ему на спину и придерживая руки сзади для порядка. 

Кира тогда подумала о том, как повезло музею: у них работает супергерой, который и пыль с окаменелых яиц динозавра сотрёт, и нарушителей с крыши достанет и физрука с лёта остановит. Мысли девочки прервались криком:

— Принеси из моего кабинета бичевку, она в ящике, в самом столе. — превозмогал грохот Иннокентий Игоревич. 

Кира спохватилась, но с бегом её опередила Зоя: бросилась с места в коридор, а через минуту вернулась со здоровой катушкой из толстых коричневых ниток. Из них домовой навязал узлов, пока физрук брыкался и угрожал своими связями: «Я всех наверху знаю, я им расскажу, что тут происходит!» 

Из бичёвки получились крепкие путы для рук и ног, чтобы Эдуард Константинович полежал спокойно мумией.

Особняк музея наконец перестал дрожать. 

— Заступили. — объяснил спокойствие домовой.

— Я прикрою эту вашу конторку! Вы все, включая ваших каменных дружков, опасны для города! Я чуть было не погиб! Немедленно развяжите! 

— Мы вас, Эдуард Константинович, второй раз спасаем, а вы ни разу ещё нас не отблагодарили! — укоряла физрука Кира. — Ну-ка давайте, бодро-задорно «спа! си! бо!».

— Не буду я вас благодарить! Вы сами угрозы стряпайте, а потом от них же спасаете? Не нужны мне такие услуги! И эта вся ваша нечисть — летающие псы, ожившие атланты — должны быть изъяты и высланы из города.

На фразе «летающий пёс» у Иннокентия Игоревича нервически дрогнул кончик рта, он вопрошающе посмотрел на Киру, та на Зою, Зоя на древнего человека, с которого сползла его древняя шуба, на нём переглядки прервались. Домовой устал ждать разъяснений и вступил. 

— Насчёт верхов: давайте знакомиться — 

глава департамента спорта Иннокентий Игоревич Сутин. По совместительству и велению сердца, домовой этого музея. Выхожу сюда на ночные дежурства, чтобы отдохнуть от государственных дел. У меня хроническая бессонница, пробовал вязать, картины по номерам закрашивать, а теперь вот, пыль с экспонатов стряхиваю. Только когда что-то полезное делаю, чувствую в этом толк. А теперь ваша очередь: кто такой?

— Эдик, просто Эдик, — заробел перед начальством физрук. Работаю в школе, воспитываю будущих чемпионов. — подслаживал учитель неприятное знакомство.

— И как вы их воспитываете? Слежкой? Чего здесь по ночам разнюхиваете? 

— А они чего шатаются? — переводил стрелки Эдуард Константинович. 

— Вы физической культуре учите по совести, с остальным мы как-нибудь без вас справимся. Теперь насчёт того, что вы увидели: мы фильм снимаем, спецэффекты навезли, поэтому все движется, летает, вы там не заметили, кстати, операторов? А они есть. Засняли, как вы буйный и красный в учреждение ломитесь. Мы вас, конечно, простим, но если вдруг раскроете подробности съёмок, мы запись поднимем и покажем там, «наверху», — здесь Иннокентий Игоревич указал пальцем в потолок. — Мы тоже, знаете, сами с усами. А теперь идите, увидимся на ежегодной педагогической аттестации.  

Кира стояла за спиной домового и хитренько улыбалась. А после «аттестации» и вовсе брызнула хихоткой. Сторож повернулся на звук, укорил её взглядом, но журить при физруке не стал. 

Эдуарда Константиновича развязали, и он выскочил из музея ракетой, будто за ним гнались враги. 

— А с вами, бесята, что делать будем? По небу — не пущу. Таких мнительных, как ваш этот Эдик — полгорода. Я-то знаю, двенадцать лет истуканов берегу. Уже сколько петиций перевидал: перевезти подальше, на камушки разобрать, забором огородить. Это ведь я караул придумал, новую партию атлантов привёл, чтобы полегче жилось. Пока одни держат, вторые — отдыхают, в карты играют.

— Надо их с нашей Эллой Семёновной познакомить и всей бабусьей шайкой. Они на щелбаны играют каждую пятницу. 

— Ну а что, компания хорошая, одобряю. А то одичают наши глыбы, надо им новых приятелей устроить. 

Сторож в раздумьях чесал правильный нос, иногда даже забывался и залезал внутрь, выискивая сокровища. За окном светало. Кира задергала ворот пальто домового. 

— Ах, домой, домой, сейчас. — спохватился Иннокентий Игоревич. Он достал телефон, прищурился в экран и тыкал пальцем до тех пор, пока не раздались гудки, а потом и бодрый женский голос.

— Экстренное такси. Откуда вас спасти?

— Настя, здорова! Это Иннокентий. Забери из музея одну парочку, довези, будь другом, до дома. А то за ними один суеверный физрук охотится, надо помочь. 

— Через четыре минуты буду. 

Пип-пип-пип.

— А почему вы нам помогаете? — зыркнула Кира на сторожа суженными глазами. 

— Награда за находчивость. Это вы же бабулей убаюкали? Я сразу узнал. 

С улицы послышался рёв мотора. 

— А вот и Настя. Вы только сильнее держитесь, а она лихачит иногда.

Глава 12. Общество ползучих гадов

Настя везла Киру с Зоей по сонным улицам. На прогулку должны были к этому времени выйти первые собачники, но это только теоретически. Разглядеть их было невозможно, потому что Настя неслась с такой скоростью, что вид из окна сливался в серую размазню. У Киры от тряски бултыхались и перемешивались местами внутренние органы: сердце завалилась в плечо, желудок, как теннисный мячик, дрейфовал от стенки к стенке, легкое тяготело к нижней части, видимо, рассчитывая на укрытие. Зоя ехала в раскоряку, в форме морской звезды с вытаращенными глазами. Была спокойна только Настя: подпевала странным песням про кетчуп и зомбокалипсис, умудрялась выхватить что-то в окне и прокомментировать: «О, смотрите, часы на башне встряли, больше некуда спешить». К счастью, терпеть пришлось не долго. Через пару минут машина эффектно, на всей скорости, вывернула к дому, из неё высыпались Кира с Зоей. 

— Попадёте в неприятности снова, звоните, — высунулась Настя из окна руку с ядовито-зелёными ногтями. Между указательным и средним пальцами была зажата визитка. Кира вчиталась:

«Экстренное такси. 

Когда нужно спасти без объяснений, отлагательств и происшествий»

Настя Сорви-башка

8992 913 79 88

И рисунок машины в миниатюре: желтенькая, в форме шляпы с ресницами на передних фарах и золотистой короной на крыше.

Кира улыбнулась приторно, поклонилась от растерянности, схватила визитку, поблагодарила Настю четырежды и унеслась к подъездной двери. За ней вензелями шла Зоя. Казалось, что даже через шерсть на её лице проступала легкая зеленца. 

Ключей, конечно, ни у Киры, ни у Зои не было, влететь через открытое окно было уже никак нельзя, поэтому подруги решили рисковать: позвонить в домофон. Послышалось злое отцовское «кто?!» — разбудили. Сегодня суббота, а в такие дни папа прописывал себе сон до полудня. Так он отдавал долги перед Морфеем за все будничные недоработки. 

— Это я, Кира.

— Что ещё за Кира, чего тебе, Кире, дома не спится, — бубнил отец, видимо не сводя мысли друг с дружкой. Ворчание в нём уже бодрствовало, а ум ещё дремал. 

— Кира?! КИРА!! — додумкал он наконец. 

— Пап, я с Зоей гуляла, открой дверь.— отвечала Кира на опережение, как Иннокентий Игоревич учил. 

Трубка замолчала, потом затянула долгое недоумевающее «э-э-э-э-э», а после помехи сменились трёмя победными нотками. «Дверь открыта», — сказала механичесий голос. Кира с Зоей растворились в темноте подъезда. 

Из кухни пахло хлебом из тостера и кофе, гудела вытяжка, разговаривал телевизор. «Фу-у-у-х, — подумала Кира, — все шумит, шкворчит и есть шансик, что звук домофона хотя бы для мамы остался незаметным. А папа, наверняка, пошел досматривать сны и все забудет. 

Кира сняла с ног сменку, которую успела выудить из рюкзака и нацепить на ноги перед отлетом, и вместе с ней кралась к своей комнате. Она обернулась, чтобы найти глазами Зою, но той рядом не оказалось. Кира вышла в подъезд и перед дверью нашла конверт с запиской. На ней тем же отвратительным почерком, что и на первой, было написано:

«Зоя отлеталась. Общество ползучих гадов. 

На коврике лежала сухая муха. Без крыльев.

Глава 13. Экстренное совещание

Отряд бабусей прочесывал местность, мама с папой развешивали объявление с портретом Зои по округе, а сама Кира собрала у себя в комнате совет. За низким столом, ели умещая колени под столешницей, сидели разномастные взрослые: представительница снегириц Элла Семёновна, директор приюта «Моё собачье дело» Изольда Леонидовна, мэр города Вениамин Юрьевич и сторож-домовой, он же глава Департамента культуры и спорта Иннокентий Игоревич. Всё вместе они обсуждали спасение Зои. 

— Изольда Леонидовна, вы пробили по своим каналам, что известно об Обществе ползучих гадов? — спрашивала Кира. 

— Информации маловато. — начала владелица приюта. — Известны лишь два инцидента нападения на собак, которые, предположительно, были совершены ими. В обоих случаях на местах преступления были найдены метки — сухие мухи с оторванными крыльями и записки в конвертах с отвратительном почерком. Первый случай произошел год назад: пропал пёс по имени Гулливер, и с того времени о нём ничего не известно. До пропажи пару свидетелей рассказывали, что видели его в небе. Возможно, Гулливер, как и Зоя, был летучим псом, но подтверждений этого, кроме путанных историй зевак, у нас нет. На месте пропажи, помимо сухой мухи с оторванными крылышками, обнаружили надпись: «Гулливер отлетался. Общество ползучих гадов». Второй случай произошел два месяца назад с Груней: двухгодовалой собакой, которую также заметили летящей над городом. Тот же самый почерк: муха, записка.

— Были ещё пару случаев пропаж птиц из зоопарка: розовый фламинго Кеша и два тетерева — Чук и Гектор. — вспомнил Иннокентий Игоревич.

— Давайте подумаем, кому могли помешать летающие настолько, что они готовы на преступления? — продолжала мысль Кира.

— Тем, кто летать никогда на сможет, очевидно. — умозаключил мэр. 

— На это указывает и название: ползучие гады. Кто у нас к таким относится? Ящерицы, змеи…— рассуждал сторож-домовой-начальник.

— Вараны! Они огромные, как динозавры! — сгущала страсти Элла Семёновна. — Я про них ужак смотрела! 

— Не как динозавры, а как крокодилы. — поправил мэр, закатывая глаза в сторонку, подальше от глаз снегирицы.

— Это во-первых, — продолжала Изольда Леонидовна. А во-вторых, как к нам из Новой Гвинеи вараны добраться могли? Между нами километры суши, моря, океаны. Тем более у нас климат неблагоприятный для тонкокожих ящериц — минус двадцать и снег. Не припомню, чтобы у них пуховички от природы имелись.

Старушка спрятала ладони в подмышки, разозлилась, установилась в пол и проворчала скрипуче:

— Ну а вы кого подозреваете, раз вараны вам не нравятся? 

Голоса слились в гомон: каждый из членов совета одновременно предлагал свои версии, но чужие слушать отказывался. Кира пыталась уловить логичные предположения, но все они напоминали детей, которых извалялись в грязи: их сначала хотелось поймать, отмыть, а уже потом решить, кто он, чей, и что с ним дальше делать. 

Кира массировала виски: старая мамина привычка, когда папа рассыпался на сотню решения одной проблемы и в каждой сомневался. Прямо сейчас коллеги вдавались в неважные подробности, спорили, блистали знаниями, вместо того, чтобы строить планы по спасению. Кире очень хотелось одновременно раскиснуть и разозлиться, но ни то, ни то не помогло бы делу. Поэтому она собрала всю свою взрослость и, стараясь не выдать чувств, сказала:

— Допустим, этими ползучими могут быть любые бескрылые. Мотив — зависть по летательному признаку. Но к-к-как это помогает делу? Где нам искать гадов, и как …спасать Зою. — развела руками Кира. Лицо она держала спокойным, а голосок давал трещины: то дрогнет, то стихнет до неслышности. 

Все молчали, никто не знал ответов. У Эллы Семёновны зазвонил телефон. Звук был таким писклявый и громким, что мог перекричать пожарную тревогу. Глава снегириц подняла трубку: 

— Слушаю. 

А после полминуты только кивала головой, будто с кем-то на другом конце у неё была не телефонная связь, а душевная. Элла Семёновна положила трубку и скомандовала:

— Девчонки нашли следы Зои, бежим!

Глава 14. Горгулья западня 

Вокруг маленького клубка шерсти, который нашли в снегу, образовался плотное заграждение из снегириц. Кто-то из них присел на корточки, кто-то брал комок в руки, нюхал и изучал вблизи. Подошло подкрепление: совещательный совет и родители. Кира просочилась сквозь толпу из бабусь, взяла клубок на ладошку и заверила присутствующих:

— Это она. 

Снегирицы заохали, одна из них схватилась за сердце, другая смахивала слёзы краешком платка, третья вообще запричитала картинно, обращаясь к кому-то невидимому: «За что-о-о страдает эта невинная животи-и-ина-а?» Будто ещё недавно не бабуси называли Зою страшилищем, собакой-людоедом и распускали сплетни, что у неё стригучий лишай. 

— Вот, ещё! — крикнул мэр где-то совсем поблизости. 

Через пятнадцать метров приблизительно лежал ещё один клубочек. 

— Кажется, Зоя позаботилась о том, чтобы её нашли. У неё незапланированная линька от нашего тёплого пола, поэтому шерсти — хоть фабрику свитеров открывай. Видимо она нас ведёт к логову гадов. — пояснила Кира.

— Детка, беги вперёд, ищи молоденькими глазками клубки, а мы за тобой, — решила одним махом Элла Семёновна. 

Поиски шли третий час. Вереница из взрослых, которую возглавлял ребёнок, обошла полгорода и, кажется, упёрлась в пустырь. В самом хвосте колонны волочились обессиленные снегирицы и умоляли бросить их в пути. Элла Семёновна прямо во время похода закрыла глаза, затянула долгое «омммммм» и ушла в астрал. Из него она чужим, потусторонним голосом, будто в неё на минутку вселился дух, предсказала, что их поисковый отряд встретится с неравными по силе: это не люди, не звери и не живые. 

Ситуация ещё потому казалось безнадёжной, что комочки Зоиной шерсти на пустыре обрывались, а вокруг, на километры вперед, было ни души. Снег доходил до пояса, набивал карманы, рукава, ботинки, таял, мочил варежки и носки. Те обледенели на морозе и перестали греть. Сторож-домовой постоянно кому-то звонил, старушки паниковали, Кира больше не сдерживала слёзы, папа рисовал вслух худшие сценарии, мама массировала виски. Каждый потихоньку отчаивался и терял запасы надежд.

Тут камни Эллы Семёновны на пальцах, шее, в ушах меленько задрожали. Старушка вскрикнула и снова чужим голосом сказала:

— Это была западня. Они здесь. 

Вдали прямо из под снега стали вырастать тёмные фигуры: две, четыре, десять, тридцать. Они соединялись сразу в дугу, окружая отряд, и приближались. Издалека силуэты напоминали огромных чёрных кошек: крались медленно, на четырёх ногах, с выгнутыми спинами. 

— Это горгульи! — крикнула снегирица в квадратной бобриной шапке, хотя до этого жаловалась на слепоту. 

Отряд сжался в кучку, замер и только Иннокентий Игоревич продолжал ругаться с кем-то по телефону. Теперь все могли рассмотреть недругов: каменные чудища с костлявыми жилистыми лапами, сгорбленными спинами, ростом с лабрадора. Они шли медленно, бесшумно, наступали будто не на лапы, а на длинные когти, щерили рты с акульими зубами и осторожно надвигались. У каждой из горгульи за спиной виднелись обломки крыльев. До оживления статуи громоздились на зданиях города: обсерватории, горнодобывающего университета, крышах исторических усадеб и особняков, но потом их демонтировали. На какое-то время статуи приладили к клумбам, но неравнодушные поотшибали им крылья. И тогда горгулий спрятали на склад, но, как выясняется, ненадёжно.

— Вот почему ползучие. — сказала Кира вслух, но голос её растворился в коллективной панике. Стая горгулий была в тройке метров от людей и издавала страшный горловой крик. Он будто угрожал несчастьями, предупреждал о беде. 

Старушки взялись за руки, родители загородили собой Киру, Изольда Леонидовна голосила от страха, а Элла Семёновна, словно дерижёр, водила по воздуху руками, пытаясь наколдовать спасение. Горгульи кинулись на толпу, вцепились в толщу курток, рычали как дикие звери, валили с ног, волочили по снегу. Крики — низкие, звонкие, жалостливые и безумные — слились в один хор ужаса. Кира свернулась калачиком, спрятала лицо в колени, укрылась капюшоном. Черные лапы мотали её по снегу, черная пасть клацала над лицом, рядом были слышны родительские стоны. «Это конец, — подумала Кира. 

Земля задрожала, вздыбилась, крупные толчки подкидывали снег; их чувствовали и люди, и каменные чудища. Одновременно все замерли: по пустырю бежали шестеро великанов — каменные бородачи из-под сводов музея, тот самый сменный караул. 

Глава 15. Ниндзи в подушках

Античные силачи были одеты не по погоде: босиком, без шапок и курток, лишь в набедренных повязках. 

— Они ж обморозятся! Застынут! Сынки, где ваша одёжа! — охали из сугробов поваленные снегирицы. Даже сейчас, перед лицом смерти, обессиленные и обледенелые, они тревожились за чужие придатки и голые лодыжки. 

Горгульи отступили, но продолжали рычать. Каменные гиганты бежали строем, все они были связаны здоровенной проволочной сетью, которую держал каждый. Даже при ростовом превосходстве бородачей, горгульи побеждали количеством: шесть на тридцать. В комплект к опасности «гадов» шли остроконечные зубы, здоровенные когти. Чёрным роем горгульи впились в ноги великанов. Те взвыли глухим стоном, но не отступали. Они сдирали с себя злыдней и кидали в сеть. Горгульи зубами подтачивали ноги и отдирали каменные кусочки. Их обстреливал снежками поисковый отряд, отвлекая от порчи атлантов. 

— Сынки, держитесь! Ещё чуть-чуть! — Из последних сил болели за них снегирицы.

Но тут на землю рухнул первый бородач. В сетку было заброшены девятнадцать горгулий, но ещё одиннадцать окружили упавшего, пытаясь, в худших традициях боя, добить лежачего. Видимость совсем пропала, все стало белым от вьюги, и это было бы естественным для зимы, если бы не рёв мотора. Со скоростью летящего боинга к месту схватки приближались два внедорожника, устраивая громадными колёсами снежные фейерверки. Машины эффектно, словно за рулёми сидели каскадёры, затормозили. Из каждой вылетели по человеку в чёрных масках, обложенные с ног до шеи подушками.

— Батюшки! Грабители! — верещали хором, как единый организм, старушки.

Глава 16. Время подумать о прическе 

Оба ниндзи достали из багажника здоровенные сачки и технично, как профессионалы в отлове, стали арканить хищных горгулий с лежачего бородача. Атланты, не сговариваясь с незнакомцами, без жестов и сигналов, принялись складывать гадов в сеть пока не переловили всех. 

Ниндзя сняли маски: одной из них оказалась водительница экстренного такси Настя.

— Это мой парень, Лёха, — небрежно ткнула она в лысоватого крепкого парня, который будто вывалился из боевика с погонями. — Все по машинам! А этих извергов — ткнув на сетку с рычащими горгулиями — на трос, мы их волоком потащим.  

— Нельзя! — кричал мэр, постукивая от холода зубами. — Они хоть всех чуть не угробили, но, во-первых, являются историческим достоянием, и в дороге могут побиться, во-вторых, у них в заложниках Зоя и другие похищенные, а в третьих, злодеев перевоспитывать надо, а не мучить. Пусть сначала нам обо всём расскажут, всех вернут, а потом уже решим, как с ними работать будем.

В градоначальнике будто заменили какую-то важную детальку. Он больше не лебезил, не отсиживался и не злился, пока действуют другие, а решениями его из отчаянных и вынужденных стало взвешенными и разумными. Все про себя это отметили и также тихо одобрили.

В это время Иннокентий Игоревич общался с атлантами. Кружок великанов собрался вокруг лежащего бородача. Его совершенные греческие ноги были изувечены горгульями, а он сам не мог стоять. 

— Ребята, как я вам благодарен! Без вас бы мы пропали! Вижу вас покоцали эти гады, а больше всего досталось Галактиону. Даю вам слово, что мы вас всех починим и залатаем все трещинки! В ангаре вас будут сегодня ждать реставраторы, а сюда скоро подвезут носилки и грузовую машину. Гордей, Мирт, Орест, Ипатий, Кронид, помогите погрузить Галактиошу. Дежурство завтра отменяется, поищу вам замену, устроим выходной с дураком, а вам как раз достойных конкуренток нашел, — анонсировал домовой, подмигивая в сторону снегириц.

Великаны на речь домового лишь молча кивали. Видимо, голос в их мистическое оживление не входил. 

Два громадных внедорожника были забить людьми изнутри и горгульями сверху. На крыше были закреплены сети с чудищами, а в салонах друг на дружке ютился поисковый отряд в полном составе. Навьюченные машины ехали тяжело, чихали дымом, но выдерживали тяжести. 

Кира сидела между мэром и Изольдой. Первый болтал без умолку по государственным делам, а вторая всю дорогу поправляла сбитую в потасовке прическу. Впереди одно сидение на двоих делили родители. Кира растирала красные ладони и думала о Зое: гадов рассекретили, даже немного наказали, но какой с этого толк? Где моя собака!?

— На-а-шл-и-и-и-и! — завопил мэр, как одуревший. — Прямо на том складе, где хранили горгулий, все целы! Зоя, Гулливер, Груня, один розовой фламинго Кеша и тетеревы — Чук и Гектор! 

— Ура-а-а-а-а! — заверещала Изольда Леонидовна и кинулась обнимать мэра с Кирой. Последняя сползла вниз, ускользнула из рук собачницы. Изольда обнаружила себя в паре не сразу, но как только — отпрянула и забегала взглядом по салону. Мимо лица мэра она принципиально проскальзывала на скорости, а после пары десятков кругов вернулась к восстановлению прически.

Глава 17. Только хорошие новости

Зоя, Кира, папа и мама собрались у маленького кухонного телевизора, который обычно использовали для фона: он тихонько болтал и баламутил тишину. Но сегодня повод был особенный, громкость выкручена на максимум, а Зоя, Кира, папа и мама приготовились не только слушать теле-гундёж, но и внимательно смотреть в экран.

На экране появилась строгая ведущая в полосатой рубашке и с тугим пучком. Она затараторила:

— С вами «Летобуржское время»и вечерние новости о событиях и происшествиях города. Мы начинаем. Группа пенсионерок связала одежду для атлантов, которые держат своды краеведческого музея. Теперь у изваяний появились тёплые рейтузы, свитера, шарфы и шапки. Вот как объяснила акцию лидер вязальщиц. 

Картинка студии на экране сменилась репортажем с улицы. На переднем плане стояли снегирицы, разодетые в яркие пуховики, шубки и пальто. Чуть впереди — Элла Семёновна в берёте с фетровыми розами. На неё направлен микрофон с вытянутым рукавом. На заднем плане — атланты в оранжевых вязаных одеяниях. 

— Наши! Наши! — радовалась Кира, направляя указательный палец точно в Эллу Семёновну.

— Как бородачам рыжий этот к лицу! — умилилась мама. 

Старушка суетливо рассказывала:

— Мы с девчонками забеспокоились: холода такие лютые, а они сутками на улице без единой телогрейки. Ну и решили: навяжем парням одёжи. Собрались на карточную пятницу, обычно мы в этот день в дурака играем, но в этот раз отменили и за спицы взялись. Всё что вы видите на сынках — мы за два вечер одолели. А Иннокентии Игоревич потом на них напялил. Ну красота же! 

На слове «напялил» мама хихотнула так, что её ноги взбрыкнули к верху, а в экран телевизора полетели слюнные брызги. Кира с папой её не осуждали, и даже напротив, понимали всю бурность реакции: после всего пережитого начинаешь радоваться любой хорошей новости и каждому забавному слово. 

За время маминого всплеска улица в телевизоре переключилась на студию. Ведущая продолжала:

— Из этого сюжета мы узнали, что неравнодушие способно согреть даже каменных великанов. Каждая из мастериц получила медаль за вклад в благоустройство города и годовой запас пряжи для вязания. А мы продолжаем.

На экране появилась заставка новостей. Все члены семьи переглянулись: в глазах у каждого можно было разглядеть больше бликов, чем обычно. На экране вновь зажглась студия с ведущей. И та опять спешила рассказать о…

— Реставраторы закончили восстанавливать каменные скульптуры, которые несколько лет украшали фасады городских достопримечательностей. Кто-то их называет горгульями, кто-то водяными смерчами, но они себя сами называли обществом ползучих гадов. Все они по разным причинам лишились крыльев и были списаны со зданий на склад. Такое отношение породило в сердцах глыб глубокие обиды. В результате чего они организовали банду, которая занималась мелким и средним вредительством. Сейчас горгульи перевоспитаны, восстановлены и заняли свои почетные места — на крышах готических построек. — здесь на маленьком квадрате сбоку от ведущей появилось изображение горгулий на крыше здания. — Эта история научила нас внимательнее и сердечнее относится к историческому наследию.

Зоя афнула в возмущении. На это её ласково потрепала за холку Кира и авторитетно заверила:

— Зоя, с ними работала Изольда Леонидовна, они сейчас паиньки с великолепными манерами — «спасибо!», «пожалуйста», «можно вас потревожить!». Поэтому не бойся, больше никаких похищений, обещаю. 

— А вот и Изольда, кстати! — ткнул на экран папа. 

И правда: директриса собачьего приюта стояла в белом платье возле крупной дамы со свекольными щеками и с раскрытой красной папкой. А рядом с ней — мэр города Вениамин Юрьевич.

— Да ла-а-а-а-адно! — часто моргала Кира, будто ждала, что после нескольких «выключений» картинка исчезнет. Но ведущая, как бы в доказательство реальности, залопотала:

— И последняя радостная новость на сегодня: мэр нашего города, Вениамин Юрьевич отметил собственную свадьбу. Его избранницей стала зооактивистка Изольда Гроздьева. Счастья молодым! — крикнула ведущая с тем же строгим и холодным лицом, а следом подбросила вверх заранее приготовленные конфетти. 

Глава 18. Ещё один романтик

Кира летела над улицами на Зое. С собой у неё была пачка бумаг, которую она заранее напечатала в школе. К этому времени поздняя весна просушила дороги от снега и слякоти. Девочка щедро раскидывала цветные листики, покрывая ими асфальт. 

По ночным улицам вновь бродили романтики. Вместе льдинок они пинали по тротуарам камушки и засматривались на тучи первых комаров, подсвеченных фонарём. Среди них Кира с Зоей обнаружили Эдуарда Константиновича. 

Тот впервые кажется за всю жизнь был обут в начищенные кремом чёрные ботинки. Кира с Зоей спикировали вниз, чтобы проверить догадку: неужели и этот влюбился? Физрук заметил парочку и, будто не капли не удивившись, крикнул:

— А, Федоровы, опять кино снимаете. Ну-ну. Вы это, передайте всем вашим, как их там зовут, э-э, одноклассникам объявление: завтра по особым обстоятельствам первого урока физкультуры не будет. 

Кира с Зоей летели по городу и перебирали все возможные имена этого «особого обстоятельства». Под подозрения попали географичка, завуч и даже пару родительниц их класса. В небе, над пустыми торговыми рядами они встретили Гулливера. Это был огромный чёрный пёс с лавочку величиной. Он закрутил хвостом при виде парочки — это знак приветствия всех летунов, — а Зоя ему в ответ. Груни в эту ночь на улицах не было. Ей Изольда на прошлой неделе подыскала новый дом, и собака, наверняка, осваивалась на мягких диванах: забивала складки тайниками и продавливала место под сон клубочком. 

На утро весь Кирин класс поспал на сорок пять минут дольше, а жители города нашли под ногами пригласительные. На них было напечатано:

«Премьера! Носочный спектакль «Город летающих собак». Вход — свободный. Пройдёт в здании краеведческого музея. Режиссер-постановщик: Кира Федорова. 

Приложение 1. Письмо на край света

Дорогой Кемаль!

С нашей последней разлуки прошла вечность. Нас разделяют континенты, страны и города, но нашим чувствам они не помеха. 

Во вчерашней серии «Чёрной любви» ты слегка переигрывал: как-то ненатурально кидал с моста отвергнутое Нихан кольцо. Ещё на пиджаке заметила у тебя перхоть. В следующем письме вышлю один эффективный рецепт — ни одной перхотинки не останется. 

У меня все хорошо, по пятницам теперь играем в карты с атлантами. Они такие щелбаны болючие отвешивают, караул, лоб треснуть может! Но ты за меня не волнуйся, я почти никогда не проигрываю.

Ну всё, пока, мой тёмный ангел,

твоя Элла. 

Приложение 2. Летобуржский словарик

Снегирицы — бабули-лавочницы, элита дома, способная влиять на дворовые, городские и государственные процессы.

Ужак — страшный фильм, в котором то и дело внезапно выскакивают страшилища. 

Обмирать — крайняя степень любви, в диапазоне чувств идёт сразу после «я люблю тебя до слёз».

Сынок — любой человек мужского пола, о котором хочется позаботиться снегирицам. Не связан никак с ними родственными отношениями.

Хихотка — внезапный неконтролируемый смешок. Обычно сопровождается слюнными брызгами. 

Девальсификация — вошедший в историю продовольственный кризис 2024 года, который охватил Летобуржска. Был вызван предсказанием апокалипсиса лидера снегириц и вытекающей скупкой товаров. 

Прикрывалы — специальные головные уборы, чаще всего беретки, которые скрывают набитые шишки от щелбанов, полученных в результате карточный проигрышей. 

Романтики — ночные жители Летобуржска. Отличаются задумчивостью, тихой созерцательностью и состоянием влюблённости. 

Экстремальное такси — социальный легковой транспорт, который был создан для отчаянных случаев. Отличается лихим вождением и быстрой доставкой. 

Специальное лицо — мучительно-важная физиономия, которая требуется для участия в совещаниях. Её обладатель производит впечатление человека большого интеллектуального труда.

Общество ползучих гадов — банда горгулий, которая орудовала в Летобуржске в 2023-2024. Промышляла кражами летающих существ по личным мотивам: собственные крылья их были испорчены. В январе 2024 года всех горгулий отреставрировали, перевоспитали и вернули прежние места — на крыши исторических зданий.

Бородачи — атланты, поддерживающие фасад краеведческого музея Летобурга. В изначальной версии были одеты лишь в набедренные повязки. С 2024 года наряжены в вязаные изделия по инициативе снегириц. Всего атлантов двенадцать, работают в шестёрках, сменяются каждые сутки.

Связи наверху — мифический круг знакомств, который призван устрашать собеседников.