— Это катастрофа!
Соня неслась по асфальтовой дорожке, впечатывая в неё жёлтые листья, которым не повезло оказаться у неё на пути. От негодования она подпрыгивала на ходу как персонаж советского мультика.
— Нет, не стажёрка! Говорю тебе, просто ужас! Сейчас фотку пришлю!
Она нажала «отбой», сунула телефон в карман и бросила такой неприязненный взгляд на свободную руку, словно та пыталась задушить её во сне. При естественном освещении коротенькие ногти поросячьего цвета выглядели ещё более уродливо, чем казалось ранее. Мастер умудрилась придать им такую форму, словно пользовалась не пилкой, а гильотиной. Уголками Сониных «квадратов» можно было нарезать овощи для салата.
В конце концов она устала и замедлила шаг. Невидимые пружинки ещё подрагивали внутри, но уже гораздо тише. От их дребезжания у Сони немного тряслись руки и звенело в ушах.
Она сфотографировала злополучный маникюр и отправила фото Полине.
Полина была Сониной коробкой с карандашами из детской песенки. Той, в которой горы и океаны, гномы и великаны и даже кот с большими усами. А ещё Богдан из параллельного класса, о котором Соня не рассказывала больше ни одной живой душе. Полина знала о Соне всё, что сама Соня знала о себе и даже то, что она пока не знала. Как в ней помещались все эти знания — загадка. Впрочем, места в Полине было много.
А ещё Полина была чудовищно, нечеловечески оптимистична. Прямо король Джулиан из «Мадагаскара». Или Олаф из «Холодного сердца». Если бы проезжающая мимо машина обрызгала её грязью из-под колес, Полинка размазала бы её по щекам по словами, что грязевые ванны полезны. И ещё кричала бы водителю вслед: «Эй, эй, куда? Почему так мало?»
Вот и сейчас в ответ на фото она написала: «А что, даже миленько».
«Издеваешься? Их словно бобёр погрыз!»
«Если не нравится, переделай».
Полина была не только оптимистом, но и дипломатом.
Соня засопела носом. Переделай… Легко сказать! Она и на первый-то визит в салон еле выбила у мамы деньги. Три недели драила посуду после завтрака, обеда и ужина. Даже ту мерзкую сковородку, к которой жир прилипал как суперклей. Но она терпела и даже не ныла. Кто же знал, что итог будет таким?
Она ведь надеялась ещё волосы покрасить. Но мама в последний момент пошла на попятную. Не дрогнула даже когда Соня, сжав зубы, предложила дополнительную неделю драить заколдованную сковородку. «Это преступление красить волосы, когда у тебя натуральный блонд», — сказала мама.
Нда, уголовный кодекс был бы гораздо интереснее, если бы в нём были подобные статьи. Мошенничество, побои, автоугон — скукота. Если бы мама стала первым в стране президентом-женщиной, наказывали бы за ужин после девяти вечера, расчёсывание болячек и самостоятельное постригание чёлки… Всё-таки хорошо, что она не интересуется политикой.
Мама любила хвастаться, что чуть ли не до восемнадцати не красилась, не стриглась и сама себе красила ногти. Нашла чем гордиться!
Нет, Соня не намерена ждать до совершеннолетия. Это же ещё целых три года! Раз уж у мамы родилась она, Соня, пусть отдувается. Рожала бы мальчика, раз жалко денег. Сама-то каждый месяц бегает как миленькая и на педикюр, и в парикмахерскую, и на брови. Говорит, что не хочет выглядеть как Джоконда. Мол, может, в шестнадцатом веке и считалось красивым отсутствие бровей, но она никогда не увлекалась исторической реконструкцией.
Мама у Сони и правда немного похожа на Мону Лизу. Особенно когда не успевает записаться к своему мастеру по бровям. Волосы у неё длинные темные, а брови — светлые, как речным песком высыпанные. Хорошо, Соне не надо с этим заморачиваться. У неё брови так брови. Хоть постригай и кисточки из них делай. Все знакомые девчонки завидуют. Их под душем не смоешь, сколько не три.
А ведь начиналось всё так хорошо. Она нашла аккаунт этой маникюрши в соцсетях. У него ещё такое смешное название было — «Гелевые ручки». Как будто магазин канцелярии. Соня даже посмеялась, но фото ей понравились. Цена — ещё больше. Были какие-то скидки, и маникюр выходил едва ли не вдвое дешевле, чем она рассчитывала. И отзывы все как на подбор восторженные. Одним словом, Соня решилась.
Мастер принимала клиентов на дому. Соне открыла дверь женщина примерно маминых лет в полосатом домашнем костюме. Она выдала Соне синие безразмерные тапочки, как из поезда, и проводила в комнату. Брови у неё были чёрные-чёрные. Как будто гуашью нарисованные. И такие же волосы. Может быть, ей мама тоже в детстве запрещала «портить блонд», подумала Соня. И вот она выросла и дорвалась.
Комната была крошечная. Демо-версия комнаты. В неё влезали только шкаф и полированный письменный стол, на котором горела холодным светом LED-лампа и стояли флакончики с лаками разных цветов.
«Чернобровка» усадила Соню на низенький вращающийся стул, который почему-то все время кренился влево, и выдала веер с искусственными ногтями всех цветов. Пока Соня перебирала цвета, хозяйка включила фильм с Брюсом Уиллисом.
Если бы Соня снималась в комедии, то на этом месте нужно было бы сделать стоп-кадр и со словами «Вот тогда-то всё и началось» включить обратную перемотку. Но у Сони не было ни малейшего актерского таланта. Не то, что у Брюса.
Фильм как назло был интересный, и в какой-то момент Соня увлеклась сюжетом. Когда она оторвалась от экрана, ногти было уже не спасти. Они стали квадратными. Квадратнее любого квадрата. Хоть устраивай пальчиковый театр со спектаклем о жизни геометрических фигур.
С цветом тоже вышла промашка. На веере он смотрелся вполне прилично, а вот на Сониных руках… Одним словом, это и впрямь была катастрофа под кодовым названием «Поросячьи квадраты». Ниф-Ниф, Нуф-Нуф, Наф-Наф и ещё семь их братьев. Неф-Неф, Ныф-Ныф. Нюф-Нюф. Хнык-хнык… Соня едва не разрыдалась прямо там, в демо-комнате под сочувствующим взглядом Брюса. Она так долго ждала этого дня, уговаривала маму, а результат вышел такой, что хоть руки оторви да выкинь…
Пружинки внутри Сони всё ещё позвякивали, но бежать уже никуда не хотелось. Она медленно шла по улице, пихая носком кроссовки подвернувшийся каштан. Её на полном ходу обогнал какой-то парень на электросамокате. Осенние листья взметнулись с дорожки ему вслед. Парень был в яркой оранжевой толстовке с надписью на спине «The bestолочь». Надо будет такую татуировку сделать, мрачно подумала Соня. Когда восемнадцать исполнится.
«Ты там живая? Чего не отвечаешь?», — забеспокоилась Полина.
«Пойдешь со мной грабить инкассаторскую машину?»
«Пойду. Только чур не сегодня вечером — у нас гости».
У Полины дома вечно гости, поэтому соучастник из неё никакой. Разве что алиби сможет обеспечить. Скажет, что Соня была у неё в гостях.
«Дурында ты. Люблю», — написала она и получила в ответ смайлик с высунутым языком.
Мама уже была дома. Она выглянула в коридор.
— Ну? Довольна твоя душенька?
Соня молча протянула ей руки с новеньким маникюром. Мама окинула их с видом опытного дерматолога.
— Полинка что ли делала? — подняла бровь она. — Ей стоило бы ещё потренироваться.
— Нет, мастер — убито ответила Соня. Она мрачно размышляла, как правильно называть специалиста по казни ногтей. Палач? Палачка?
Мамина бровь приподнялась ещё на сантиметр.
— Ммм, — сказала она. — А что так коротко?
— Нну… так вышло.
— А цвет? Совсем ужасно, да?
— Ничего, — мама пожала плечами с таким видом, что Соня поняла — она просто не хочет «добивать» её. Ещё раз бросив взгляд на Сонино «поросячье семейство», она исчезла на кухне.
— Переодевайся и есть приходи. Горбушку тебе оставить?
Когда Соня зашла на кухню, мама переворачивала драники на плите. Дразняще пахло жареной картошкой. Мама кивнула Соне на кружку с чаем и горбушку батона на кухонном столе.
— Сгущёнка в холодильнике, — подсказала она, подцепляя очередной драник лопаткой. — Как в школе?
— Нормально…
Соня выковыряла из горбушки мякиш и одну за другой залила внутрь три ложки сгущёнки. Лучшее средство от депрессии.
— Попа не слипнется? — усмехнулась мама, провожая бутерброд взглядом. — Ай! — сковородка мстительно брызнула маслом ей в спину, заставив снова повернуться к плите.
Соня помотала головой и откусила от самодельного пирожного. Сгущёнка тут же потекла на пальцы. Соня быстро наклонила бутерброд, но его заливало как корабль, терпящий бедствие. Несколько крупных капель шлёпнулись на футболку.
— Мам, я к Косте схожу? — пробормотала Соня, пытаясь ликвидировать последствия аварии с помощью полотенца. — Мы с ним договорились.
— А с уроками успеешь? — мама обернулась и сразу заметила затертые сладкие пятна. — И как тебя в гости отпускать, — покачала она головой. — Опозоришь же.
— В гостях я сгущёнку не ем. И варенье тоже, — добавила она на всякий случай.
— Варенье! Это для продвинутого уровня! Ты и чай нормально попить не можешь, — хмыкнула мама.
Соня показала ей язык и открыла ноут. С месяц назад она опрокинула на стол чашку с чаем. Несколько капель попали на клавиатуру. В итоге погибли ноутбуковки «н», «е» и «щ». Соня и не подозревала, что в русском языке такое огромное количество слов с буквами «е» и «н»! Каждое третье! Ну почему чай не залил, например, букву «ё»? «Ы». Или твёрдый знак.
Соня привычно положила между ноутбуком и чашкой свёрнутое рулоном кухонное полотенце. Лучше перестраховаться. Совсем без ноутбука ей оставаться сейчас нельзя. А там скоро мамина зарплата, она обещала дать денег на ремонт. Хотя все нервы вымотала чтением нотаций. Кухонный стол, мол, не место для дорогой техники. Так подала бы пример! Сама уже раза три устраивала потоп, но её ноут ничего не брало — подлодка какая-то.
Но мама хоть и ворчала, но всё же обещала дать денег. Папа же телеграфировал, что у него выплаты по кредитам и «никак, совершенно никак, понимаешь, дочка»? Может, к Новому году, да и то…
Соня понимала. У папы вообще вечные проблемы с деньгами. Иногда Соня чувствовала себя излишне совестливым мафиози, которому нужно выбить долг у бедного игрока в покер, но он все ещё надеется, что должник принесёт деньги сам.
Когда Соня была младше, она удивлялась, как же так — на работу папа ходит, а денег за это не получает. Так же не бывает! Во всем был виноват папин начальник. По словам папы он только и делал, что купался в деньгах.
Соня живо представляла, как из крана в ванную выскальзывают свернутые трубочками купюры, а начальник трёт себе спину мочалкой, сделанной из банковских карточек. Колючая должно быть… Она даже поделилась своими мыслями с мамой, но та только рассмеялась.
Год за годом коварный начальник продолжал забирать папины деньги, но иногда хитрому папе удавалось утаить от злодея несколько купюр. Так было, когда Соне стукнуло восемь. В том году папа вручил ей на день рождения подарок — колготки! Не особо нарядные — темно-синие, кажется, и на два размера больше, но это был настоящий подарок!
А потом Соня выросла. И всё поняла.
После того, как она залила ноут, Соне пришлось вытряхнуть всю копилку и купить самую дешёвенькую клавиатуру. Кнопки у неё были высотой с Эверест, зато имелась миленькая подсветка. Соня положила новую клавиатуру сбоку, вдоль стены и нажимала на ней только три клавиши — взамен «погибших». Все остальные — на ноутбуке. Как будто играла на органe с его бесчисленными клавиатурами.
Надо было написать Косте, спросить, всё ли в силе.
Мама тоже открыла свой ноутбук, поставила рядом чашечку с кофе (бесстрашная, бесстрашная женщина!) и углубилась в чтение. Так они и сидели как в опен-спейсе, разделенные крышками ноутбуков. Вроде вместе, и в то же время нет.
— Мам… Можно я переделаю маникюр? — Соня выглянула из своего микро-офиса.
— В смысле переделаешь? Сама? — рассеянно спросила мама, не отрываясь от экрана.
— Нет, в салоне. Когда ногти немного отрастут. Это не так уж дорого…
— Сначала ноутбук твой починить надо. И ещё ботинки зимние купить, — начала перечислять мама, — Я, конечно, дизайнер, дорогая, но деньги не рисую.
— А жаль…
Наверно здорово быть дизайнером денежных купюр, подумала Соня. Сколько человек видит то, что ты нарисовал — другие художники обзавидуются. С другой стороны, это, наверное, скучно. Вот у мамы каждую неделю что-то новенькое. То магазин, то квартира, то антикафе. Она часами копается в картинках с диванами, шторами, обоями. Делает коллажи, двигает мебель в программе, похожей на игру Sims.
Мама ещё спросила что-то про дополнительные занятия, Соня коротко ответила, а потом драники закончились, и она ушла собираться к Косте.
Костя был лучшим Сониным другом. Даже лучше Полины. И это был единственный факт о Соне, который Полина не знала.
Соня готова была хохотать в лицо тем, кто заявлял, что дружбы между мужчиной и женщиной не существует. Допустим, тебе не повезло, и среди твоих друзей исключительно лица одного с тобой пола. Но как можно отрицать саму возможность такой дружбы? Нет, этого Соня не понимала. Это как отрицать, что на Земле живут эскимосы, только потому что среди твоих знакомых ни одного эскимоса нет. Среди Сониных, например, не было. Обидно. Интересные, наверно, люди.
С Костей они дружили уже целую вечность. Если совсем точно — три года. Страшно подумать, они могли вообще не познакомиться!
Три года назад Костина семья собралась переезжать в другой город. Но когда они уже выставили объявление о сдаче квартиры, Костиному папе предложили новую должность с хорошей прибавкой. Одним словом, Костя остался в той же школе, а в сентябре познакомился с Соней — случайно зарядил ей в лицо волейбольным мячом на тренировке. У него всегда была сильная подача.
Сонин нос уцелел, и потом они целых два года «защищали честь школы» на городских соревнованиях. Правда, прошлой весной Кир Кирыч — их физрук — ушёл в какой-то крутой лицей, а новый учитель оказался фанатом баскетбола. Теперь они максимум собирались усечённым составом покидать мячик на площадке. Несколько человек «отвалились», так всегда бывает, но костяк — Мишка, Зоя, Костя, Соня и ещё несколько человек — остались.
Полина была убеждена, что Костя тайно сохнет по Соне. Она была как раз из тех людей, которые не верят в дружбу между «эм» и «жэ». Везде видела скрытый интерес, тайные влюбленности, треугольники, пятиугольники и прочие тетраэдры.
Умудрилась даже заподозрить Кир Кирыча в романе с директрисой, хотя все крутили пальцем у виска. Директриса была старше Кирыча лет на тридцать. Справедливости ради, в этом случае Полина не ошиблась. Наверно, поэтому физрук и ушёл…
Дверь Соне открыла Костина мама. Соня задрала голову. Мама её друга была немного похожа на мадам Максим из «Гарри Поттера». Она заполняла собой весь дверной проём. При этом даже дома ходила в шлёпанцах на небольших каблуках, словно собственный рост казался ей недостаточным.
Когда Соня приходила к Косте домой, ей казалось, что она попала в дом великанов. В зеркале в ванной она не видела себя ниже подбородка, кружки в доме водились только поллитровые, а Костин компьютерный стул ей каждый раз приходилось опускать сантиметров на сорок. Она как-то заглянула в спальню Костиных родителей, когда их не было дома, и ее весьма впечатлили размеры кровати. На ней уместилось бы штук шесть Сонь. Или четыре Полины.
Костя сидел на диване, обложившись исчёрканными листами бумаги. На голове у него была светлая спортивная повязка, отчего он походил то ли на каратиста, то ли на пациента травмпункта.
— Наконец-то! — обрадовался он, когда Соня зашла. — Ты мне и нужна!
Хорошо, что это не слышит Полина, подумала Соня. Наверняка вообразила бы невесть что.
— Учишься складывать оригами? — Соня собрала в стопку несколько листков и присела на освободившееся место. — Это что? — она пробежалась глазами по тексту на верхней бумажке. — «Город-сказка». Ты теперь праздники у детсадовцев ведёшь?
— Очень смешно, — Костя скорчил гримасу. — Мне нужно сценарий написать к празднику для детей-инвалидов. Что-то про город без барьеров…
Костя был безусловной «маминой гордостью». Активист, волонтёр, отличник, спортсмен. К нему мама отпускала Соню в любое время дня (на ночь Соня не претендовала). Наверно, надеялась, что Костя на неё положительно повлияет.
— А режиссёром кто будет? Кристофер Нолан? Питер Джексон?
— И кто это такая язва у нас сегодня?
— Настроение плохое, — буркнула Соня.
— Что-то случилось?
— Вот, — Соня торжественно протянула ему руки ладонями вниз, демонстрируя Нюф-Нюфа, Хнык-Хныка и других. Костя некоторое время всматривался в квадратные поросячьи спинки.
— Эммм… Руки слишком длинные?
— Сам ты слишком длинный, — Соня показала ему язык. — Ладно, забей.
— Хорошо, — Костя не стал спорить. — Давай к делу. Для начала нужно выбрать музыку для клипа. Нужно что-то бодренькое и не слишком пафосное. Может, про город что-нибудь? Есть же песня, которая так и называется «Город-сказка». «Город-сказка, город-мечта…», — напел он.
Соня закатила глаза.
— Можно что-то менее средневековое? Ты для детей праздник готовишь или для пенсионеров? Давай что-то посовременней, а? Мне кажется, такое даже твои родители не слушают.
— Как раз такое они и слушают. Слушай, я же не Леонида Утёсова предлагаю.
— А это кто?
Костя только махнул рукой. И вдруг хрюкнул.
— Не, про город-сказку не пойдёт?
— Почему?
— Там дальше слова: «Я иду, потому что у меня есть ноги, я умею ходить, и поэтому иду».
Соня не выдержала и тоже рассмеялась.
— Ты ужасный человек!
— Сама что-нибудь предложи! — парировал Костя.
— Надо что-нибудь модное… «Мне не важно откуда дует ветер, лишь бы он не сдувал всякие мои там плюшки и шишки!» — продекламировала она. — Что? — спросила она, заметив выражение лица Кости. — Мне недавно в предложке попалось.
Костя сначала хрюкнул, а потом не удержался и заржал во весь голос. Соня присоединилась к нему.
— Жизнеутверждающе…, — выдавил сквозь смех Костя. — Эх, помощи от тебя…
— Главное, что наши плюшки и шишки не сдувает, — пожала плечами Соня. — Слушай, тебе хоть заплатят за это?
— Предлагаешь поделить мой баснословный гонорар на двоих?
— А можно? Мне как раз пригодились бы деньги.
— Мне тоже. Тружусь на голом энтузиазме, — он развел руками. — Так… давай пока придумаем вступительное слово…
Она успела сделать все уроки. Кроме геометрии.
Скучнейший предмет. Это в младших классах было забавно — вычислять площадь треугольников, зубрить стишок про биссектрису и вычислять объём стаканчика из-под мороженого.
В старших геометрия превратилась в пытку. Даже алгебра на её фоне казалась увлекательной.
Мама геометрию наоборот, любила, и выступала её адвокатом. Говорила, что та развивает пространственное мышление.
По мнению Сони, если геометрия что-то и развивала, так это её художественные способности, потому что во время занятий она частенько рисовала в блокноте. И, если подумать, она не волынила, а тоже занималась геометрией — ведь надо было учесть всё пропорции, рисуя выдающиеся уши математички.
Геометрия должна была быть четвертым уроком. Парная литература и биология прошли довольно спокойно. На биологии Сеню Пашковского вызвали к доске рисовать строение рибосомы. Он намалевал что-то среднее между пакманом и головастиком и подписал крупными буквами внизу: «РЫБА СОМА». Весь класс грохнул.
«Даже двойку тебе не могу поставить, Пашковский, — утирая слезы от смеха, сообщила биологичка. — Держи тройку с минусом — за хорошее настроение».
Сеня пожал плечами, мол, вам виднее, и покосолапил на свое место. Полина, сидевшая с Соней за одной партой, пробормотала: «Вот дурак…». Соня спорить не стала.
На перемене Соня попыталась хотя бы пробежать глазами нужный параграф в учебнике — было задано что-то о векторах — но её отвлекла Ира. Та вечно околачивалась возле их парты и болтала о всякой всячине.
Ира была мелкая как третьеклашка, на физкультуре стояла последней. У неё было круглое щекастое личико и густая челка как у пони. На линейке первого сентября Иру поймала за локоть учительница начальных классов, отчитала за то, что та потеряла воздушный шарик и, наверно, в конце концов поставила бы в угол, если бы Иру не отбила классная.
При этом, как ни удивительно, с личной жизнью у Иры все ладилось. Парней она меняла как перчатки. На одного действующего всегда приходилась парочка запасных. Запасные отирались возле школы, поджидая Иру после занятий. И если та в качестве исключения бросала на кого-то из них заинтересованный взгляд из-под чёлки, надувались от гордости.
У Иры как раз произошла замена действующего парня на запасного. Новенького звали, кажется, Виталик (или Витя?), и она жаждала поделиться новостями. Но Соня коварно оставила Полину отдуваться за двоих и выскользнула в коридор, прихватив с собой учебник.
Она примостилась у свободного подоконника и успела прочитать название параграфа — «Связь между координатами вектора и координатами его начала и конца», когда рядом возникли Катя с Олей. Неразлучная парочка.
Соня ещё не привыкла к новому внешнему виду Оли. Та весь прошлый год проходила блондинкой, а перед девятым классом неожиданно постриглась и покрасилась в темно-каштановый. Теперь они с Катей со спины были как близняшки. Оля и Яло. Катя и Ятак. Но только со спины.
Если спереди смотреть — да что, там спереди — даже сбоку, сразу видно, что они совсем разные. Катя — настоящая грузинская царица. У неё же папа кавказец. Глазищи — во, нос — во, ресницы — по полметра. Только глянет, и у всех откуда-то появляется подсознательное желание падать ниц.
А Оля наоборот — зефирный человечек. Щёки круглые, носик маленький, глаза голубые-голубые, как у куклы. И бровки как волна на зефире.
— А мы вчера на ипподроме были! — сообщила Оля, и сразу стало ясно, что до конца перемены Соне будут рассказывать про лошадей. Надо было остаться в классе и послушать про Витю (или все-таки Виталика?).
Бежать было некуда — разве что в туалет, но учебник геометрии плохо монтировался с этим популярным заведением. Пришлось остаться. Соня слушала одноклассниц вполуха, периодически вежливо кивая и вставляя что-то вроде: «Ммм», «Да ну?» «Вот это да!», «Круто». Она уже в третий раз перечитывала один абзац, пытаясь понять, о чём там речь.
— Ой, ты маникюр сделала? — заинтересовалась Катя. — Покажи!
Соня захлопнула учебник и спрятала руки с поросячьими квадратами за спину.
— Чего ты? Дай посмотреть, ну, — протянула Катя недовольно. Она не любила, когда её не слушались.
— Покажи! Интересно же! — пропищала Оля, хватая Соню за руку.
Давно Соня так не радовалась звонку. Легко высвободившись из мягких Олиных рук, она проскользнула в кабинет. Ира все ещё сидела на её стуле и оживленно что-то рассказывала Полине. Та лениво кивала.
— Ну вот, ты всё пропустила, — выпятила губу Ира, заметив Соню.
— Мне Полина всё перескажет.
Соня подождала, пока Ира освободит её место и плюхнулась рядом с Полиной. Математичка ещё не подошла, и большинство класса торчало в телефонах. Только Пашковский что-то старательно зарисовывал в тетради. Может, Митю Хондрия. Соня представила себе кудрявого паренька в косоворотке, который сидит на берегу речки с удочкой в надежде поймать рыбу сому покрупнее.
— Полин, можешь немного денег одолжить?
Полина потянулась за сумкой.
— Сотни хватит?
— Скорее рублей пятьсот. Есть?
— Вряд ли. Я всё потратила. Мы с Алиской на выходных по магазинам ходили.
Алисой звали Полинину сестру.
— Ясно, — Соня обречённо посмотрела на «свинские» ногти. — А что купила-то?
— Худи! Сейчас покажу, — Полина полезла в телефон.
Тут дверь в кабинет открылась. Все как один вскинули головы, но это была не математичка, а англичанка. В школе её звали Джонни. Она всегда подводила глаза так густо, словно использовала для этого малярную кисть и носила жилет со свободной белой рубашкой. В довершение всего фамилия у неё была Воробьева.
Она открыла дверь в смежный кабинет и за ней цепочкой потянулись «вэшки». Полина толкнула Соню в бок.
— Вижу, вижу, — зашипела Соня.
Всего в паре метров от неё прошел Богдан.
На Соню словно пахнуло свежим морским ветерком. Богдан выглядел так, будто сбежал из книжки про древнегреческой мифологии. Высокий, темноволосый, с уже пробивающими усиками над верхней губой.
Соня ловила каждое его движение.
«Посмотри на меня, посмотри на меня, посмотри на меня!»
— Полин? — вслух сказала она.
— М?
— Слушай, кто там у древних греков был вроде нимф или дриад, только мальчики?
— Сатиры, — пожала плечами Полина. — А это ты к чему?
— Да ну тебя…, — отмахнулась Соня.
Сатиры… Скажет тоже.
Богдан скрылся в дверях кабинета. Он и понятия не имел, что каждый вторник в те несколько секунд, что он идёт от двери до двери, в нем прожигает взглядом дырки одна девятиклассница, сидящая на второй парте. Ну, если быть до конца честным, то две девятиклассницы — Полина занималась выжиганием за компанию.
Последний в цепочке девятиклассник, мелкий и лохматый, как раз-таки смахивающий на сатира, прикрыл за собой дверь. Захлопнул врата рая. Ну почему Соня не в «В»? Она ведь в седьмом классе колебалась, идти ей в гуманитарный класс или с уклоном в естественные науки. И что в итоге? Торчит в своём «А» безо всякой личной жизни.
Стоило Соне уйти в мечты о Богдане, объявилась математичка. И сходу вызвала Соню к доске. Тополь М (она же Марина Михална Тополева) в своем репертуаре — точность наведения на тех, кто что-то не выучил, близится к ста процентам.
Соня с тоской подумала, что это работает геометрическое проклятие. Сначала ногти, теперь это… Хорошо ещё что ей брови не надо делать. А то получились бы в форме правильной дуги или прямого угла…
Как ни странно, она сумела каким-то образом запомнить первые абзацы из параграфа, который читала, хотя между строчками в голове прыгали ипподромовские лошадки. Первые полминуты Соня даже что-то бодро чертила на доске. Но потом «поплыла». Обернувшись на класс, Соня заметила, как Илья, сидевший на третьей парте, подает ей знаки.
«Что?» — спросила Соня одними губами. Вместо ответа Илья поднял тетрадку, в которой чёрным маркером была крупно накорябана формула.
К сожалению, это заметила не только Соня.
— Астафьев! Ещё одно движение, и ты получишь двойку, а твоей подружке я снижу оценку на балл.
Илья с искренним недоумением на лице воззрился на математичку и сделал вид, что просто чесал нос, но стоило той отвернуться, снова развернул тетрадку к Соне.
Промучав Соню у доски почти десять минут, Тополь М смилостивилась.
— Четыре, Софья. С минусом до Антарктики. Имейте в виду, это должно у вас от зубов отскакивать. А теперь Астафьев нам поможет вспомнить тему прошлого урока.
Илья за Сониной спиной, скрипнув стулом, поднялся с места.
Математичка обычно называла Соню по имени, а не по фамилии. Если бы Соня была на её месте, она бы, пожалуй, тоже как делала. Басовитая — та ещё фамилия. Как её только не коверкали учителя… И Басова, и Бессонова, и даже Барсукова. А новенькая учительница физики ещё в сентябре окликнула её в коридоре как Бесноватую. Хорошо никто не слышал! До выпускного бы не отвязалась.
В начальной школе, когда они ещё жили с папой и в другом районе, её звали Совой. Потому что БаСОВитая. И потому что Соня. Сова-сплюшка, в общем.
Вот Илье с фамилией повезло. Астафьев. Максимум букву «т» пропустят.
С Ильёй они дружили даже дольше чем с Костей. Как-то так само получилось. Он когда-то оказался рядом да так и остался.
На уроках Илья сидел прямо у неё за спиной — Соня на второй парте, он на третьей. Из школы они шли тоже одной дорогой — Илья жил чуть дальше, в частном секторе. Полина, разумеется, была уверена, что это любовь. Она везде видела любовь. Словно у неё в глазах были линзы с сердечками.
В один из вторников Богдан, проходя через класс биологии, уронил ручку, и та закатилась под Сонину парту. Полина чуть ли не неделю убеждала подругу, что он сделал это специально. Хотя, когда красная от смущения Соня, протянула ручку Богдану, он даже не посмотрел на неё. Буркнул «спасибо» и исчез вместе с другими своими одноклассниками в «тайной комнате».
«Застеснялся, — убеждала Полина, прижимая руки к груди. — Ах, какие у вас красивые будут дети…». Соня ворчала, мол, какие глупости, но в глубине души перебирала имена… Платон? Арсений? Артём? Если родится девочка, то можно будет назвать Алёна или Марта. Богдану точно понравится!
Но с Ильёй у Полинки вышла промашка. Никаких нежных чувств к Соне, он, разумеется, не испытывал. У Астафьева был вполне успешный роман по переписке с какой-то девчонкой из соседнего города, и Соня давала ему советы из области женской психологии. Например, объясняла, что шутка о том, что вместо кота случайно купил антикота, а его теперь не принимают обратно, может оказаться не очень смешной для того, кто не разбирается в физике.
Дружить с мальчиками Соне нравилось. Они были… честнее что ли. Не приходилось переживать, что друг-парень будет за твоей спиной обсуждать со знакомым, что ты поправилась на пару кило или сделала неудачную прическу.
На самом деле дружить с ними было довольно просто — Соня давно вывела для себя идеальную формулу. Достаточно их слушать, а ещё хотя бы немного интересоваться, чем они увлекаются. Не обязательно разбираться — они тебе сами объяснят всё, что непонятно. Но проявлять интерес — непременно.
Например, футбол. На последнем чемпионате Соня следила за немецкой сборной, и то только потому что ей понравился вратарь — симпатяга, чем-то похожий на Богдана. Ещё она запомнила как зовут тренера — Йоахим Лёв. Забавная фамилия. Что-то среднее между «лев» и «рёв».
Он все время бегал по кромке поля и ругался по-немецки.
Этих знаний хватало, чтобы начать разговор, а потом можно было полчаса кивать с умным видом, изредка вставляя: «Да ну?» «И что в овертайме?» «Ну понятно, что лучше наших».
Главное — слушать. Мальчишкам и так приходится держать лицо и изображать крутых парней перед другими мальчишками. И перед девчонками тем более. Должны же они хоть с кем-то быть самими собой.
Геометрия была последним уроком. Полине нужно было к стоматологу, Ира убежала в парикмахерскую, а Катя с Олей после катания на лошадях передвигалась исключительно черепашьим шагом. Так что из школьных ворот Соня вышла одна.
Возле магазинчика стояла стая одиннадцатиклассниц (да, да, стая, а не стайка! Вы их вообще видели? Загрызут и косточки выплюнут), но они не обратили на Соню никакого внимания.
День был солнечный. Дорога Сони пролегала через частный сектор мимо небольшой церквушки. Купол сиял на солнце как прожектор на стадионе. Церковь поставили тут совсем недавно — видимо, чтобы школьникам удобно было молиться перед контрольными и исповедоваться после курения вейпов в туалете. А может, и учителя сюда захаживали — нервная все-таки работа.
— Сонь, подожди!
Она оглянулась. Это был Илья. Его тёмно-рыжие волосы поблескивали на солнце. Он на ходу закинул на плечо рюкзак.
— Домой? — спросила Соня, когда он поравнялся с ней.
Илья кивнул.
— Спасибо, что подсказал.
— Да брось. Большую часть ты сама вспомнила, — пожал он плечами.
— Я еле успела параграф прочитать. Вчера у Кости зависла на полвечера. Помогала ему сценарий для праздника придумывать.
— Костя, Костя…, — Илья прищурился, — Это же из «Б» класса? Он аниматором что ли подрабатывает?
— Нееет, волонтёрит… Знаешь что, — Соня вскинула указательный палец. — У меня в начале декабря день рождения. Позову тебя, Полину, Костю, пару человек из нашей волейбольной команды, может ещё кого. Придёшь?
— Куда ж я денусь?
Соня улыбнулась. Было бы здорово, чтобы все её друзья наконец перезнакомились. А то их вроде много, но каждый сам по себе. Как набор посуды из разных сервизов. Может, всё сложится, и у неё будет своя компания. Как в сериалах.
— Я тут подработку нашел, — вдруг заявил Илья. — В книжном, возле «Аметиста».
«Аметистом» назывался торговый центр в нескольких остановках от Сониного дома.
— Будешь книги продавать? — спросила Соня.
— Не, раздавать листовки. Пока на месяц, а там посмотрим. Мне на телефон немного не хватает.
— Ааа…, — кивнула Соня. — А я помню, ты вроде программил…
— Я и сейчас. Но всё немного подзаглохло…, — неопределенно заметил Илья, глядя в сторону.
— Мне бы тоже где-то денег взять, — вздохнула Соня.
— Монетизируй свой блог, — Илья усмехнулся. — У тебя же был вроде.
Соня только рассмеялась.
— А что? Я серьезно! Будешь выкладывать какую-нибудь дичь — это сейчас модно. И раскрутишься.
— Дичь — это жаренного на вертеле Илью Астафьева? — прищурилась Соня.
— Не, тушёную сову. Ай! — Илья отпрыгнул, получив пакетом со сменкой по спине. Зря она все-таки в порыве откровенности рассказала ему про свое детское прозвище. — Вот, сними, как лупишь одноклассника. Хайпанёшь, ну?
— Дурак ты, — беззлобно заметила Соня.
Илья сначала на всякий случай держался подальше, но потом они снова пошли рядом.
— А давай тоже в книжный, — неожиданно предложил он. — Я как раз сегодня еду оформляться.
— Не знаю… А если знакомые попадутся?
— Ну ты же не в секс-шоп будешь людей зазывать, — закатил глаза Илья. — Чего стесняться? Хотя там, наверно, платят побольше. Если что, с тебя процент за идею. Эй, снова?!
На этот раз пакет просвистел совсем рядом.
— Считай, повезло, — сощурилась Соня. — Ты во сколько собираешься?
— Часов в пять.
— Ладно, я тебя позже наберу.
Мама была ещё дома, но собиралась уходить. Судя по ярко-красной помаде — на встречу с Гудвином.
На самом деле он был, конечно, никакой не Гудвин, а Олег — то ли Алексеевич, то ли Александрович. Они с мамой познакомились в общей компании. Он сказал, что организует полёты на воздушном шаре, мама заметила, что всегда хотела полетать… Словом, первое свидание у них прошло на высоте десять километров. Потому и Гудвин. Он ещё и в зелёном свитере был — мама фотки показывала. Можно сказать, что у Сони не оставалось выбора. Правда, Гудвином его звала только она. Мама строго — Олегом.
— Куда сегодня? — Соня плюхнулась на диван и закинула ноги на спинку. Мама обычно ругалась на это — говорила, что на обоях останутся следы от Сониных пяток. Но сейчас обошлось без нотаций. Мама была крайне занята — она смотрела в зеркало и рисовала вторую стрелку.
— В кино, — лаконично ответила она и повернула голову влево-вправо, чтобы оценить результат. Видимо, он маму устроил, потому что она аккуратно закрутила крышечку и отложила подводку в сторону.
— Я в кино уже три месяца не была, — как бы между прочим, заметила Соня. — А на этой неделе премьера от «Марвел»…
— У них каждый месяц премьеры. И вообще — все вопросы к твоему дорогому папеньке. Сама знаешь, сколько у нас сейчас дырок.
— Но ты же идёшь…, — Соня прочертила большим пальцем ноги дугу на обоях.
— Меня Олег пригласил. Это другое, — мама взяла в руки толстенькую кисть-кабуки и коснулась пудры.
— Ну да, ну да… Продал пару изумрудов и…
— Софья!
— Я шучу.
Мама оторвалась от зеркала и гневно воззрилась на Соню.
— Шутка хороша один раз, а когда её повторяют каждый день, это уже глупо. И убери, ради бога, ноги со спинки. Сто раз уже говорила.
— Ты слишком серьезная. — Соня фыркнула, но позу не сменила, — Идите уже в свое кино. Надеюсь, это будет комедия?
Мама покачала головой и снова повернулась к зеркалу.
— Кстати, на комоде деньги. Я вчера один проект доделала, и мне перевели гонорар. Это тебе на шапку и шарф. Не на кино! И, ради всего святого, не на ногти.
— А на брови можно?
Мама не удостоила её ответом.
— Можешь съездить в ТЦ и там что-нибудь посмотреть или потом онлайн повыбираем.
— С этого надо было начинать, — Соня села на диване. — Кстати, эта помада тебе не идёт.
— Спасибо за ценное мнение. Только, прошу, выбери что-нибудь приличное. Никаких этих ваших пикачу, кошечек и лисичек. Тебе в конце концов уже пятнадцать.
— Спасибо за идею. А кто такой пикачу?
— Так, я одеваться. Уже опаздываю, — мама упорхнула в спальню.
Когда за мамой закрылась дверь, Соня встала с дивана. На тумбочке обнаружилось несколько купюр. Если купить недорогую шапку, может, даже на новый маникюр хватит… Соня ещё раз пересчитала деньги. Или не хватит?
Проклятые ногти так и лезли в её мысли. Раньше ей казалось, что из-за ногтей могут переживать только недалёкие дурочки. Когда она успела оказаться в их рядах? Так оглянуться не успеет, как начнет разбираться в изгибах нарощенных ресниц. Там вроде есть какие-то L, D… Ааа, откуда эта информация в её голове? Кыш! Кыш!
Она снова упала на диван и уставилась в потолок. Похоже, нужно звонить Илье. Интересно, сколько сейчас платят за раздачу листовок?
Соня опоздала минут на пятнадцать, но Илья ничего не сказал. «Так как был очень воспитанный», — прозвучал в ушах у Сони голос мультяшного зайца из «Винни-Пуха». Может, сказал бы потом, пока они стояли на остановке, но маршрутка приехала практически сразу — и даже полупустая.
До «Аметиста» добрались без пробок. Когда они только отъехали от остановки, начало моросить. Мелкие капли, похожие на прозрачных божьих коровок, деловито поползли по стеклам автобуса.
Соня успела подумать, что надо было брать зонт, но вскоре капать перестало. Или они просто уехали от дождя. Оставшиеся «коровки» сбились в стадо внизу стекол, словно недоумевая, что им делать дальше.
Илья выскочил первым и галантно протянул Соне руку, но та уже выпрыгнула самостоятельно. Он посмотрел на фитнес-браслет.
— Ещё полчаса.
У самого входа в торговый центр был припаркован небольшой автомобильчик-магазин, с которого торговали кофе. Перед ним успела выстроиться небольшая очередь. С кофе у Сони были сложные отношения. Она его любила, но от хорошего кофе у неё начинала болеть голова, а от плохого — желудок. От среднего же — и то, и другое.
Прохладный ветерок взъерошил Соне волосы.
— Зайдём внутрь?
Илья недоверчиво прищурился.
— Зачем это?
— Мне шапку купить надо, — призналась Соня, принюхиваясь к ветру с легким кофейным запахом.
—Началось, — вздохнул Илья. —Женщина, близость магазинов ударила тебе в голову? Ты чувствуешь непреодолимое притяжение вешалок и полочек? Борись с этим! Выпей лучше кофе.
— Мне нельзя. И вообще, ты же сказал — ещё полчаса!
— Ага. А выйдем мы из ТЦ, когда уже стемнеет. Что я, никогда с мамой и сестрой по магазинам что ли не ходил? — фыркнул он. — Это ты Косте своему заливай.
— Я быстро! — сказала Соня. — Хочешь, можешь на лавочке подождать. Тут или внутри.
— Нет уж. Должен же тебя кто-то контролировать. Пошли, — Илья поправил лямки рюкзака — Найдем тебе шапень.
Знал бы он, как скоро пожалеет о своих словах! В первом магазине Соня перемерила с дюжину головных уборов, но, как водится, ни один ей не понравился. Сначала Илья ещё подавал реплики вроде: «О, норм», «Берем?» «Ещё одна? (глубокий вздох)». Потом просто молча доставал шапки с верхних крючков, до которых Соня сама не могла дотянуться.
Мужчины… Что они понимают в выборе шапок! Нацепят на голову какое-нибудь недоразумение, похожее на шкурку гигантского головастика — и пошли танцующей походкой Криса Хемсворта. А ты подбирай шапку под цвет глаз, под цвет волос, под цвет куртки, под цвет ботинок, под цвет настроения… Только найдешь идеальный цвет, окажется, что в этой шапке ты похожа на Шрека.
— Ну как, определилась? — не выдержал Илья семь шапок спустя.
Соня покачала головой, придирчиво осматривая второй и шестой экземпляры.
— Вроде вот эти две ничего, но я сомневаюсь…
— Они чем-то отличаются? — Илья прищурился.
— Ладно, пойдём дальше, — решилась Соня. — И нечего корчить рожи, я предлагала тебе посидеть на лавочке.
— И прыгала бы ты тут, — проворчал он. — Пошли.
В следующем магазине, убедившись, что все шапки висят в Сониной доступности, Илья демонстративно отправился в мужской отдел. Стоило ему отойти, как тут же нашлась идеальная шапка. Приятного горчичного цвета, без помпона — помпоны Соня терпеть не могла — да и ещё с шарфом и перчатками в комплекте.
Шикарно будет смотреться с её зелёной паркой. Соня взглянула на ценник — выданных мамой денег как раз хватало. Девушка на кассе шустро открепила от шапки, шарфа и перчаток чёрные «антиугонные» диски.
— Две триста.
Соня растерялась.
— Вы уверены? Там вроде бы другая цена была написана…
Девушка сверилась с ценником и показала его Соне.
— Эта?
— Да! — обрадовалась Соня.
— Это за шапку и шарф. Перчатки в комплект не входят.
Ситуация стала неловкой.
— Сейчас, — шепнула Соня и начала шарить по карманам, хотя сама прекрасно знала, что там одна мелочь. Но вдруг какой-то незнакомец тайком подложил ей в карман восемьсот рублей, пока она ходила из магазина в магазин? Бывают же чудеса!
Девушка терпеливо ждала, благо других покупателей возле кассы пока не было. Илья наконец оторвался от созерцания джинсов и толстовок и подошел к Соне.
— Все нормально?
— Сказали, перчатки в комплект не входят, — виновато пояснила Соня.
— Ну, возьмёшь в следующий раз, — пожал плечами Илья.
— Да, наверное…, — Соня вынула руки из карманов. Заветные несколько сотен там так и не материализовались. — Пока возьму шапку и шарф.
Видимо, Илья что-то такое уловил в её голосе, потому что сказал:
— Знаешь что? Давай я за перчатки заплачу. Сколько они стоят?
— Они? Погоди… Нет, не надо! Ты чего? — растерялась Соня.
Девушка-продавец, успевшая вынуть из пакета перчатки, вздохнула:
— Молодые люди, определяйтесь быстрее.
— Берём, — уверенно заявил Илья. — Это будет подарок, — он повернулся к Соне. — Тебе на день рождения. Так мне по крайней мере не придется ломать голову, что тебе подарить.
Соня посмотрела на перчатки. Потом на Илью. Потом снова на перчатки.
Рассуждал он логично. Разве плохо, если он действительно сделает подарок чуть раньше? Он же не просто так ей что-то покупает. У него действительно есть повод. Надо будет после первой зарплаты тоже что-нибудь купить Илье. В знак благодарности.
— Ты уверен? — спросила она на всякий случай.
— Ага. И давай уже скорее, а то опоздаем.
Илья протянул продавщице несколько купюр. Та, еле сдерживая улыбку, положила перчатки в пакет и протянула его Соне.
— Носите с удовольствием, — сказала она и все-таки улыбнулась.
— Спасибо, — сказала Соня сразу девушке и Илье.
Чувство неловкости всё ещё висело в воздухе, когда они выходили из торгового зала, но быстро рассеялось. Всё складывалось как нельзя лучше. А если с подработкой получится, она вернет Илье деньги. Пусть поломает голову над подарком для неё, а то легко отделался!
Они прошли по длинному коридору ТЦ, но перед крутящимися дверями Илья вдруг так резко затормозил, словно врезался в стеклянную стену.
— А, чёрт! — сказал он. — Мне же нужно было в один магазин… Подождёшь?
— Мы же опаздываем, — съехидничала Соня.
— Чья бы шапка мычала. Я гляну, есть у них одна штука для компа или нет, и вернусь.
Соня вздохнула.
— Это далеко?
— На третьем этаже. Ты со мной?
— Не. На улице тебя подожду. Тут жарко, — она демонстративно несколько раз взмахнула рукой, разгоняя воздух.
— Ладно. Если что, наш книжный через дорогу.
И Илья помчался к эскалатору. Соня же направилась к двери-«вертушке». Пропустила вперёд полную девушку в сине-белой толстовке, похожую на банку со сгущёнкой и вышла на улицу. При мысли о сгущёнке захотелось есть.
Начало темнеть. Воздух стал мутным, как речная вода. Фонари уже включились, но работали почему-то вполсилы. Мир в сумерках выглядел полуразмытым, как акварельная картинка. Вот проехал в сторону центра позвякивающий призрачный трамвай, плавно притормозили на светофоре призрачные автомобили.
На другой стороне улицы Соня заметила вывеску книжного — наверно, того самого, о котором говорил Илья.
Гулять по книжным Соня любила. Правда, чаще всего выходила из них без покупок. Просто листала книги и фотографировала понравившиеся. А уже потом дома заказывала через интернет.
Как ни странно, на книги мама ей стабильно выделяла деньги. Правда, не так много, как хотелось бы — получалось покупать всего одну-две в месяц в зависимости от цены. Но уже что-то.
Вот у Полины была шикарная библиотека — только в электронном виде. К бумажным книгам подруга была беспощадна. И вечером их читать неудобно — нет встроенной подсветки, и таскать тяжело, и шрифт нельзя под себя настроить…
Соня с Полиной не спорила, но в глубине души была несогласна. Подсветка подсветкой, но как же запах, шелест страниц, иллюстрации? Хотя, может, электронная книжка — это и впрямь удобно? У Сони такой не было, и то, что Полинка перекидывала ей, она обычно читала с экрана телефона.
Илья где-то застрял. Ага, «только спросить», как же. Наверно, уже спорит с консультантом по поводу количества ядер, ёмкости аккумулятора или преимуществ одного процессора над другим. Мужчин вообще нельзя пускать в компьютерные магазины — они там застревают не хуже, чем женщины в магазинах с одеждой. На сообщения в вотсапе Илья не отвечал.
Рядом с книжным на противоположной стороне дороги Соня заметила небольшую пекарню. Пока Ильи всё равно нет, можно успеть перехватить булочку. Как раз загорелся зелёный, автомобили встали. Она перешла дорогу и остановилась перед трамвайными путями.
Телефон пиликнул. Наверное, Илья прорезался. Нет, Полина.
«Забыла тебе сказать, маникюр у тебя отличный. Такая форма сейчас самая модная».
Вот врушка.
«Я знаю, что он ужасен, — быстро напечатала Соня. — Могла бы честно сказать».
«Это ты его таким видишь. А надо обращать внимание на хорошее».
«Ага, ногти есть и на том спасибо», — усмехнувшись, напечатала Соня. Она оторвалась от телефона и быстро посмотрела по сторонам. Где-то далеко покачивался трамвай, слегка похожий на виляющего попой французского бульдога, который спешит по тропинке.
Неожиданно за её спиной яростно засигналила машина, а потом раздался глухой звук удара. Кто-то ахнул. Что если это сбили Илью??
Соня резко обернулась. Позади неё к боку троллейбуса «приклеился» чёрный кроссовер. Судя по всему, троллейбус отъезжал от остановки, а водитель иномарки, ехавший в левом ряду, этого не учёл.
Трамвай был уже близко. Перебегать дорогу Соня не любила после рассказа папы, который едва не попал под поезд, застряв ногой между рельсов на стрелке. Ему пришлось разуваться и убегать от поезда в одном ботинке. Хорошо, успел. Правда, домой потом шёл босиком. После того, как по ботинку проехало восемьдесят девять грузовых вагонов, восстановлению он уже не подлежал.
Соня сделала шаг назад, уступая дорогу трамваю и вдруг почувствовала, что съезжает вниз, прямо к рельсам. Ноги оказались на небольшом склоне, скользком от недавнего дождя. Она судорожно замахала руками, пытаясь удержаться, но кеды повели себя как ледянки на накатанном склоне. Пакет с шапкой взмыл в воздух и шлёпнулся ровно между рельсами.
Трамвай грохотал уже совсем рядом. Кто-то заорал: «Стой, стой!». Кажется, Илья. Голос был очень похож. Соня изо всех сил оттолкнулась от рельсов ногами, но её развернуло. Трамвай с грохотом наехал на рукав её куртки. Соня успела только подумать, что такое уже не зашьешь. Придется покупать новую. Мама будет страшно ругаться… Куртка-то совсем новая — и месяца нет.
Трамвай почему-то встал, хотя остановка была ещё далеко. Двери открылись и выбежали люди. Они орали, как во время митинга. Особенно надрывалась тощая черноволосая женщина в ярко-красном пальто. Она рыдала как плакальщица на похоронах, и одной рукой всё пыталась стянуть с себя шарф, а он только затягивался сильнее. Во второй руке она держала смартфон.
К Соне подскочила полная женщина в оранжевом жилете.
«Откуда ты взялась? — закричала она, нависнув над Соней. — Откуда?»
— Из дома, — испуганно прошептала Соня.
Оранжевую женщину аккуратно отодвинул пузатый мужчина в синей дутой куртке, из-за которой он казался ещё пузатей. Он помог Соне подняться. При этом едва не грохнулся в грязь рядом с ней. Он пощёлкал у Сони пальцами перед лицом.
— Ты как, слышишь меня? Живая? Живая? — всё повторял он. Соня замотала головой. Всё выглядело не по-настоящему. В сумерках вообще всё выглядит не по-настоящему.
— Нормально…, — отозвалась она, вяло пытаясь освободиться от крепких объятий мужчины, но тот мёртвой хваткой держал её за талию. — Рука только…
Правая рука действительно жутко болела, наверно, она ободрала её, когда падала. Или зацепилась об колесо.
Сонин пакет по-прежнему валялся между рельсов под брюхом у трамвая. Она потянулась было за ним, но мужчина почему-то не пустил её.
Соня хотела возмутиться. Она дернулась, силясь освободиться из хватки пузатика. Но тут силы окончательно её покинули, и она повисла у мужчины на руках. Соня почувствовала, что вся мокрая, особенно с правого бока. Наверно, упала в лужу.
— Пакет… мой…, — пробормотала она. Молодой человек, очень похожий на Илью быстро наклонился и вытащил из-под трамвая Сонин пакет и ещё что-то странное… похожее на ободранную перчатку.
— Вызовите уже «скорую»! — крикнул кто-то.
— Господи Иисусе…
— Уже!
— Девочка, девочка, скажи номер своих родителей!
—Соня! Сонька!
— Вы знакомы? Надо срочно позвонить ее родителям!
Перед Соней снова появилось лицо молодого человека, который был один в один Илья. Он держал в руках пакет, ту странную перчатку и смотрел на Соню с каким-то искажённым лицом. Как на зомби. Неужели она так плохо выглядит?
Смотреть на это лицо было не по себе, и Соня опустила глаза на странную перчатку. И внезапно поняла…
— Держите ее, держите! Давайте в трамвай! Эй! Нужен жгут! Скорее же! Эй, девочка, очнись! Очнись, девочка!
— Я была в кино, понимаете? Смотрела этот чёртов фильм. Совсем рядом была, зал был в том торговом центре, у которого всё произошло. Я смотрела фильм, смеялась, а совсем рядом моя дочка… Я недавно актера из этого фильм в рекламе увидела, не представляете как меня затрясло…
— Ну что вы… Вы не виноваты…
Соня открыла глаза. С потолка ей заговорщицки подмигнула люминесцентная лампа.
— Виновата! Я должна была уберечь её!
Зажурчала вода. Кто-то наполнял кружку.
— Но вы же не Господь Бог!
— Но я её мать… Сонечка! Соня, ты проснулась!
Соня только плотнее сжала веки. Снова мама рассказывает эту историю… Надоело… И в главной роли опять мама. И картинка такая… киношная… Неожиданный звонок, неприятное известие, героиня мчит в больницу и кидается к докторам с криком: «Ну как она??» И напряженная музыка с потолка: взвизги скрипки, мычание контрабаса…
Ну конечно, в палате же новенькие. Соня закрыла глаза, но было поздно. Мама присела на корточки рядом с изголовьем кровати и дотронулась до Сониного плеча.
— Соня?
Соня изо всех сил изображала спящую. Даже Спящая красавица не сыграла бы эту роль так достоверно. Она или почесала бы нос, или дернула бы ногой…
— Сонечка! Дочка! — мама всхлипнула и вдруг разрыдалась. Как маленькая. Как в тот первый день, когда Соня только-только очнулась от наркоза.
Да что с ней сегодня такое? Мало внимания?
Вчера, казалось бы, почти отошла. Даже решала по телефону рабочие вопросы. Один раз даже засмеялась — Соня точно слышала. А сегодня всё сначала?
Соня нехотя открыла глаза. Вообще в их отделении мамы лежали только с малышами, но Сонина мама подняла какие-то связи и теперь сидела у Сони все дни до вечера. Только на ночь уходила.
Мама вытерла слёзы рукавом кофты. Глаза у неё были опухшие, как будто она два часа подряд резала лук, а в перерывах накладывала на глаза чесночные маски. Ни стрелок, ни помады, ни тональника. Интересно, Гудвин уже видел её в таком виде? Если да, он уже наверно сел в свой воздушный шар и улетел подальше.
Но маме сейчас было явно не до Гудвина. Она взяла Соню за руку.
— Как ты, милая?
— Нормально, — пробормотала Соня, лишь бы мама отстала.
Рядом с соседней койкой на табурете сидела полная белобрысая женщина в синем халате — тётя Оля. Мама Вадика. Вадика перевели сюда из районной больницы. Вадику четыре. Он свалился с горки в детском саду и сломал себе ногу в трех местах. В общем, Вадик редкий везунчик.
Теперь его нога напоминает конструктор. Из неё то там, то сям торчат железяки. Одна штанина у него отрезана — всё равно она вся в дырках от этих штырей. А под второй прячется здоровая нога.
Вадик прыгает на ней как воробушек. Его знают все медсестры на этаже. Вадик всех очаровал. Они уже вздыхают, как будут скучать, когда его выпишут.
А в соседней палате лежит Мариам. Маша. Ей разодрал руку алабай. Было всё так — Маша вышла погулять со своей собакой — Бантиком, а Бантик нашёл дыру в заборе и решил зайти в гости к соседям. Маша бросилась за ним, перелезла через забор, а там этот алабай. Подумал, наверно, что Маша — вор. Хотя Маша на вора не слишком похожа, но алабай — это всего лишь шестидесятикилограммовая псина, а не специалист по физиогномике. Хорошо хозяин пса был дома и сразу выскочил на крики.
Кстати, на Бантике в итоге — ни царапины. Он ещё успел этого алабая за заднюю лапу тяпнуть, пока хозяин его от Маши оттаскивал. Слабоумие и отвага в пропорции три к одному.
Теперь на левой ладони у Маши пятнадцать швов. И два пальца не гнутся. Это Соне мама рассказала. Она тут уже со всеми перезнакомилась.
Мама почему-то считает, что Соне интересны эти истории. А она не хочет, не хочет знать, кто и как покалечился. Соня сама себе стыдится в этом признаться, но она страшно завидует Маше. Потому что у той осталась рука. Кого волнуют пятнадцать швов, когда у тебя есть пальцы? У Сони теперь на правой руке пальцев нет. Не рука, а огрызок. Вернее, культя.
Культя. Нелепое слово. Будто из книжки про Первую мировую войну. Разве может быть культя у пятнадцатилетней школьницы?
Врач сказал, что Соне повезло. Потому что культя у неё длинная, и на неё потом проще будет крепить гильзу протеза. Гильзу. Причём тут гильза? Она же не собирается себе ручной пулемет приделывать, как у суперзлодеев в комиксах… Так и сказал: «Вам, дорогая моя, повезло». И даже улыбнулся. Как будто комплимент сказал. Вроде, «ах какой у вас замечательный цвет волос» или «что за талия, просто чудо».
Было это на третью неделю заключения в этом заведении.
Соня его сразу возненавидела. За одну секунду. Как будто она бутылка с колой, и в неё бросили таблетку «Ментоса». Бах! Взрыв, брызги!
А врач улыбался, рассматривал Сонину руку и всё бормотал: «Отлично, хорошо заживает». Но потом резко перестал улыбаться и наоборот, нахмурился. Неужели увидел ядерные грибки в Сониных глазах? Он сердито посмотрел на Сонину маму.
— Можно вас на минутку?
Мама поспешно выбежала за ним в коридор, и тут же раздались крики. Соня никогда бы не подумала, что этот улыбчивый врач может так кричать.
— Вы с ума сошли?? Вы бы ещё циркулярную пилу или опасную бритву притащили! — надсаживался он. — Вы вообще, головой своей думаете?
Мама вернулась в палату бледная, как снег, забрала с тумбочки маникюрные ножницы, которые приносила, чтобы постригать Соне ногти, и положила в сумочку. Соня сделала вид, что ничего не заметила.
Нет, думала она, конечно, обо всяком. Но чтобы всерьёз…
Когда Соню выписали из реанимации и отдали ей телефон, там было больше ста пропущенных. Больше половины — от Полины. Соня некоторое время вертела телефон в руке, не зная, что делать. Удалиться из всех соцсетей? Запилить фото с культёй на аватарку?
Соня открыла в вотсапе чат с Полиной. Сразу отмотала вверх от всех этих восклицательных знаков, и минут сорок читала сообщения из той жизни, когда она ещё была нормальной. Рассматривала фото.
«Пойдешь со мной грабить инкассаторскую машину?»
«Куда же ты без меня! Только чур не сегодня вечером — у нас гости».
«Я живая», — написала она. Для начала пойдет.
Телефон сразу словно проснулся и начал трезвонить, но Соня упорно сбрасывала звонок за звонком. Словно стряхивала градусник. Наконец телефон затих и тут же пришло сообщение в вотсап.
«Возьми трубку!»
«Не хочу говорить», — честно написала Соня.
«Ты как? Ты в порядке?»
В порядке?? Соня на мгновение задумалась — может Полина не знает? Хотя, нет, невозможно. Все уже давным-давно в курсе.
«Ты ведь знаешь?» — спросила она.
Полина печатала сообщение почти десять минут.
«Угу. Трындец, конечно. Но главное, что ты живая, Сонь. Наверняка лет через пять уже придумают, как обратно людям руки выращивать. Эксперименты вовсю ведутся, я читала.
Сонь, ты там главное в депрессию не впадай, ладно? Я бы тебе все лично сказала, но ты трубку не берешь. Слушай, только не бей меня, ладно? Но это всего лишь рука. Я как представлю, что ты под этим трамваем умереть могла, сразу рыдаю.
Возвращайся к нам скорее! И даже не смей волноваться, кто что скажет. Мы тебя любим».
«Сонь, ты тут?»
«Чего не отвечаешь?»
«Сонь, ну прости, если я что-то не то ляпнула. Я тебя очень люблю»
«Сонька!»
Соня выключила на телефоне звук и аккуратно положила его на тумбочку. Экраном вниз, чтобы не видеть, как приходят уведомления.
Значит, «всего лишь рука». У Сони задрожала нижняя губа. Это было почему-то даже хуже, чем мамины слезы. И это только начало.
Сейчас её начнут убеждать, что рука — не такая уж важная штука. Что она ещё будет счастливой. Будут приводить в пример Ника Вуйчича или кого-нибудь из паралимпийцев… Как назло, Соня не смогла вспомнить ни одной фамилии.
Да никогда она уже не будет счастливой! У неё была рука! Красивая такая, с пальцами! А теперь эта дурацкая бесполезная культяпка!
Она, конечно, не знаменитый пианист, но могла бы стать хоть каким-то пианистом. Научиться играть на гитаре. Стрелять из лука. А волейбол? Как же волейбол??
Соня изо всех сил прикусила большой палец на левой руке, чтобы не расплакаться. Но слезы полились сами. Хорошо, что мамы рядом не было — она как раз вышла позвонить.
Когда она вернулась, они вместе пошли чистить зубы. Пока Соня угрюмо разглядывала своё отражение в маленьком замызганном зеркальце, мама выдавила пасту на щетку и вручила Соне. Потом протерла ей лицо полотенцем. Это Соня могла сделать и сама, но для мамы она теперь была совершенно беспомощным существом. Мама её причесывала, умывала, помогала переодеться. Порывалась даже в туалет с ней ходить, но всё же сдержалась. А Соня особо и не спорила. Ей хотелось одного — умереть.
Она провела в больнице неделю, когда приехал папа. Соня подумала, что это мама заставила его прийти, но нет. В кои-то веки сам проявил инициативу. Папа был в бахилах — почему-то розовых — и одноразовом халате. На голове — белая медицинская шапочка. Он очень долго шёл к Сониной кровати, как будто пол палаты был заминирован.
— Привет, — сказал папа.
Морщинки у него на лбу скукожились «ёлочкой». Выглядело это так, будто ему очень больно. Может, шапочка давит? Резинка тугая или ещё что…
Папа покосился на Вадика, который валялся на кровати с планшетом и смотрел какой-то фильм.
- Может выйдем?
Соня мотнула головой. Она старалась без надобности не соваться в коридор. Там все сразу утыкались взглядами в её перебинтованную руку. И шёпотом, думая, что она не слышит, обсуждали за спиной. Это ждёт её там — во внешнем мире. Но торопиться туда Соня не собиралась.
Папа ещё раз зыркнул на Вадика, пробормотал «Ну ладно» и присел на Сонину кровать.
— Ты как тут? — «ёлочки» на лбу скорбно дернулись.
— Нормально, — соврала Соня.
— Что врачи говорят?
— Что мне повезло, — Соня не удержалась и фыркнула. Но папа почему-то не улыбнулся, а понимающе закивал.
— Ну да, ну да… Я только не понял, почему тебе руку обратно не попытались пришить.
Соня почувствовала, что начинает злиться. Папа вообще понимает, что задает ей вопрос, из-за которого она не спит уже которую ночь?
Она нашла в интернете историю о литовской девочке со странным именем Раса, которой отец случайно косилкой отрезал ноги. Качественно так отрезал: ноги — отдельно, девочка — отдельно. Так как её спасали! Соне такое и не снилось!
Ноги обложили замороженной селедкой — чтобы они не попортились дорогой, и отправили Расу из Литвы в Москву. И двенадцать часов спустя пришили их. Как Айболит тому зайчику из сказки.
И сейчас эта Раса ходит и даже бегает. Работает, замуж вышла. Соня видела фото — обычная улыбающаяся женщина. А случилось это — на минуточку! — почти сорок лет назад в каком-то богом забытом колхозе.
А ей, Соне, не смогли помочь! В городе миллионнике, в пятнадцати минутах пешком от больницы! Да и до Москвы сколько там лететь — часа два? Два с половиной?
И вообще, сейчас уже должны уметь новые руки на биопринтерах печатать. Хоть с десятью пальцами, хоть фиолетовые в крапинку. Видимо, проблема в том, что ни у кого из пассажиров трамвая не оказалось с собой замороженной селедки. Или хотя бы минтая.
— Сказали, что невозможно было, — наконец ответила Соня. — Что рука упала в грязь и ещё трамвай по ней… В общем, без вариантов, — она запнулась.
— Сказали они…, — пробурчал папа. — Если бы ты дочка президента была, наверно, уж вычистили бы и пришили.
«Но я всего лишь твоя дочка», — подумала Соня.
— Я чего сказать-то хотел, — спохватился папа. — Если нужна будет помощь при оформлении, ты говори. У меня там школьная приятельница работает, постараются тебя без очереди. Я с ней уже созванивался…
— При оформлении?
— Инвалидности.
Повисла тишина. Соня сосредоточенно рассматривала стенку за папиной спиной.
— Я теперь буду… инвалид?
Это слово будто оттолкнулось от свежепокрашенных стен палаты и заметалось по комнате, ища выход. Как муха, которая бьётся о натяжной потолок. «Ин-ва-лид», «ин-ва-лид».
— Это только бумаги, — занервничал папа. — Чтобы тебе льготы получать. Там ещё выплаты какие-то, я пока не уточнял, сколько. И протез должны дать.
— Протез?
— Да я толком сам не знаю. Как выйдешь отсюда, запишем тебя к моей знакомой, она тебе всё расскажет.
— А…, — сказала Соня.
«Ин-ва-лид». Мерзкая жужжащая муха.
— Слушай, — папа заелозил по краю кровати. — Я бы с удовольствием помог деньгами, но сейчас с ними полный швах. У меня в этом месяце простой три недели был и… Я, в общем, плюнул и к своему товарищу ушёл. Но зарплата теперь только в конце месяца… А на мне ещё два кредита висит…
Соня молча слушала.
Папа шумно выдохнул, а потом зашарил по карманам. Достал две мятых тысячных купюры. Одну аккуратно сложил и сунул обратно в карман, вторую протянул Соне. По папиным меркам это было очень щедро.
— Вот, возьми пока. У вас тут буфет есть? Может, шоколадку захочется или ещё чего там…, — он зачем-то похлопал себя по карману, как будто проверяя, не выпадет ли вторая тысяча. — И пиши, если что. Я постараюсь придумать что-нибудь…
— Пап…
Папа вытащил телефон из заднего кармана и посмотрел на экран. То ли ждал звонка, то ли проверял, не засиделся ли.
— Бабушка тебе привет передавала, — сказал он, с трудом оторвав глаза от экрана. И снова уставился куда-то в район Сониных ключиц.
— Папа, — повторила Соня требовательно, и он наконец посмотрел ей в лицо. В семье как-то негласно считалось, что от мамы Соне достался только цвет волос, а в остальном она вылитый папа. Соня особо с этим не спорила, тем более папа считался красавцем, это даже мама признавала. А что тут спорить — носы одинаковые, глаза тоже — серые, «мраморные», как говорила бабушка. Брови, уши, губы…
Но сейчас ей показалось, что она совсем на него не похожа. Ну вот ни капельки. Папа не изменился, он был такой же, как обычно, но какой-то некрасивый, старый. Даже Гудвин — о, ужас! — показался ей симпатичнее. Соня даже забыла, что хотела сказать.
— Спасибо, что зашёл, — проговорила она.
Папа словно ждал этих слов.
— Мне вообще-то пора, — он поднялся. — Работа, понимаешь…
Соня понимала. Папа встал, одёрнул халат. Потом вдруг наклонился к Соне и крепко её обнял. Таких проявлений чувств с его стороны не случалось уже лет десять, так что она даже оторопела. Папа, впрочем, тоже явно чувствовал себя неловко. Он похлопал Соню по спине, как старого друга, и заметно вздрогнул, когда случайно задел её правую руку. Половину руки.
— Не больно? — торопливо спросил он.
Соня покачала головой.
— Это хорошо. Всё заживёт. Будешь как новенькая. Ты не раскисай тут, Суперсоник. Ага?
— Ага — эхом отозвалась она. Суперсоник. Так он её звал когда-то давно. Слишком давно.
Папа ещё немного потоптался возле Сониной кровати и вышел.
Раскиснешь тут… Разве кисель может раскиснуть ещё больше?
Ночью Соня проснулась от того, что кто-то тихо плакал. Сначала ей показалось, что это Вадик, но потом она поняла, что это его мама — тётя Оля. Вечером врач ей сказал, что Вадик скорее всего останется хромым и они с Сониной мамой долго шёпотом обсуждали эту новость в коридоре.
В другое время Соня пожалела бы её, но сейчас она была зла. Здесь, в больнице, если она просыпалась ночью, то потом долго — часа по два — не могла уснуть. В голову сразу как уховёртки шустро залезали переживания.
Они словно только и ждали на подушке, потирая свои хелицеры и тонкие лапки. Стоило Соне проснуться, эти мелкие тварюшки спешили к ней. Ты никогда не сможешь водить автомобиль, шуршало у неё в одном ухе. В твоей жизни больше не будет волейбола, пищало в другом. Да ты даже пару слов на бумаге теперь написать не сможешь!
Взъерошивая волосы, с грацией крупной анаконды, ползала мысль о том, что её теперь никто не полюбит.
Ни-ко-гда, ни-ко-гда, ни-ко-гда — шелестели многочисленные лапки. Соня переворачивалась на другой бок и мысли-уховёртки, пища, сваливались с кровати, но тут же из-под матраса вылезали новые. Ещё и рука принималась зудеть.
— Нашла, где плакать…, — пробормотала Соня.
У мамы Вадика, похоже, был хороший слух, потому что плач сразу стих. Но Соне было не до угрызений совести. В тишине на неё, перебирая лапками, набросились переживания.
В жизни Сони был только один день выписки. Когда её вместе с мамой выписывали из роддома. Никаких воспоминаний от того дня у Сони, разумеется, не осталось. Если не считать видеозапись, на которой она вопит, как резаная, пока медсестра натягивает на неё один предмет одежды за другим.
В последний раз это видео пересматривали лет семь назад, перед тем, как родился её двоюродный брат Матюша. Матюша тоже орал, но тётя Таня решила, что одного раздирающего перепонки видео на семью достаточно, поэтому ограничилась фотографиями.
Теперь Соню выписывали из больницы во второй раз. И снова она одевалась не сама. Мама помогла Соне натянуть куртку и теперь с сосредоточенным видом застегивала кнопки.
Соне очень хотелось орать. От души — как пятнадцать лет назад в роддоме. Но было нельзя.
— Так, теперь шнурки, — вздохнула мама и присела на корточки перед дочкой. Проходившая мимо пожилая санитарка неодобрительно покосилась на Соню.
— Совсем уже…, — донеслось до её ушей. Соня поёжилась и поглубже спрятала покалеченную руку в карман.
— Ну вот и всё, — немного запыхавшаяся мама поднялась на ноги. — Фух, жарко. Ничего, купим ботинки на молнии или на липучках. Пойдем. Давай мне пакет.
— Я сама, — Соня крепче сжала левую ладонь.
Мама чуть помедлила, потом мотнула головой.
— Идём. Олег уже ждёт.
— Ну вот только его мне не…, — скривилась Соня.
— Хорошо, поедем на автобусе, — как-то слишком легко согласилась мама и поправила ремешок сумки, сползавший с плеча. Такого поворота Соня не ожидала.
— Ладно, — пробурчала она. — Он ведь уже приехал…
Мама придержала перед Соней дверь, и они вышли на улицу.
Было начало ноября. Пару дней назад выпал снег и теперь местами посреди грязи виднелись белые пятна. Как будто у земли витилиго.
Гудвин, он же Олег, стоял возле своего зелёного «Ниссана». В руках он держал букет в красной оберточной бумаге. Кажется, розы. Из-за упаковки было не разглядеть. Он совсем что ли? Ещё бы большого плюшевого медведя притащил!
Когда Соня подошла, Гудвин протянул ей букет ей, но Соня демонстративно взмахнула пакетом, показывая, что рука у неё занята. К удовлетворению Сони, Гудвин смутился, сунул цветы — это были все-таки розы — маме и потопал за руль.
Мама обернулась к Соне с переднего кресла.
— Сонь, тебя пристегнуть?
— Ты серьезно? Может, меня ещё и в плёнку с пупырышками замотать?? — мгновенно взорвалась Соня.
— Вообще-то по правилам…, — начал Гудвин, но мама поспешно тронула его за руку, и он умолк.
— Ладно, поехали уже, — пробормотала она.
Гудвин пожал плечами. Машина медленно начала выезжать с парковки.
— Может вечером в кино? — вдруг предложил Гудвин, мельком взглянув на Соню в зеркало заднего вида. Мама тут же залилась алой краской, но он не заметил. — Там вроде что-то по «Гарри Поттеру» сейчас идет. Монстры какие-то или твари… Тебе вроде нравилось…
— Ну какое кино, Олег! — возмутилась мама.
— Так вечером же…Там зал с диванчиками, никаких соседей с поп-корном. Можете вдвоем с мамой сходить… — продолжал он.
— Не сегодня, — отрезала мама таким ледяным тоном, что стёкла «Ниссана» только чудом не покрылись морозными узорами. Ну да, ну да, у неё теперь психологическая травма. Боязнь кинотеатров.
— Ну не сегодня, так не сегодня…, — пожал плечами Гудвин. — Тааак, пропустим бабулю… Ну, быстрее, родная, быстрее! Представь, что в магазине через дорогу скидки на молоко.
По пешеходному переходу со скоростью ахатины шествовала старушка с палочкой. Зелёный для пешеходов уже начал мигать, но она успела преодолеть только половину пути. Сзади кто-то нетерпеливо просигналил.
— Подождёшь, — отозвался Гудвин, мельком взглянув в боковое зеркало. — Сонь, если что-то надо, ты говори, не стесняйся…, — сказал он.
Эх, Гудвин, Гудвин… Подари мне новую руку…
Дома Соня первым делом закрылась у себя в комнате. После больничной палаты ей хотелось наконец побыть по-настоящему одной.
Одиночество продлилось две минуты. На третьей в дверь заскреблась мама.
— Сонь, все в порядке? — спросила она из-за двери.
— Ага, — ответила Соня. — Хочу отдохнуть.
— Ааа… Ну ладно, — протянула мама.
Соня сосчитала до пяти про себя. Дверь приоткрылась и Соня увидела грустное мамино лицо. Вылитый бассет-хаунд. У этих собак всё время такой вид, как будто они только что дочитали «Муму», а перед этим посмотрели «Хатико».
Соня показательно потянулась и зевнула, всем видом показывая, что чужое общество ей сейчас совершенно ни к чему.
— Ну отдыхай, отдыхай, — нехотя сдалась мама. Соня снова осталась одна. Она огляделась. По письменному столу лениво полз луч редкого ноябрьского солнца. В книжках обычно пишут, что «в её комнате все осталось на тех же местах, как и в тот день, когда Всё Произошло», но то книжки.
Сонина комната наоборот была отдраена до блеска. Кажется, даже лохматый серый коврик возле кровати отдавали в химчистку. Или свет так лег, что он казался светлее. Книги в шкафу были расставлены по цветам, на зеркале ни единого отпечатка, даже косметика не разбросана по подоконнику, как обычно, а сложена в небольшую плетёную коробку. Мама в своем репертуаре. Запри её в Авгиевых конюшнях на пару недель, на выходе получили бы стерильные помещения, в которые с чистой совестью можно было бы переводить кардиохирургию.
Соня плюхнулась на кровать — покрывало ещё пахло кондиционером! — и достала из кармана телефон. Как и следовало ожидать, снова пропущенные от Ильи — четыре штуки. За три недели он звонил, наверно, раз двести. И столько же раз писал в вотсапе. А Соня не отвечала. Она и сама не совсем понимала, почему. Но стоило ей подумать об Илье, она вспоминала тот, последний раз, когда его видела. Как он стоит рядом с замызганным боком трамвая и держит в руке…
Соня не очень охотно себе в этом признавалась, но она жутко на него злилась. За то, что ему ни с того ни с сего понадобилась какая-то компьютерная приблуда. Они ведь могли пойти в книжный вместе, и всё было бы хорошо. Спокойно перешли бы рельсы, трамвай прогрохотал бы за их спинами. Или он мог бы поймать её за руку. Легко, как в каком-нибудь мюзикле. Он мог бы её спасти. А вместо мюзикла получился хоррор…
И если уж восстанавливать весь ход событий, именно из-за Ильи Соня очутилась в тот день возле торгового центра. А если копать ещё глубже, то из-за маникюрщицы. Вот жили бы они в Америке — тогда она наверняка смогла бы отсудить у неё пару миллионов долларов. У них там такие адвокаты! Они бы мигом доказали, что именно она запустила всю эту роковую цепочку. Или нет, Брюс Уиллис!
Соня почти с ненавистью посмотрела на вторую свою руку, на которой до сих пор красовался маникюр поросячьего цвета. Ногти уже порядком отросли, и теперь это смотрелось совсем ужасно, хотя, казалось бы, куда ужаснее. По-хорошему нужно сходить в салон и снять покрытие, но от одной этой мысли Соню начало трясти.
Она ещё раз посмотрела на ногти, а потом вцепилась зубами в край покрытия на большом пальце. Ноготь сразу стал похож на подарочную коробку, с которой ободрали часть оберточной бумаги.
Каких-то пять минут и от ярко-розового лака не осталось и следа. Давно пора было это сделать. Ободранные ногти стали тонкие-тонкие, чуть толще кальки. Соня надавила на один пальцем, и он послушно согнулся как лепесток ромашки. И пусть. Она сплюнула кусок лака.
В комнату снова постучали. Мама…
— Ну что?! — почти выкрикнула Соня.
Какой смысл стучаться в дверь, если тут же её открываешь? Никакого понятия о личном пространстве в этом доме…
— Я хотела сказать, что мне нужно добежать до пункта выдачи, — быстро сказала мама, -Последний день, когда можно забрать посылку… Ты не против?
Она выжидательно посмотрела на Соню.
— Иди, — махнула рукой Соня.
— Точно?
— Ну ты же успела спрятать все ножницы…
— Соня…, — мамины губы дёрнулись.
— Да иди, говорю же. Гудвин с тобой пойдёт?
— Гу… Олег уже ушёл. Он с работы отпрашивался, чтобы тебя забрать.
— Какое благородство…, — проворчала Соня, подковыривая ноготь на мизинце большим пальцем.
— Ты очень зря о нем так, — сказала мама тихо.
Ноготь сломался.
— Мне всё равно.
Чувствуя, что разговор зашел в тупик, мама ещё немного потопталась на пороге, сказала: «Ну, я пошла», и дверь снова закрылась.
Обиделась. Ну и пожалуйста.
Невозможно же уже смотреть на эту скорбную складку между бровями. На красные глаза. На обкусанные ногти. Она что, ещё и утешать маму теперь должна что ли?! Кто бы её саму утешил!
Есть такая схема, иллюстрирующая состав воздуха. Кружок, поделенный на части. Жирный такой кусок – кислород, тоненький ломтик – углекислый газ, на другие газы вообще какие-то крошечные доли приходятся. А все остальное – азот. Больше 75%.
Сейчас Соня чувствовала себя так, будто на семьдесят с лишним процентом состояла из жалости к себе. Жалости к себе было так много, что все остальные чувства оказались затоплены, как острова. Над бушующими волнами ещё торчала верхушка упрямства, но и она вот-вот норовила скрыться в глубинах. А кислорода не осталось вовсе…
Щелкнул замок входной двери. Мама ушла. Что ж, самое время провести полевые испытания.
Если подумать, всё не так уж сложно. Напоминает то время, когда ей было восемь и она сломала руку. Тоже, кстати, правую.
Как ни странно, тогда в этом даже были свои плюсы. Когда весь класс писал самостоятельную, Соне разрешали просто сидеть тихо и читать учебник (она втихаря читала книжку про сбежавшую робоняню). От письменных домашних заданий её тоже освободили. Обидно, конечно, что на физкультуре приходилось сидеть, и нельзя было кувыркаться и бегать вместе со всеми, но тут уж ничего не поделаешь. Илья помогал ей после уроков складывать тетрадки в рюкзак.
Гипс пришлось таскать почти месяц. К середине срока Соня уже вполне сносно управлялась ложкой и вилкой левой рукой. Только с купаниями было сложно. Мама заматывала Соне загипсованную руку прозрачной пленкой и держала над ней лейку душа. Сейчас, по крайней мере, такие сложности ни к чему.
Соня включила электрический чайник и достала из шкафа пакет с нарезанным батоном. Соня такой не особо любила. То ли дело свеженький из пекарни. Она могла умять половину такого за раз, отрывая кусок за куском. Наверно, поэтому мама и покупала нарезанный — чтобы ей с Гудвином было из чего делать бутерброды.
Сначала дело пошло на лад. Она намазала пару кусков сливочным маслом, а когда убирала его обратно в холодильник, то заметила на дверце банку с клубничным джемом. Самое то для бутербродов.
Но тут-то процесс и застопорился. Банка отказалась открываться. Джема было не больше половины, но, видимо, он засох в районе крышки, и намертво её зацементировал. Обычно в таких случаях Соня оборачивала банку полотенцем и, крепко держа её одной рукой, второй пыталась повернуть крышку. Полотенце-то у неё было и сейчас, а вот рук недокомплект… Джем иронично улыбался ей из банки.
Она зажала банку между бедрами и попыталась повернуть крышку, но безрезультатно. Только ноги стали липкими. Попробовала придерживать банку в сгибе локтя — ничего. Долго ковыряла крышку открывашкой, но банка попросту уезжала от неё по столу. Попыталась проткнуть крышку ножом, но тот соскользнул и воткнулся в столешницу.
Джем уже откровенно хохотал. Его остатки на стенках банки сложились в довольный оскал. Соне уже не хотелось никаких бутербродов, но достать эту чертову штуку из банки было делом чести. Она раздражённо грохнула чашку об стол. Банка с джемом испуганно подскочила.
Ну и чёрт с ним! Поест голый батон, не переломится. Соня достала из коробки чайный пакетик в индивидуальной упаковке, но тот подхватил несговорчивое настроение банки и тоже отказался открываться. Целостная личность, чтоб его… После нескольких попыток, Соня дёрнула его так, что пакетик должно было разорвать на десяток частей, но вместо этого он улетел под стол. По-прежнему целый.
— Ааааааа!!!
На кухню влетела мама. Она была в уличной обуви, видно, только-только открыла дверь. К груди мама прижимала пакет с одеждой, за которой ходила. Пакет мягко упал к её ногам прямо в алое месиво на полу.
— Со… Соня? — еле выговорила мама. Губы её двигались как-то неестественно, словно у неё случился инсульт.
Соня тяжело дышала, глядя на разводы джема на полу вперемешку с тающим льдом с маминых ботинок. Потом она задрала голову и посмотрела на потолок. Некоторые капли долетели даже до него.
— Что произошло?!
«Убийство», — чуть не ляпнула Соня. Но посмотрев на мамино лицо цвета последнего снега — одновременно белое и серое — сказала:
— Я уронила. Случайно.
Это звучало столь же правдоподобно, как если бы Соня заявила, что в кухню ворвался мустанг, расколошматил банку ударом копыта, а потом ловко выпрыгнул на улицу через окно. Ах да, на мустанге без седла сидел Фредди Меркьюри.
Но мама почему-то не задала больше ни одного вопроса. Она осторожно подняла пакет из джемовой лужи и положила на стол. Потом, стараясь не наступать на клубничные пятна — надо сказать, без особого успеха — вышла из кухни.
Соня осталась одна. Она сполоснула левую руку над раковиной, наклонилась и подняла с пола чайный пакетик. Тот раскрылся с первой попытки. Пальцы сразу стали красными — чай тоже был клубничный.
Час спустя мама заглянула в Сонину комнату. В руке у неё была тряпка, похожая на головной убор Красной Шапочки уже после того, как та побывала в брюхе у волка.
— Оттёрла, — сообщила мама.
— Угу, — не отрываясь от экрана телефона, отозвалась Соня.
— Ты не хочешь мне рассказать, что всё-таки произошло? — аккуратно начала мама.
Соня этого ждала. Она подготовилась.
— Я же сказала, — максимально ровным голосом ответила она. — Я уронила банку. Случайно. Одной рукой, знаешь ли, неудобно её открывать…
Кажется, прозвучало всё-таки слишком язвительно. В глазах мамы что-то мелькнуло. Она сделала было шаг к Соне, но потом бросила взгляд на тряпку.
— Погоди, — она вышла и вернулась уже без истерзанной «красной шапочки». — Послушай, — мама присела на край кровати рядом с Соней. — Я понимаю, тебе сейчас нелегко. Чтобы адаптироваться, нужно время. Но люди с этим живут. И замуж выходят. И детей рожают, — она осторожно коснулась Сониного плеча.
— А в волейбол играют?? Нужны мне эти твои дети! Да не будет их у меня!! Ничего уже не будет! — Соня взорвалась как мина от маминого прикосновения.
Но маму почему-то не снесло взрывной волной. Она даже осталась внешне спокойной. Небось, успокоительных напилась. Разве иначе можно спокойно оттирать клубничный джем со светлых обоев?
— Насчет волейбола не знаю… Но есть же всякие паралимпийские виды спорта. Бег, плавание… Соня! В конце концов, это всего лишь…, — она неловко замолчала.
— Рука? — деревянным голосом проговорила Соня.
Да почему все говорят о её руке так, словно она перчатку потеряла?! Интернет полон видео с девушками, рыдающими в парикмахерских креслах, как будто их налысо бреют. А по факту они состригают волосы сантиметров на десять ниже плеч. И им сочувствуют в комментариях!!! Сочувствуют! Хотя, во-первых, они делают это добровольно. Что вообще глупо — если так не хочется, зачем? Во-вторых, как раз волосы прекрасно отрастут. А вот Сонина рука — нет. Даже у ящериц лапы не отрастают.
И тут мама разрыдалась. Похоже все успокоительные все-таки ушли на джем. Ну вот, опять… Не мама, а протекающая бочка какая-то… Если собрать все слезы, которые она выплакала за эти дни в одну ёмкость, то получилась бы… неплохая задачка по математике.
Мама схватила Соню в охапку и ткнулась ей в макушку носом. Телефон выпал из Сониной руки.
— Милая моя, родная… Девочка. Мне… мне так страшно, что я могла тебя совсем потерять. Совсем. Со всеми руками и ногами, понимаешь?! — всхлипывала она. — Как бы я тогда жила без тебя? Как?!
Она не выпускала Соню минут пять. Влажность в комнате за это время явно повысилась.
Наконец мама отстранилась и тыльной стороной ладони вытерла лицо.
— И все-таки… эта банка…
— Мам, да не пыталась я ничего с собой сделать! — не выдержала Соня. — Я просто не смогла её открыть!
Мама по-детски шмыгнула носом.
— Правда? — и не дожидаясь ответа, продолжила, — Ты представь, что я подумала, когда услышала этот звук! Забегаю на кухню, а там все… красное… Стены до сих пор с розовым оттенком.
— Кстати, а как ты до потолка дотянулась? — вспомнила Соня.
— Потолок? — мама застонала. — Слушай, может, сходим в магазин? Купим новую баночку джема, — предложила она. — Только не клубничного… И не малинового. Абрикосового, а? Чаю попьём потом.
Соня посмотрела на заплаканную маму и неожиданно для самой себя пожала плечами. Мама восприняла её молчание за согласие и побежала одеваться.
Когда она вернулась, уже полностью одетая, Соня всё ещё боролась с пуговицей на джинсах.
— Купим на резинке, — пробормотала мама, застегивая непокорную пуговицу.
Они вышли в коридор.
— Так, а где твоя шапка? — мама взяла с тумбочки пакет и заглянула внутрь. У Сони мгновенно пересохло во рту. Это был тот самый пакет. С шапкой, шарфом и перчатками. Она была уверена, что он остался валяться там, в грязи. Откуда он здесь? Илья передал?
— Эмм…, — протянула она. — Я капюшон надену, хорошо?
— А почему не шапку? — мама выудила её из пакета и повернула туда-сюда, рассматривая. — Красивая. Я её не помню.
— Мам…
— Ладно уж, иди как знаешь, — мама махнула рукой.
Лифт проехал ровно два этажа вниз — с восьмого на шестой — и остановился. В кабину впорхнула Эльвира Степановна. Соня мысленно застонала.
Эльвира Степановна была местной активисткой. А если точнее, общей головной болью. Пока Соня ехала с Эльвирой Степановной с первого этажа на шестой, та успевала выспросить, какие Соня за день получила отметки в школе? А за четверть? Как здоровье у Сони, мамы и бабушки Тамары Александровны. Что-то ее давно не видно… Не остался ли Сонин дедушка один? Такой видный мужчина. Александр… Александр… Как же его… («Васильевич», — обреченно подсказывала Соня). Да, да, точно. А Соня хорошо играет в волейбол, она видела как-то… Её внук тоже увлекается. Он кандидат в мастера спорта!
Последние слова Эльвира Степановна обычно договаривала, уже стоя на площадке своего этажа. Когда двери лифта наконец закрывались, Соня чувствовала себя выпотрошенной.
Если она, подходя к дому, замечала впереди худенькую спину Эльвиры Степановны, то намеренно замедляла шаг в расчёте на то, что та успеет подняться на лифте на свой этаж. Иногда трюк не срабатывал — и на первом этаже Соня все равно натыкалась на Эльвиру Степановну — копошащуюся возле почтового ящика или болтающую с одной из соседок. В лифт они садились вместе, и начинался допрос длиной в шесть бесконечных этажей. Вот и сейчас — цепкие глазки Эльвиры Степановны пробежались по Соне и остановились на правом рукаве её куртки.
— Ох, Сонечка, — защебетала она, поджав тонкие накрашенные губы цвета перезрелых помидоров. —Какое же несчастье! Такая хорошенькая, и без ручки теперь…
Соня стрельнула глазами в маму. По маминым опущенным глазам стало понятно, что та сама недавно попала на лифтовый допрос, и теперь соседка в курсе всех подробностей.
— Ну ничего деточка, ничего, — всепрощающим тоном проповедницы продолжала Эльвира Степановна. — И не с таким живут. И без ручек, и без ножек. У меня вон свату на работе станком три пальца отрезало. И ничего. Справился. Правда, стал он это дело беленькой заливать … Ну что ж, сложно его винить. С работой-то ему теперь… — она зацокала языком.—- А тебе, детка, мужа бы хорошего. Работящего.
— Найдет. И самого лучшего, — вмешалась мама, чуть повысив голос.
— Да-да…, — протянула Эльвира Степановна, хотя лицо ее выражало крайнее сомнение. — Сонечка — красавица, конечно. Что и говорить… А что без ручки, так мужчины и не за руки любят. Ты, Сонечка, поправляйся!
Двери лифта открылись, и Эльвира Степановна, напоследок бросив на Соню сочувствующий взгляд, выскользнула на площадку. Сонина мама вышла следом.
— Сонь, идешь?
Соня молча нажала кнопку восьмого этажа. Двери лифта закрылись перед маминым недоуменным лицом.
Надо найти онлайн-школу. Потом она пойдет на заочку… И работать тоже можно из дома. Лишь бы на неё никто не смотрел так, как сейчас смотрела Эльвира Степановна. Как на поломанную коллекционную куклу. Которая вроде ещё ничего, но коллекцию уже не украсит. Либо ставить в самый задний ряд, чтобы не мозолила глаза, либо решиться — и вовсе выкинуть.
И какого чёрта всем так далось ее будущее замужество?! Ей пятнадцать вообще-то! Кому-нибудь вообще интересно, что у неё СВОЯ жизнь есть? Может, она вообще замуж не собирается?
Через минуту в квартиру влетела раскрасневшаяся мама. Похоже, она бежала вверх по лестнице.
— Соня! Уф…. Ну что за глупости? Нашла кого слушать! Идём! Ой… снова тебя обувать… Уффф…
— Но она же права, — тихо сказала Соня. — Я урод.
— Чтобы я не слышала такого! Поняла? Много эта дура понимает! — неожиданно резко сказала мама.
Соня уставилась на маму. «Дура?» И это говорит её мама, которая в жизни при ней не выражалась в адрес другого человека хуже чем «у нас разные точки зрения»?
— Тоже мне специалистка по отношениям нашлась, — негодовала мама. — Дура и есть. Она мне ещё про тут Олега начала на днях втирать… Слушай, — она взяла Соню за плечи. — Я сейчас тебе скажу очень важную вещь. Ты не стала хуже после того, что случилось, ясно? Даже не смей об этом думать. Ты моя умная красивая девочка, и все у тебя будет хорошо. Ясно?
— Мам…
— Тебе ясно?
Соня давно не видела маму в таком состоянии. Как будто ей… как будто ей действительно не все равно.
Внутри у Сони шевельнулось что-то теплое. На минуту ей захотелось прижаться к маме, близко-близко, как в детстве. И закрыть глаза, чтобы казалось, что в мире нет больше никого, только она и мама.
Когда Соня была младше, она любила забираться к маме на руки, когда та сидела. Даже когда ей было уже лет десять. Кажется, даже в двенадцать. Ей нравилось это чувство — что в этот момент она только мамина, а мама — только её. Но мама ворчала, что Соня уже не маленькая, и вообще — ей тяжело такую тяжесть держать. Под эти ворчания обниматься было уже не так приятно, но Соня до последнего цеплялась за эту возможность…
— Тебе ясно? — снова повторила мама.
Соне было ясно. Что она теперь второй сорт. А может и третий. Или вообще несортовая Соня. Она теперь как те перекошенные побирушки, что ковыляют между машинами на светофоре и клянчат у водителей деньги. Теперь куда бы она ни пошла, все будут чувствовать себя неловко, замолкать в её присутствии и шутить за спиной. А может, и не за спиной.
Мама по-прежнему испытующе смотрела Соне в глаза, и та кивнула.
— Так. А теперь я схожу в магазин, а ты пока поставь чайник, — сказала мама.
Она быстро поцеловала Соню в лоб и вышла. Как только двери за ней закрылись. Соня пошла к себе в комнату и легла лицом в подушку. Встала она только когда услышала, как в замке снова заворочался ключ.
Соня стояла у окна и смотрела, как на дороге под окнами их дома пытаются разъехаться две машины. Ну то есть как пытаются… Они, не двигаясь, стояли на месте, а водители до одури сигналили друг другу. За каждым из них уже выстроился хвост из нескольких автомобилей. Некоторые подсигналивали, поддерживая «своего» водителя.
Чья-то фигурка — кажется, женская — скользнула между стоящими машинами как раз в тот момент, когда один из автомобилей начал сдавать назад. Женщина быстро прянула в сторону, отряхивая пальто, и подскочила к водительской двери. Даже через закрытое окно до Сони донеслись визгливые крики. Голос Эльвиры Степановны ни с чьим не спутаешь. И почему-то совсем не жалко. Хоть бы пальто не отстиралось!
В домофон позвонили. Наверно, Гудвин заказал пиццу. Они с мамой обычно устраивали по пятницам киносеансы, а пицца была неизменным дополнением к фильму. Соне брали отдельную, с морепродуктами. Больше такую никто не ел.
В дверь Сониной комнаты кто-то постучал.
— Я пока не хочу, — отозвалась она.
Дверь приоткрылась и в комнату хлынул яркий свет из коридора.
— Привет…
Соня резко обернулась. На пороге стоял Илья. Отросшие рыжие волосы падали ему на лоб. Он выглядел немного растеряно. До сих пор он был дома у Сони всего несколько раз, причем дальше прихожей не проходил. Илья прикрыл за собой дверь, и снова стало темно.
— Ты откуда тут? — ошарашенно спросила Соня.
Она поспешно повернулась так, чтобы её покалеченная рука скрывалась за шторой. Видна была только здоровая половинка Сони.
— Пришёл, — пожал плечами Илья. — Ты же мне не отвечаешь. — он сделал шаг вперед. Осторожно, как шахматный король. — Можно?
Соня неопределенно повела плечами. Успел ли он разглядеть…? А что если успел? В комнате было довольно темно, только тусклым оранжевым светом горела настольная лампа.
— Сонь, — он сделал ещё шаг, почти незаметно. Вроде просто качнулся вперед, но оказался уже на следующей клетке. — Я сяду?
Он указал на кресло. Там валялись пара Сониных платьев и спортивный топ. Аккуратно пододвинув одежду, Илья сел.
— Когда в школу вернешься? — нетерпеливо спросил он. Так просто. Будто Соня пропускает уроки из-за соплей и больного горла.
К истерике автомобильных клаксонов на улице добавился собачий лай. Послышалась отборная ругань. Соня невольно покосилась на окно. Может, сделать вид, что в комнате так шумно, что она не расслышала.
— Яяясно…, — протянул Илья, не дождавшись Сониного ответа. — Я понял, почему ты не отвечала на звонки. Ты разучилась говорить.
— Нет.
— Ух ты, и впрямь не разучилась! — широко улыбнулся он и тут же снова посерьёзнел. — Ты как вообще?
— Нормально, — Соня нервно одёрнула занавеску. В детстве она читала сказки одного английского писателя — Дональда Биссета, и был там один персонаж — мистер Крококот: наполовину кот, наполовину крокодил. Чтобы наказать вредного пса, он спрятался, выставив на лунный свет сначала кошачью половинку, а когда пёс осмелел — крокодилью. Сейчас Соня сейчас чувствовала Крококошкой.
— Про тебя все спрашивают.
— А ты всем рассказываешь? — не выдержала Соня.
— Да что с тобой? — удивился Илья. Он выпятил нижнюю губу вперед и стал слегка похож на обиженного малыша.
— Что со мной? Что со мной??? — взорвалась Соня. — Ну давай, говори, что это всего лишь рука!
В дверях как по волшебству появилась мама с надкусанным бутербродом в руке. Слишком быстро появилась. Явно подслушивала.
— У вас все хорошо? — с милой улыбкой поинтересовалась она. — Я тут с кухни шла…, — она демонстративно помахала бутербродом.
— Да, да, все в порядке, — бодро отозвался Илья, широко улыбаясь. Соня возвела глаза к потолку. Вот только мамы тут не хватало.
Мама сделала Соне «большие глаза» и закрыла дверь. Улыбка Ильи тут же погасла.
— А ты сам не видишь, что со мной? — зашипела Соня. — Коленку поцарапала! Уже зажило!
Илья стушевался.
— Вижу, — наконец ответил он. — Сонь, мне правда очень-очень жаль…
— Мне тоже жаль… Жаль, что ты тогда…
— Ну же?
Соня покачала головой, показывая, что не будет заканчивать фразу. Илья встал с кресла и подошел к окну. Он стоял теперь совсем близко и мог при желании откинуть штору. Но не стал.
— Мне жаль, что меня не было рядом. Тогда бы ничего не случилось. Я каждый чёртов день об этом думаю. Ты это хотела услышать? Ну?
Соня молча сопела.
— Мне так фигово от этого! Как подумаю, что это всё из-за меня… Я… ты знаешь, я же тогда купил себе жесткий диск. Так я его выкинул, Сонь. Я серьезно. Не смог им пользоваться.
— Он же столько денег стоит…, — Соня растерялась от неожиданности.
— Ничего, ещё накоплю, — махнул он рукой, словно речь шла о какой-нибудь мелочи. — Ну я не совсем выкинул, — признался он, покраснев, — В подъезде оставил на почтовых ящиках. Кто-то забрал.
— Ясно…
Они помолчали. Соня бросила взгляд в окно. Пробка во дворе каким-то магическим образом рассосалась. Может, половину автомобилистов забрали инопланетяне, чтобы провести опыты и выяснить, что с ними не так, если они сидят в железных коробках и бесконечно жмут на кнопку, издающую противные звуки.
— Сонь, ты меня прости, — Илья посмотрел на Соню. Ей показалось, что глаза у него стали красными, но слез видно не было. — Мне как Полина рассказала, что тебя выписали, я сразу сюда. Я и в больницу приезжал, но там только родственников пускали. Так я у Маринки, сестры, белый халат одолжил, почти до твоей палаты дошел. Но меня медсестра засекла и развернула. У самых дверей. Обидно, ну? Сам виноват, пуховик в пакете пёр… Надо было заныкать где-нибудь под стулом…
Соня не отводила от него глаз. Оказывается, Илья пытался с ней повидаться, устроил целый спектакль с переодеванием. А она не отвечала на его сообщения…
— Так ты вернешься к нам? Тебя все ждут. И это…, — он пошарил в кармане кофты и достал смятую тысячную купюру. — Вот, — он протянул её Соне.
— Это зачем? — Соня отшатнулась.
— Ну, — Илья смутился. — Я же помню, тебе деньги нужны были. Не помню только на что. Я же потом устроился в тот магазин. Ну, куда мы вместе хотели. Да возьми уже, — он настойчиво протянул ей зелёную бумажку.
— Не надо, — тихо сказала Соня.
— Ну чего ты? Я ж не последние отдаю. И у тебя день рождения скоро.
День рождения! Она почти забыла про него.
— Ты мне уже сделал подарок, — напомнила она.
— Когда? — Илья нахмурился.
— Перчатки, — напомнила Соня. Её голос почти не дрогнул. Почти.
Илья встал и положил купюру на кровать рядом с Соней.
— Всё-таки возьми, хорошо?
Он наклонился и неожиданно мягко обнял Соню. Она вздрогнула, а потом уткнулась носом ему в плечо. Так она когда-то утыкалась в маму. Соня закрыла глаза.
— Я скучал, — тихо проговорил он.
— Я тоже, — прошептала Соня. — Ой…
Она совсем забыла про штору!
Соня спрятала руку за спину. Илья мягко коснулся её плеча.
— Можно взглянуть? — спросил он.
Соня отрицательно мотнула головой. И на всякий случай сказала вслух:
— Нет.
— Сонь, я не боюсь, правда.
— Не надо, Илюш…
Он ещё некоторое время смотрел на неё, а потом вдруг сказал.
— Ты очень красивая.
И не успела Соня что-то ответить, добавил.
— Мне пора идти. Увидимся, — и отвернувшись, вышел за дверь.
Сонино сердце бумкало, как сломанные часы с маятником. Она взглянула на свою покалеченную руку. Он сказал, что я красивая! Просто красивая! Без «все равно».
Соня медленно шла по улице, вдыхая морозный воздух. Правый рукав она затолкала в карман, и это сработало. Она выглядела как нормальный человек. Никто не пялился, никто не тыкал пальцем. Никто ни о чём не подозревал, хотя народа на улицах было предостаточно.
Только-только закончились метели, завывавшие с начала недели, а тут ещё так удачно вечер пятницы… Зимой надо ловить такое удачное время для прогулки — минус три, ветра нет, даже дорожки почистили.
То там, то сям перемигивались новогодние украшения. Даже светящийся олень, которого в прошлом году раз пять ломали любители покататься верхом, был на месте — на пятачке между кафе и супермаркетом.
Хотя, возможно, это уже его преемник. С тем, предыдущим, у Сони было несколько фотографий. На спину к нему она, конечно, не залезала. Просто делала вид, что кормит с ладони, а тот благосклонно наклонял к ней свои сияющие рога.
— Хорошо на улице, да? — прервала затянувшееся молчание Полинка. Она шагала рядом с Соней. В отличие от подруги она качественно утеплилась — шарф в два оборота, пушистая малиновая шапка, варежки… Впрочем, она чуть ли не до апреля шапки носила. Малейший ветерок — и отит.
— Ага, — согласилась Соня.
Честно говоря, если бы не Полина, она бы так и не вылезла из дома. С момента выписки прошло уже две недели. За это время мама раз двадцать предпринимала попытки вытащить Соню погулять. Уже грозилась поводок с ошейником купить. Безрезультатно.
Уроки Соня делала дома на компьютере. Набирала текст одной рукой. Получалось неплохо, хотя и слишком медленно. Только одновременно нажимать ctrl, alt, delete не получалось. Когда ноут завис, Соне пришлось нажимать на delete зажатым в зубах карандашом, который в самый неподходящий момент соскользнул и больно ударил по десне.
Учителям было похоже всё равно, как и чем она занимается. Даже удивительно. В конце восьмого класса Тополь М устроила ей разнос. Заявила, что Соня катится по наклонной, когда она получила одну тройку за самостоятельную по геометрии. Геометрии! Нашла к чему придраться. Может, случайно листок с карикатурой нашла и вычислила, кто автор?
А сейчас Соня два дня подряд не присылала ни одного задания, и только вечером второго дня классная Регина Павловна, она же Репа — прорезалась в вотсапе и любезно поинтересовалась, всё ли в порядке. Соня ответила, что плохо себя чувствует, на что учительница ответила коротким «ОК».
И всё. Соня даже на минуту решила, что она лежит в коме, и всё это ей тоже кажется. Разве может классная отвечать так в реальности? Ещё одним аргументом за эту версию было то, что ей разрешили сидеть дома. Так просто — взяли и разрешили.
Мама звонила в школу, о чём-то долго говорила с завучем, и в итоге сказала, что до Нового года можно не дёргаться. Нужно ли дёргаться после Нового года и с какой интенсивностью, мама уточнять не стала.
Соня залегла бы в зимнюю спячку, если бы не Полина. Сначала она пришла в гости — на следующий день после Ильи. Притащила роллы и какие-то глупые серёжки в виде вишенок. Соня никогда такие не носила. Даже в детском саду. С другой стороны — да хоть бы и кактус принесла — не важно. Соня действительно рада была её видеть. И самое главное, с ней можно было поговорить. По-настоящему.
Она рассказала Полине всё. И про обиду на Илью, и про унизительные деньги от папы, и про бесконечную поездку в лифте с Эльвирой Степановной. И, разумеется, про руку!
Полина сначала слушала, примостившись с ногами в кресле. Потом перебралась к Соне на кровать, и дальше они уже сидели в обнимку. Соня даже решилась показать ей культю.
Соне так не хватало Полинки в больнице, когда рядом были только мама с вечно красными глазами и деловитые медсестры. И тот улыбчивый врач, который орал на маму в коридоре.
Полина забегала с тех пор ещё пару раз, а сегодня позвонила и предложила Соне прогуляться. И Соня, к собственному удивлению, взяла и согласилась.
И вот девочки шли по заснеженной улице. Снег поскрипывал у них под ботинками. Впервые за несколько недель Соня чувствовала, что по-прежнему живёт.
— Так ты что, в школу не вернёшься? — Полинка почесала нос. На ееё лице прыгали синие и красные отблески. Они шли мимо ряда ёлок, довольно хаотично украшенных гирляндами. Словно юные индейцы тренировались на них искусству забрасывания лассо.
— Я не знаю, — призналась Соня.
— Ой, да брось ты! — перебила ее Полинка. — Тебя там все сто лет знают. Да всем безразлично будет, хоть ты без руки, хоть без головы! Помнишь, в сентябре Василиса пришла с зелёным ирокезом?
— Так её же заставили его сбрить, да ещё и волосы перекрасить, — напомнила Соня.
—Во-первых, всем понравилось! Если бы не Тополь М… Она была бы счастлива, если бы все девочки ходили в школу с косами-баранками как в советских книжках. И с бантами. И вообще, ты думаешь, тебя заставят отрастить руку? — Полинка иронично приподняла бровь. — Прости, но это правда смешно.
— Ты думаешь? — с сарказмом уточнила Соня. Полина вечно ляпала какую-нибудь глупость, но на неё совершенно невозможно было сердиться. Она была как плюшевый медвежонок, запевающий бестолковую песенку, если случайно нажать ему на лапу.
— Ну хорошо. Может, не очень смешно, — не стала спорить Полина. — Но я тебя уверяю, люди заботятся только о своей внешности. На чужую им обычно наплевать.
— Ага, именно поэтому цирки уродов были так популярны, — фыркнула Соня. — А сейчас ТикТок.
— Бе-бе-бе, — Полина показала Соне язык. — Ну причём тут это?
— Полин, мы же не в мире танцующих единорогов, — Соня поправила капюшон, сползший на затылок. — Людям, представь, есть дело до чужих прыщей, причёсок и количества конечностей.
— Ну и что, ты собираешься из-за этого всю жизнь сидеть дома?
— Не знаю, — буркнула Соня. Она и правда ещё не решила, как быть.
— Дорогая, — Полина тихонько коснулась Сониного локтя. — Хочешь ты или не хочешь, но тебе придётся себя принять. Полюбить заново.
— Заново…, — Соня возвела глаза к небу. — Я себя и целую-то не успела полюбить. Думаю, момент безвозвратно упущен.
— Я, например, себя люблю, — не отставала Полина. Она сделала подобие пируэта на ходу, отчего лохматая шапка съехала ей на глаза. Шедшие навстречу парни захихикали. До Сониных ушей долетело: «Вот бочка…» Полина не повела и ухом. — Это называется бодипозитив.
— Это называется наивность, — вздохнула Соня. И заметив, что с лица Полины сползла улыбка, поспешно добавила, — Я о себе.
— Ненависть к своему телу ведет к саморазрушению! — возразила Полина.
— Вторая рука что ли отвалится?
— С тобой невозможно разговаривать, — Полина вздохнула. — Рука, рука, рука, рука… Вот ты говорила, Илья заходил. Чего хотел?
— Да просто, навестил…, — пожала Соня плечами.
— Мне кажется, он на тебя глаз положил, — Полина хитро заулыбалась.
— Глупости. Мы друзья.
— Ага, ага… С этого всё и начинается, — Полина потёрла ладошки в тёплых варежках.
— У него Таня есть.
— Стой, — медленно протянула Полина и сама остановилась. — Он что, с Кириченко мутит из 9 «Б»?
— Да причём тут Кириченко. У него девушка в Волгограде живёт.
— В Волгограде?! Пф… Это, считай, свободен.
— У них всё серьезно вообще-то, — Соне даже стало немного обидно за волгоградскую Таню, которую она видела только на фотографиях. Рыженькая такая, с короткой стрижкой и немного торчащими ушами. Похожа на лисичку. Которая гриб. Таня была на два года старше Ильи и в следующем году собиралась поступать в архитектурный.
— Серьезно, ага… Они хоть виделись?
— Три раза. Или четыре, не помню.
— Пфф… Вообще ни о чём. Слушай…
— Ой, — встречная женщина в рыжей меховой шапке посторонилась, не сводя глаз с Сони. Та опустила глаза и обнаружила, что правый рукав вылетел из кармана. Похолодев, Соня быстро заправила его обратно.
— Мне пора, Полин. Я, наверно, на маршрутку тут сяду, чтобы быстрее было, — поспешно проговорила она. — Вон как раз моя!
И порывисто обняв Полину, пока та не успела ничего сказать, она перебежала дорогу.
Соня успела разуться и собиралась юркнуть к себе в комнату, когда с кухни её окликнула мама. Пришлось идти пить чай с овсяным печеньем и отчитываться, как погуляла.
— Полина твоя молодец. Ты держись за таких друзей, — заявила мама, макая в чай край печенья. — Погоди-ка… Повернись. Чего глаза красные?
— Снег в лицо был.
— Ясно, — мама пододвинула к Соне вазочку с конфетами, — Бери.
Соня отхлебнула немного чая и взяла чернослив в шоколаде.
Про инцидент в маршрутке она решила не рассказывать. В самом деле, незачем. А то мама опять заведется, начнёт говорить, что не нужно обращать внимания… И скорее всего снова расплачется.
Соня поёжилась. Как на неё орала эта тётка с сумками… Сама ведь попросила передать за проезд. А тут водитель, как назло, резко затормозил, и она вместе со всеми своими пакетами начала валиться на Соню, как Пизанская башня.
Соня, уже падая, попыталась ухватиться за поручень, но в руке у неё были тёткины монеты. Монеты! Хорошо не слитки золота! Все давным-давно платят картами, кроме совсем уж древних бабулек!
В итоге они вдвоём с тёткой повалились на невысокого парня, который разговаривал по телефону. Хорошо хоть парень не стал устраивать скандал. И вообще оказался поразительно спокойным. Подобрал с пола свой сотовый, протёр об рукав куртки, а потом ещё помогал собирать тёткину мелочь. Сама тётка в это время шипела, что за безрукая пошла молодежь, имея в виду, разумеется, Соню.
Она бы, может быть, угомонилась бы, тем более какой-то мужчина тут же уступил ей место. Но на полпути в маршрутку зашла тёткина знакомая, которой тут же пересказана история падения тётки со всеми подробностями — хотя, казалось бы, какие там подробности?
Всё это время Соня стояла, намертво вцепившись рукой в подлокотник кресла перед ней и молилась, чтобы никто больше не попросил её передать за проезд. А как только в самом конце салона освободилось кресло, мгновенно протиснулась туда и уткнулась в телефон.
— Как доехала домой? Все хорошо? — мама задумчиво цокала ногтями по вазочке с черносливом, раздумывая, взять ли ещё один или остановиться.
— Нормально…
Закрывшись в своей комнате, Соня быстро включила ноутбук, подвинула поближе запасную клавиатуру, набрала в поисковой строке: «Протезы руки» и углубилась в чтение.
Сайты с протезами выглядели так, словно она читала отзывы к фильмам Marvel со скриншотами. Или искала запчасти для сломанной игрушки-робота для двоюродного брата (был такой факт в ее биографии. А нечего было бросать его на проходе).
Выяснилось, что протезы бывают нескольких видов. Одни напоминали отломанные руки манекенов и назывались косметическими. Делать ими ничего нельзя. Как поняла Соня, они надевались на руку, как насадка для кухонного комбайна. Чтобы люди на улице не шарахались.
Были ещё тяговые протезы. Соня не очень разобралась, как они работают. В аннотации писали, что они позволяют хозяину помимо прочего писать, захватывать разные предметы и даже зажигать спичку о коробок.
Самое полезное умение, мрачно подумала Соня. Надо ещё уточнить, можно ли с его помощью считать на счётах и набирать номер на дисковом телефоне. Вдруг ей захочется пойти в интерактивный ретро-музей…
Оказалось, до сих пор делают протезы с крюками! Как у капитана Крюка из «Питера Пэна»! На них даже были положительные отзывы! Наверно, от косплееров…
А вот бионические кисти выглядели реально круто. Соня даже подзависла, пролистывая фотографии с роборуками. Они были чаще всего белые или чёрные и выглядели как прикольные гаджеты. Она не удивилась бы, обнаружив их под одним стеклом со планшетами, эйр-подс и фитнес-браслетами. И пальцы у них сгибались как настоящие. Соня вычитала, что такие протезы считывают импульсы с мышц.
На них даже делали особые перчатки, похожие на настоящую живую руку, а не на пластиковую подделку. С ногтями, кутикулой, которую так ненавидят в маникюрных салонах и даже волосками! Наверно, на таких даже маникюр можно делать — красить ногти в разные цвета.
Правда, женских «перчаток» Соне почти не попадалось — в основном мужские, волосатые. Выглядели они крайне натуралистично. Впору писать под снимками, что ни одного мужчины при их производстве не пострадало. Если это, конечно, так.
«Как в голливудских фильмах», — гордо сообщали на одном из сайтов. «Чтобы протезирование прошло успешно, человек должен принять факт ампутации. — прочитала Соня. — Нельзя «зацикливаться» на проблеме, но и не стоит избегать всего, что её касается. Событие уже произошло. Оно необратимо. Нужно приспособиться к изменившимся условиям жизни. Правильный настрой, формирование позитивного отношения к предстоящему протезированию повышают успех реабилитации. Хорошо подготовиться к протезированию помогает общение с теми, кто прошел этот этап».
Значит, общение, подумала Соня. Осталось найти виварий для таких как она, и попытаться затесаться среди остальных подопытных. Для начала в интернете.
Ей повезло не сразу. Она подписалась на несколько каналов, которые вели люди с ампутациями, но это были именно личные каналы. Как-то неловко было лезть в комментарии со своим запутанным клубком мыслей в голове. Нужно было какое-то сообщество.
И в конце концов такое обнаружилось. Судя по небольшому числу подписчиков, тут были «все свои»: либо те, у кого не было рук или ног, либо их родственники.
Обсуждали в основном протезы. Соня сразу запуталась в терминологии, но вкладку себе на всякий случай сохранила — мало ли, пригодится.
Целый раздел был посвящен тонкостям общения с врачами. Судя по комментариям, педиатра из Сониной поликлиники клонировали ещё на стадии обучения в университете, обучили разным специальностям и внедрили во все поликлиники страны. Некоторым клонам при этом коварно поменяли пол.
Покопавшись, Соня нашла что-то похожее на болталку. Начала тред некая Рита, которая разругалась с бабкой-соседкой из-за слишком короткой юбки. Как ни поразительно — бабкиной.
Рита была на пару лет старше Сони. Три года назад ей ампутировали левую ногу до середины бедра. Теперь вместо неё был серебристый протез, на котором Рита даже умудрялась танцевать.
Ногу она потеряла, по собственным словам, очень глупо — неудачно прыгнула с вышки на несанкционированном пляже. Там оказалось слишком мелко, и Рита сломала ногу в трех местах. Врачи не смогли спасти пострадавшую ногу. Но Рита не унывала, переехала с матерью в другой город, пошла на плавание (странно, что не на прыжки в воду) и даже собиралась поступать в театральный. Если вдруг не получится — хотя она к такому варианту относилась с явным пренебрежением — то тогда на иняз.
«Возьмут, никуда не денутся, — фыркала она. — У кого ещё такая изюминка, как у меня?».
Сложно было с ней не согласиться. Тем более, она тут же откусила бы голову тому, кто решился бы на это. Всё это Соня узнала уже потом, пообщавшись с Ритой в личке.
Ещё была Кира. У неё были руки, но крошечные, почти, как у младенца — какой-то сбой в развитии. Она носила на левой руке немного странную конструкцию, цепляющуюся за плечо.
У Игоря не было обеих ног. И Жени — кисти правой руки. У Вики была точь-в-точь такая же ампутация, как у Сони — чуть ниже предплечья — на левой руке. Она уже получила протез и выкладывала в группе видео с концертов своей группы, где была вокалисткой.
Народ был… разный.
Но Кристина была особенной. Во-первых, она явно жила по какому-то другому времени с сорока часами в сутках. Иначе как она всё успевала? То печёт пряники, то играет на укулеле, то путешествует. Фотографирует как боженька. Ещё и успевает учиться на психфаке.
Соня подозревала, что Крис попала в их группу «сирых и убогих», как недавно выразилась Рита, только потому что ей нужно было писать диплом. А они — чудеснейший материал для этого.
Ну и пусть пишет. Лишь бы отвечала ей в вотсапе.
Уже два дня Соня пыталась дозвониться до папы. Но проще было дозвониться в регистратуру поликлиники в праздничный день. Длинные гудки в первый день на второй уступили место равнодушному голосу оператора, которая сообщала, что абонент временно недоступен.
— Может, забыл телефон дома, — пожала плечами мама, когда Соня поделилась с ней своей проблемой. — Сейчас среда, он, наверно, в рейсе.
Они вместе сидели на кухне при свете от включенной подсветки на вытяжке, которая заменяла им настольную лампу. Мама не выносила яркий свет и в каждую комнату понатыкала бра, торшеров и ночников. Даже в ванной было альтернативное освещение в виде светодиодов по периметру зеркала и большого светового куба, работавшего от аккумулятора.
Соня бунтовала против такого «пещерного» освещения и включала везде верхний свет, но мама проходила по квартире как Дамблдор с деиллюминатором, и всё опять погружалось во мглу.
— Может, мне зайти к нему? — как можно равнодушнее сказала Соня. Мама оторвалась от ноутбука и уставилась на неё так, словно Соня сообщила, что собирается уходить из дома и уже сложила вещи.
— Соскучилась?
— Я? Нет. Но… — Соня замялась, подыскивая слова. — Папа обещал мне помочь с получением протеза…
— Папа? Помочь? — крышка маминого ноутбука захлопнулась, как крышка гроба. — Мы точно сейчас об одном и том же человеке?
— Мааам, прекрати, — Соня покачала головой. — У него какая-то знакомая работает в судмедэкспертизе…
— Может, медико-социальной экспертизе? — подняла бровь мама.
— Наверно…
— Вообще-то я записала тебя в поликлинику на следующий четверг, — как бы вскользь заметила мама. — Нужно сначала получить направление специалистов, а уж потом… Хотя…, — она замолчала. — Поступай как знаешь, — мама вышла из-за стола и начала старательно намывать кастрюлю, стоявшую в раковине. Это был дурной знак. Такие неожиданные хозяйственные приступы случались у мамы в основном, когда она была на взводе.
— Лаадно…, — протянула Соня.
Мама начала нарочито беззаботно напевать что-то себе по нос, одновременно надраивая внутренности кастрюли. Потом пришла очередь тарелок, салатников и банки из-под корнишонов. Ту дьявольскую сковородку, которая истрепала столько нервов Сони, мама отдраила почти до зеркального блеска.
На сладкое она оставила чеснокодавилку. Протерев её полотенцем, мама повернулась к Соне. У неё было лицо человека, который может продавать вебинары об умении держать себя в руках.
— Хорошо, — сказала она.
— М?
— Можешь сходить к нему.
— К кому?
— Да к папе же! Уже забыла, о чём спрашивала?
— Вообще-то да! Ты бы ещё завтра утром ответила! — огрызнулась Соня. — Кстати, ты в курсе, что бионические протезы стоят минимум по полтора миллиона?
— Читала, — спокойно кивнула мама. — Но тебе должны дать бесплатно.
— Пишут, это долго…
— Ну папа же пообещал всё решить, — не выдержав, съязвила мама. — Ладно, ладно, может в кои-то веки от него правда будет какая-то польза…
После развода папа жил с бабушкой — своей мамой. У неё была небольшая трёшка на другом конце города, рядом с парком. Когда Соня была младше и приезжала к бабушке в гости, они ходили гулять в этот парк. Кормили белок, собирали шишки для поделок, зимой — катались на лыжах.
Маленькая комнатка в бабушкиной квартире негласно считалась Сониной. Там стояли письменный стол, большой ящик на колёсиках с игрушками, раскладной диван. Засыпая на нём вечерами, Соня смотрела на колыхающиеся вдали верхушки самых высоких деревьев парка и представляла, что живёт в избушке на краю настоящего леса. Если в такие моменты на улице начинал выть волк (на самом деле подскуливать собака, но тсс…), иллюзия была почти идеальной.
Однако волчий лес остался в далёком прошлом. Соню больше не звали в гости. Как будто это она развелась с папой, а не мама. С бабушкой они дежурно встречались пару раз в месяц в центре города и ходили в кафе. Или кино.
В бывшей Сониной комнате пару лет назад переклеили обои и вставили новые окна. Там теперь жил папа, а он вряд ли знал про лес и волков. Да и сама Соня уже начала про них забывать.
Когда пару месяцев назад она случайно оказалась в этом районе и решила заглянуть в парк, он показался ей каким-то жалким. Пруд, по которому с потерянным видом плавали две утки, как будто обмелел. Вдоль дорожки то там, то тут валялись упаковки от чипсов, шоколадок и пустые бутылки, которые обронили явно не зайчики с белочками.
Зато вместо волков Соня встретила обаятельную белую дворнягу с розовым носом и ушами, лежащими конвертиками. Она была похожа на красноносого оленя Рудольфа из упряжки Санта-Клауса. Пришлось поделиться с ней слойкой.
Ехать до бабушкиного дома было далековато — больше часа с двумя пересадками. Но в этот раз Соню подкинул Гудвин. Он сказал, что ему нужно за инструментами в строймаркет в том районе. Но Соня подозревала, что это мама уговорила его подвезти её.
Это точно была любовь, потому что будь Соня водителем, она бы ни за что не села за руль в такую погоду. Улицы завалило снегом. Четырехполосные дороги стали двухполосными. И вообще весь город скукожился, сжался и стал крошечным, как европейский городишко на несколько тысяч жителей. Машины ехали медленно-медленно, словно никто никуда не спешил.
Зелёный как новогодняя елка «Ниссан» Гудвина еле-еле полз по заснеженной дороге вслед за грузовой «ГАЗелью». Соня смотрела в окно как одни хмурые автовладельцы машут лопатами, чтобы расчистить стойла для своих железных коней, а другие пытаются откопать этих самых коней, занесённых снегом по самое пузо.
— Ты бабушке-то звонила? Она дома? — спросил Гудвин, когда они преодолели добрую половину пути.
— Ой…, — пискнула Соня и потянулась за телефоном. — Забыла.
Гудвин только покачал головой.
Бабушка в отличие от папы взяла трубку сразу.
— Привет, бабуль! — обрадовалась Соня. — Ты дома?
— Привет. Да, а что?
— Да я заехать к тебе хотела.
— Когда? — бабушкин голос стал слегка настороженным.
— Ну… Вообще сейчас. Мы тут едем…
— Мы? — резко переспросила бабушка. — Ты с мамой?
Отношения между мамой и бабушкой были ещё хуже, чем между мамой и папой. Как между двумя рассерженными кошками.
— Неет… Я… я на такси, — Соня виновата посмотрела на Гудвина, но тот сделал вид, что ничего не услышал. Не то, чтобы мама скрывала его, но бабушка же начнет выспрашивать подробности, а сплетничать Соне не хотелось.
— Что-то случилось?
— Да нет… Я просто с папой хотела увидеться. Он дома?
— Дома. Так что ты хотела? — продолжила допытываться бабушка.
— Про протез поговорить. Папа мне сказал, что поможет… Ба? Алло? Ты тут?
Соня уже подумала было, что связь прервалась, но бабушка выдала себя случайным покашливанием. И продолжила молчать.
— Когда в больницу приходил, — сказала Соня, чтобы как-то заполнить паузу. — Когда я … с рукой…
— Я поняла, — перебила её бабушка. — А ты скоро приедешь?
— Ну… надеюсь. Тут пробки ужасные.
— Ясно. Жду, — и бабушка бросила трубку.
— Дома? — спросил Гудвин.
— Ага.
— Ну хорошо. А то как раз к кольцу подъезжаем, я думал домой поворачивать.
— А магазин? — напомнила Соня. — Вам же надо было в магазин.
— Ах да…, — спохватился он, подтвердив Сонино предположение, что магазин был придуман для отвода глаз. — Да ну, съезжу на выходных, когда дороги посвободнее станут.
В конце концов они завернули в нужный двор, едва не застряв намертво на въезде. «Ниссан» забуксовал на горке, двигатель взвыл, но каким-то чудом автомобиль вырвался из снежного плена. Так антилопы гну выпрыгивают из-под самого носа у крокодила.
Правда, везёт не всем. И антилопам, и автомобилям. Пытавшийся проскочить за ними таксист на низенькой «Нексии» сел на мель и, пока Соня выходила из авто, возле такси уже начали скапливаться потенциальные «толкатели».
— Я тебя тут подожду, — Гудвин кивнул на свободное место у подъезда. Похоже кто-то только отъехал, и асфальт там был покрыт всего лишь сантиметровым слоем снега. С противоположного конца двора к нему тут же устремился «Пежо». Гудвин махнул Соне рукой и нажал на газ. Соня видела, как, вильнув задом, «Ниссан» встал на освободившееся место ровно за пять секунд до «Пежо».
Бабушка, вопреки ожиданиям, встретила Соню вполне радушно. Она помогла ей снять куртку, дождалась, пока Соня разуется и церемонно поцеловала в щёку.
— Проходи, — она легонько подтолкнула Соню в сторону кухни. — Только уж не обижайся, но мне через полчаса уйти надо будет. Тортик будешь?
«Ого, — подумала Соня. — Тортик!»
Значит бабушка успела сбегать в магазин и приготовиться к её приходу. Это было на неё не похоже.
Бабушка ненавидела подрываться с места и идти в магазин. Она всегда составляла списки — на неделю, на две недели, на день — и скрупулезно выбирала продукты по ним. Если Соня, ещё будучи маленькой, начинала выпрашивать себе шоколадку, яблоко или сладкий творожок — бабушка никогда не покупала их на месте, но вносила в список на следующий день или неделю. Правда, обычно к этому времени Соня хотела уже что-то другое.
Тортик Соню скорее не порадовал, а удивил. Кондитерку бабушка выбирала всегда на редкость невкусную. С огромным количеством масляного крема и настолько приторно сладкую, что на лице высыпало от одного взгляда на неё. Обычно Соня брала один кусок и разламывала его ложкой на тарелке, чтобы создать видимость того, что этот кусок активно ели.
Соня примостилась на угловом диванчике. На кухне работал маленький телевизор. Он пахал в три смены как проклятый и отдыхал только по ночам. Показывали какое-то зарубежное шоу про похудение. Женщина, больше похожая на несколько мешков муки, сваленных кучей, мучительно пыталась встать с кровати. Кровать негромко потрескивала и, кажется, молила, чтобы пришел мужик с топором и порубил её на дрова, чтобы она уже перестала мучиться.
— А папа где?
— Папа? — бабушка аккуратно поставила на стол заварник с изящным носиком. — Уехал. Срочные дела. Тебе сколько ложек сахара?
— Две… Погоди… Как это уехал? Ты же сказала, он дома! — Соня возмущённо посмотрела на бабушку. На лице у той не дернулся ни один мускул. По умению владеть собой Сонина бабушка могла бы дать фору английской королеве.
— Когда ты звонила, был дома. Его срочно вызвали. Напарник заболел, а нужно везти груз.
— А папа что, не мог сказать, что занят? — настроение у Сони мгновенно упало.
— Чтобы его уволили? — бабушка фыркнула. — Где он ещё такую зарплату найдет?
— Какую?
Вместо ответа бабушка полезла в кухонный шкафчик за свежими полотенцами. Видимо, цифры были столь ужасающе малы, что она боялась расстроить Соню, озвучив их.
— Я до него пыталась дозвониться, а он трубку не брал, — сообщила Соня, внимательно наблюдая за бабушкой.
— У него какие-то проблемы со связью, — бабушка с царственным спокойствием поставила перед Соней блюдце и чашку. — Я сама ему в последнее время через раз дозваниваюсь. Тебе побольше кусочек или поменьше? — она наметила ножом оба варианта.
Соня посмотрела на тортик. На нём был нарисован кремом большой белый внедорожник, а по краю выложены вишенки. Необычный выбор…
— Но мне правда надо было с ним поговорить…
— Так поговори со мной. Я ему всё передам.
Не дождавшись ответа, бабушка отрезала кусок торта побольше и аккуратно уложила его на Сонино блюдце. Пузатая вишня тут же начала сползать по глазури вниз, как альпинист, захваченный лавиной.
Соня встала из-за стола.
— Я сейчас.
— Погоди, — бабушка торопливо взмахнула ножом, перепачканным в креме. — Если тебе что-то надо, я принесу… Эй!
Но Соня уже толкнула закрытую дверь в свою бывшую комнату. Ей сейчас до зарезу нужно было прислониться лбом к холодному стеклу и увидеть, как приветливо колышется за окнами волчий лес.
Весь мусор занесло снегом, и парк сейчас наверняка такой же как тогда, в её детстве. Когда мама, папа и бабушка могли запросто сидеть в одной комнате, смеяться, строить планы на лето. А не делить деньги, подозревать друг друга в корысти, строить планы-многоходовки, чтобы обхитрить другую сторону. Когда-то это ведь было. Было?
В маленькой комнате горела настольная лампа. Ящика с игрушками, как и подозревала Соня, давно уже не было. Наверно, увезли на дачу.
На окнах появились римские шторы. Обои были другие, с пола исчез полосатый ковер, на который Соня однажды пролила стакан апельсинового сока (после этого его пришлось развернуть, чтобы пострадавший угол оказался под диваном). Диван, кстати, был на месте. И на нём спал папа.
За Сониной спиной запыхтела подоспевшая бабушка.
— Так, идём, идём, идём… Не буди отца, — она крепко взяла Соню за плечи и стала выводить из комнаты. Словно Соня шпионка, проникшая в секретную лабораторию, где проводят тайные опыты на спящих папах. Соня попыталась вырваться, но бабушка держала крепко.
Ей почти удалось выпихнуть Соню из комнаты, но тут папа проснулся. Он приподнялся на локте, сонно щуря глаза.
— Мам, что такое? — осипшим голосом пробормотал он. — Соня? Ты… ты откуда тут? Что-то с мамой?
— Идём! — зашипела бабушка Соне на ухо.
— Мам! Что происходит?
— Ну что мам? Что мам?! — бабушка остановилась в дверях и упёрла руки в бока. — Я говорила, язычок за зубами держи! Успел уже всё растрепать Маринке про автомобиль, да? Только продал, как тут же ходоки на пороге, — она ткнула пальцем в Соню.
Соня изумленно смотрела на раскрасневшуюся бабушку. Это она — «ходоки»?
— Да ничего я не…, — начал папа, но бабушка его перебила.
— Разумеется. Между прочим, твоя дочь сказала, что ты обещал ей помочь с покупкой протеза. Давай, вперёд! Отменяй сделку — автомобиль-то тебе не очень и нужен. Можешь ещё свою долю в квартире продать. А меня в коммуналку выселить! Ничего, не сахарная. В бараке жила, и в коммуналке проживу.
— Бабушка…, — жалобно сказала Соня.
— Давай-давай. Можешь всё отдать и пойти работать продавцом в «Магнит». Зато люди осуждать не будут. Скажут, какой папа хороший. Всё-то он для деточки. А что деточка для него сделала, никто не спросил?
— БАБУШКА!
Бабушка наконец повернулась к Соне. Губы её дрожали.
— И всё вам с матерью ведь мало, мало… Не подумали, как отец зарабатывать будет на жизнь?
— Мам, ты о чём вообще? — папа вышел в коридор и теперь щурился от яркого верхнего света. Он был без майки, в одних мешковатых спортивных штанах. Бледный живот слегка нависал над резинкой. — Сонь, ты чего хотела-то?
— Ничего! — выкрикнула Соня. — Ничего мне от вас не надо!
Она схватила с вешалки куртку, всунула ноги в ботинки и, не застегивая на них молнии, выскочила за дверь. Бабушка кинулась за ней и едва не получила дверью по пальцам, но Соня этого уже не видела. Она летела вниз по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Ботинки каким-то чудом держались на ногах. Больше всего она боялась, что один из них свалится, и ей придется позорно возвращаться за ним.
На втором этаже Сонины силы кончились. Она сползла на пол рядом с почтовыми ящиками, села на стопку рекламок и разревелась.
Бабушка так говорила о ней, словно Соня пришла к ней милостыню просить. Как будто ей нужны их деньги! Ничего, они с мамой обойдутся! И без денег их дурацких, которых она даже не просила! И без этой папиной знакомой. И уж точно без этого мерзкого тортика!
Соня вдруг поняла, откуда взялся тортик. Нет, бабушка не изменила себе, и конечно, не бегала ради неё, Сони, в магазин. Это было бы смешно. Тортик был куплен для них папой, в честь будущей покупки машины. Как она сразу не догадалась. Всё ведь было очевидно — этот кремовый внедорожник…
Наверху послышались чьи-то торопливые шаги. Кто-то бегом спускался по лестнице. Это, наверно, папа. Соня подскочила и, на ходу вытирая лицо, бросилась к выходу из подъезда.
Порыв ветра со снегом резко ударил Соню в лицо. Словно мокрым полотенцем хлестнул. Сразу стало холодно — она ведь была в одной толстовке, а куртку держала в руках.
Одеваться было некогда. Увязая в снегу, Соня подбежала к зелёному «Ниссану» Гудвина и прыгнула на переднее сидение. Как же хорошо, что он не уехал!
— О, ты быстро! Успешно?
Гудвин смотрел какой-то юмористический ролик на смартфоне. Он мельком глянул на Соню и тут же выключил телефон.
— Ты чего в таком виде?
Соня не ответила и только шмыгнула носом. Пиликнул домофон. На улицу выскочил папа — в домашних штанах, ботинках и расстегнутой куртке, накинутой на голое тело. Он завертел головой по сторонам.
— Соня! Соня!!!
Соня в машине опустила голову к коленям, так, чтобы её не было видно снаружи. Дворники «Ниссана» мягко проехали по стеклу туда-сюда, сметая налипший снег.
— Твой папа? — негромко спросил Гудвин.
— Угу…
— Ясно. Продуктивно, видимо, пообщались, — заметил Гудвин. — Что случилось-то?
Соня хотела что-то ответить, но не выдержала и разрыдалась.
— Ладно, ладно, — Гудвин успокаивающе похлопал её по спине. — Глянь, там в бардачке где-то бумажные салфетки были.
И не дожидаясь Сониной реакции, он через её голову открыл бардачок и вытащил зелёную пачку. Соня, не поднимая головы, зажала салфетки в руке. Некоторое время тишина в машине нарушалась лишь Сониными всхлипами.
— Ушёл, — наконец сказал Гудвин, глядя в окно.
— Домой?
— Нет, к остановке побежал. Ну так что, домой тебя?
У Сони зазвонил телефон. Это был папа. Ага, значит, сразу связь наладилась. Она выключила звук и молча смотрела на экран, пока надпись «Папа» не погасла.
— Домой, — тихо попросила она.
Соня сидела на подоконнике, упираясь пальцами ног в большой синий горшок с алоэ, и внимательно смотрела на улицу.
Когда-то она любила отломить у алоэ пару колючих «щупалец» и стесать зубами водянистую мякоть. Мама говорила, в нём полно витаминов. Но это было не так уж важно — Соне просто нравился вкус. Что-то среднее между киви и фейхоа.
Когда ей это надоело, избавленное от набегов алоэ беззастенчиво разрослось до размеров небольшого деревца. Впрочем, наверняка оно запомнило Соню, и всякий раз, когда она, отодвинув занавеску, залезала на подоконник, бесшумно орало что-нибудь вроде «Спасите, это она!» Бесшумно — потому что вслух растения кричать не умеют. Иначе, размышляла Соня, они были бы весьма истеричны.
Соня в отличие от алоэ покричать могла. Могла поколотить подушку. И врезать как следует по двери (мама пока ещё не видела вмятину). Но в целом чувствовала себя таким же алоэ. Тупым кактусом с обломанной «веткой».
Из подъезда вынырнула мама. Она повертела головой по сторонам, заприметила гудвиновский «Ниссан» и слегка неуклюжей походкой — снег во дворе не чистили уже три дня — поспешила к нему. Когда зелёная иномарка вывернула со двора, Соня спрыгнула с подоконника и решительно направилась на кухню. У неё было дело. Очень важное. Соня решила напиться. Оставалось решить, чем.
На дверце обнаружились молоко, сок и минералка. А ещё закрытая бутылка белого вина с весёлой рыбой на этикетке и початый коньяк.
Соня с сомнением посмотрела на вино. Даже если она как-то отковыряет пробку, потом придется как-то объяснять это маме. Можно, конечно, наврать, что вино понадобилось для пропитки торта, но для того, чтобы алиби выглядело достоверным, нужно сделать торт. Соня к таким подвигам была не готова.
Она перевела взгляд на коньяк. Он стоял здесь почти полгода — с маминого дня рождения. Мама покупала его к столу для мужей подруг, но в итоге пил его только один дядя Петя.
Соня взяла бутылку в руки и открутила крышечку. Бррр! Как люди вообще это пьют? Если уж запах такой мерзкий, чего ждать от вкуса? Но вино она не отковыряет. Если только пробку зубами выгрызать.
Значит, коньяк. Пахнет как ватка в медицинском кабинете! Зато его надо меньше, он ведь крепче. Никто и не заметит.
Главное, чтобы помогло. Очень нужно, чтобы помогло. После алкоголя людям обычно становится весело. Не зря же его обычно пьют на всяких вечеринках. Выпьют немного, а потом смеются, танцуют, дурачатся. А не смотрят по часу в окно только потому что нет сил делать что-то ещё.
Соне очень хотелось почувствовать желание смеяться и дурачиться. Не сработали ни три эклера, съеденных подряд, ни выбор новых ботинок на маркетплейсе, ни любимый диснеевский мультик. Наоборот, на сцене, где Мулан уезжает в ночь, чтобы спасти отца от армии, Соня обрыдалась и потом полночи не могла уснуть.
Алкоголь должен был сработать. Других вариантов у неё не оставалось.
Она достала из верхнего шкафчика широкий бокал с короткой ножкой — такие, кажется, назывались «коньячные» и плеснула немного из бутылки. Для начала хватит. Она подхватила его пальцами под донышко — в фильмах бокал обычно держали именно так, а не за ножку. Чокнулась со стоящей на столе сахарницей. Та отозвалась понимающим звяканьем.
Надо было что-то сказать. Что-то изящное, красивое, может быть философское. Но на ум ничего не шло, и Соня просто сделала глоток.
Ааааааа!!!
На какую-то секунду Соне показалось, что она сунула в рот зажженный бенгальский огонь. Жар волной прокатился по горлу вниз. Она закашлялась, расплескивая содержимое бокала. Ничего себе веселье! Тут дышать-то толком не получается!
Мало-помалу невидимый бенгальский огонь зашипел и потух. Боль в горле тоже потихоньку сошла на нет. Тяжело дыша, Соня посмотрела на бокал у себя в руке. И сделала ещё один глоток.
Ко второму глотку она была уже готова. Вернее, это она так думала. Но когда по горлу опять побежали искры бенгальского огня, снова подкатил кашель, а коньяк пошёл носом, Соня поняла — эксперимент пора заканчивать. Это больше походило не на веселую вечеринку, а на неудачные тренировки начинающего глотателя огня. Продолжая кашлять, Соня доковыляла до раковины и выплеснула туда остатки коньяка из бокала. Спасибо, с неё хватит. Она к этой гадости больше не притронется.
Она сунула коньяк обратно в холодильник, вернулась к себе в комнату и упала на кровать. Веселее не стало. Зато теперь тошнило. Что ж, справедливости ради, это действительно отвлекало от мыслей о руке.
Она свернулась калачиком, прижала колени к груди — в таком положении мутило меньше — и закрыла глаза. Так Соня пролежала с полчаса, пока не вспомнила, что не убрала бокал. Она вскочила было на ноги, но в глазах тут же резко потемнело. Комната поплыла. Дверь легонько покачивалась из стороны в сторону, словно издеваясь над Соней, мол, сможешь выйти через меня с первого раза или нет?
Стараясь не шататься, Соня дошла до маминой комнаты и вытащила из тумбочки тонометр. Веселая вечеринка, так и не начавшись, перерастала в посиделки в доме престарелых. В глазах по-прежнему было темно — словно она смотрела на мир через рентгеновский снимок.
Прибор загудел и тугая манжета сердито сжала Сонину руку. Словно тонометр всё знал о коньяке и осуждал Соню. 83:55. Любопытный эффект, подумала Соня аккуратно складывая тонометр в чехол. Интересно, пора писать завещание или нет? Она усмехнулась.
Завещание… Когда она была маленькой, она пару раз писала завещания, но это была просто игра. Когда тебе шесть, и впереди такое количество лет, которое не сосчитать по пальцам рук и ног, довольно весело писать печатными буквами список под заголовком «Завищяние» и завещать кукол — младшей двоюродной сестре, велосипед — соседу по лестничной площадке Виталику, а блестящий камушек, который она нашла на прогулке в лесу (папа называл его «пиритом») — маме, чтобы та сделала себе золотое кольцо.
Кажется, мама даже сохранила где-то это «завищяние». По крайней мере, в шкафу на верхней полке стояла пара коробок со старыми Сониными рисунками и записями. Может оно среди них?
Надо будет как-нибудь поискать, позже. Но мысль о завещании продолжала зудеть у неё в мозгу. А что, это даже разумно. Взрослый подход. Конечно, ни к какому нотариусу она не пойдет — это уже перебор. Но в случае чего мама должна знать, чего она — Соня — хотела бы.
Протерев бокал в двадцатый раз, Соня вернулась к себе в комнату. Вырвала листок из блокнота и села за стол. Через двадцать минут новая версия «завищяния» была готова. Соня аккуратно сложила листок и убрала его в верхний ящик стола. Подумала и переложила в нижний, в папку с открытками. Хорошее место. Там мама не наткнётся на него случайно. А то если найдёт раньше времени — ещё перепугается. Соня вспомнила как в больнице пунцовая от смущения мама засовывала в сумочку маникюрные ножницы.
Надо только не забыть обновить завещание лет через пять, если больше никакого трамвая, троллейбуса, автобуса, кирпича или сосульки до того времени не случится.
Голова по-прежнему кружилась, а в груди без каких-либо предвестников резко закололо. Соня достала телефон, написала «Я, кажется, напилась», разослала сообщение сразу трём абонентам (проверить, что мамы нет в рассылке. Ещё раз проверить) и стала ждать. «Напилась», конечно, громко сказано, но самое то для провокационного сообщения, когда тебе очень нужно получить ответ.
Первой ожидаемо отозвалась Полина.
«Вино?»
«Коньяк».
«Огоооо!!!» — Полина снабдила свое сообщение таким количеством смайликов с отвисшей челюстью, что они заняли пять рядов. — «Ты серьезно сейчас?»
«Йес. Давление теперь рухнуло. Вот завещание написала».
«А почему рухнуло? Слушай… Мне придти?» — смайлики резко пропали.
«Да не. Все нормально. Жить буду. Наверно», — Соня хотела отправить сообщение, но тут ответил Илья.
«Зачем?»
Ой-ой-ой, какие мы строгие.
«Захотелось», — Соня добавила к сообщению «колобка» с высунутым языком и нажала «отправить».
«Ну и зря».
«Я тебя в завещание включила», — решила раззадорить его Соня.
«А что завещала? Почки?»
Зануда.
Телефон пиликнул ещё раз. Отозвался Костя.
«Если воды из-под крана, то это зря. Пей бутилированную».
«Не, коньяк».
«Много?» лаконично осведомился Костя
Писать про полтора глотка было как-то глупо, поэтому Соня ограничилась туманным «мало».
«И как? Понравилось?»
«Не. Он мерзкий», — призналась она. — И у меня от него давление упало».
«Шоколадку съешь. Она вкуснее будет. И давление выровняет».
«Я выхожууууу!!!»
Соня не сразу поняла, кто это написал. Полина! Да, она же ей так и не ответила.
«Не надо, все уже хорошо. Сейчас шоколадку буду есть».
«Ещё и дразнится, — смайлики снова вернулись на пост. — А я второй день без шоколада…»
На экране высветилось: «Полина печатает…». Значит на подходе очередная история про тяготы правильного питания.
«Так что там с моими почками? — встрял Илья. — Я хочу знать, рассчитывать мне на них или придётся вести правильный образ жизни»
Мама вернулась домой только через три часа. Сонино давление вернулось к приличным показателям часом раньше. К маминому возвращению Соня раз десять успела почистить зубы, так что теперь изо рта у неё пахло как из стиральной машинки со свежепостираным бельём — альпийской свежестью.
Мама, потягиваясь на ходу, зашла к Соне. Она забралась с ногами в кресло и с видом величайшего блаженства откинулась на спинку. Потом стянула носки и пошевелила пальцами ног.
— Хорошооо… Что-то я умоталась сегодня…, — пробормотала она, прикрыв глаза. — Ты как? Всё хорошо?
— Где были? — спросила Соня.
— Да по магазинам…, — мама расслабленно махнула рукой. — Чашки, ложки, поварешки…
— Ты какая-то слишком счастливая для походов по магазинам, — подозрительно сказала Соня. — А зачем нам новая посуда? Ты собираешься отдать нашу на благотворительность?
— А? — мама приоткрыла глаза. — Мы просто смотрели… Ничего особо не выбрали.
— За три часа?
— Успеется ещё! Это в конце концов не так часто бывает, — полусонно пробормотала мама.
— Что? Покупка посуды?
Мама сделала рукой неопределенный жест. Потом открыла глаза.
— Слушай… Тебе ведь исполняется шестнадцать. К тебе наверняка придут гости и… — она замялась. — В общем, только давайте без подпольного алкоголя, ладно? Я готова подумать про бутылку шампанского, хотя мне всё это не нравится.
Соня чуть не поперхнулась.
— Ты… ты шутишь?
— Почему? — удивилась мама. — Ты ведь знаешь, я правда это не люблю.
— Мам? — окликнула ее Соня.
— Что?
Соня соскользнула с кровати и положила голову маме на колени.
— Я тебя люблю, — прошептала она.
-— И я тебя, — немного удивленно ответила мама. — Так… насчёт шампанского…
— Никакого шампанского. Ни в коем случае, — Соня поцеловала маму в щеку. — Кроме того, я никого не собиралась звать.
«У тебя теперь два дня рождения», — сказала мама.
Выдумала тоже. Хорошенький день рождения — попала под трамвай, лишилась руки и загремела в реанимацию. Да в гробу она видала такие дни рождения! Обычно на день рождения наоборот что-то прибавляется. Чаще всего подарки или деньги. Да хотя бы лишний килограмм после съеденного тортика. Вот если бы у неё отросла третья рука… Ооо, Соня была бы не против. Правда-правда.
Она завела бы страничку в какой-нибудь популярной соцсети и выкладывала бы забавные видео. Как она сразу тремя руками нарезает салат, стреляет из лука (третья рука, чтобы снимать всё на смартфон) и пожимает руки знаменитостям. Раскрутилась бы до миллионщика, моталась бы по всяким шоу, научилась бы на досуге жонглировать… Заработала бы свой первый миллион рублей, затем — миллион долларов. Обеспечила бы маме и себе безбедную жизнь, а потом…
А потом отрезала бы эту руку к чёртовой матери. Отдала бы её на донорство или ещё куда… И зажила бы спокойно со своими миллионами и раскрученным блогом. И даже шрам от удаленной руки бы не помешал. Вот такой день рождения она бы отмечала!
А тот день… тот день был худшим.
Хуже того дня, когда под машину попала ее любимая дворовая собака Найда. Водитель был залетный, он сразу уехал. Никто даже не запомнил номера — да и некому было запоминать.
Найда лежала на дороге как потрёпанная мягкая игрушка. Подбежавший Шарик — ее верный друг — пытался поднять Найду за шкирку, тыкался в неё носом, а потом лёг рядом. Дети стояли вокруг, как окаменевшие… Кто-то их взрослых потом увез её и похоронил. По крайней мере, так говорили. Может, просто до ближайшей свалки довезли. Всё-таки был декабрь, земля как камень.
Хуже того дня, когда стало известно, что бабушка Нина — мамина мама — уже не выздоровеет. Поверить в это было практически невероятно — ведь бабушка по-прежнему была энергичной, веселой, носила модные очки и только-только сделала стрижку как у подводной ведьмы Урсулы из «Русалочки» — смотрелось круто. И тут этот диагноз. Как гром среди ясного неба.
Это ведь именно так бывает. Раскат! — ты подходишь к окну, смотришь на редкие белые облачка и думаешь — нет, всё-таки это был не гром, это дети прыгают по железным крышам гаражей. А десять минут спустя за окном сплошная пелена дождя и молнии. Бабушки не стало полгода спустя.
Хуже того дня, когда папа бегал по квартире и кричал, что мама спрятала его документы на машину. Большая дорожная сумка и два пухлых пакета, перевязанных веревками, уже стояли в прихожей.
— Значит так, или ты мне сейчас их отдашь, или…, — он почти рычал.
— Или что? Ударишь? — мама, спокойная, как греческая статуя сидела на кухне с чашечкой чая и уже пятнадцать минут размешивала в остывшей воде сахар. Соня стояла возле окна, как на мине, боясь сдвинуться с места. Ей страшно хотелось в туалет, но казалось, что стоит ей сделать шаг и случится что-то страшное.
Папа ударил ладонью по столу. Мамина чашечка подпрыгнула и половина чая вылилась на скатерть. Мама, даже не взглянув на папу, продолжила размешивать ложечкой остатки.
— Чести много! Ты же понимаешь сама, что это дурь? Что я их восстановлю? Что ты сейчас просто гробишь остатки хороших отношений?
— Хороших? Охохохо, — саркастически рассмеялась мама. — Было бы что гробить. Можно подумать, я удовольствие получаю от того, что ты до сих пор в моём доме.
— Ах, уже в моём? Ах, в моём! — взбеленился папа. — Когда я ремонт тут делал, он был нашим! Когда кондиционеры сюда покупал, балкон стеклил, когда кухню менял!
— Тогда ты тут жил. А теперь нет, — мама пожала плечами. — Кстати, твоя Леночка уже в курсе, что по документам квартира моя, и у тебя в ней нет доли?
Папа снова зарычал. Как лев, которому в лапу попала заноза. Он хотел что-то сказать, но взгляд его упал на Соню.
— Просто… отдай мне… документы… и я уйду, — прохрипел он. — За вещами вернусь, когда тебя не будет.
— Нет уж, милый. Чтобы мне тут остались голые стены? Собирайся сейчас, — мама встала и одним пальчиком включила чайник. — Чашечку чая?
Папа ругнулся и вышел. Несколько минут спустя за ним в последний раз захлопнулась дверь. Все-таки ушёл… Ушёл…
Мама взяла в руки чашечку — перламутровую, с золочёной ручкой — вышла в центр кухни и разжала руки. Чашечка жалобно звякнула об плитку и раскололась на три части. Кусочек ручки прилетел прямо к Сониным ногам. Это была любимая мамина чашка — папа купил её её в каком-то антикварном магазине, когда они ездили в Италию в свадебное путешествие. Соня вздрогнула и случайно сошла с невидимой мины.
А папка с документами на машину осталась лежать под Сониной подушкой.
За три года она так и не решилась сказать папе об этом.
Сонин день рождения был двенадцатого декабря, в субботу.
Накануне она до мелочей продумала, как проведет этот день. Все должно было быть идеально.
Для начала следовало выспаться. Невыспавшийся именинник — весь день рождения коту под хвост. Подняться рано в этот день Соня была согласна только в одном случае — если бы у неё был самолет до Мальдив. Тогда хоть в три часа утра, хоть в четыре часа ночи. Но самолета не было, поэтому подъём — минимум в полдень.
Потом романтический завтрак с ноутбуком в постели. Да, не забыть проверить, чтобы звук на телефоне был выключен. Кому нужно — напишут. Человечество не зря изобрело мессенджеры.
Полина обещала подойти к трем. Если будет настроение, можно будет прогуляться. А вечером они с мамой договорились-таки сходить в кино. Гудвин обещал отвезти туда-обратно. В последнее время он вообще какой-то слишком незаменимый. Оглянуться не успеешь, сделает маме предложение, съедутся и нарожают ещё детей. Рыженьких, в папу. И, конечно, со всеми конечностями.
А что, мама ещё молодая. У Иры вон вообще со старшим братом разница двадцать два года. Бородатый такой дяденька, на канадского лесоруба похож. У него самого уже трое детей. Ира с ними сидит периодически и ноет по этому поводу. Куда деваться — приходиться отдуваться за свои юные годы, когда брат с ней нянчился.
Папа, кстати, интересовался, свободна ли Соня завтра. Строит из себя теперь заботливого родителя. Но Соня с ним после того «инцидента с тортиком» не разговаривает. Пусть с бабушкой общается, обсуждают новинки автопрома, перекрытия дорог, проблемы с парковкой или что там ещё. А с Соней теперь только через маму — как через адвоката.
Соня ей говорила — просто не бери трубку. Но мама так не может, слишком правильная. Она даже со звонильщиками из банков разговаривает вместо того, чтобы сразу трубку вешать. Причём, вежливо так. Они ей даже спасибо в конце говорят, хотя она ещё ни разу не согласилась взять кредит .
Среди них, наверно, уже легенды о ней ходят, потому и звонят. У мамы голос красивый, поставленный — заслушаешься. Она даже когда в автобусе просит за проезд передать, пара человек обязательно обернётся.
Соня маму хорошо проинструктировала — папа теперь считает, что их целый день не будет в городе. И хорошо. Она обойдётся без новой пачки колготок.
Но все пошло не так с самого начала. Во-первых, она проснулась в семь и больше уснуть не могла. Кололо правую руку. Наверно, отлежала. Соня потянулась в полусне второй рукой, чтобы размять первую. Но пальцы нащупали только пустоту. Чёрт… точно…
В первый раз такое случилось ещё в больнице. Это было очень странно — Соня знала, что кисти больше нет, но совершенно ясно чувствовала каждый палец. Фантомную руку сводило так, что в какой-то момент она даже заплакала. Мама побежала за врачом.
Тот пришел только два часа спустя, мельком посмотрел на Соню и сказал, что это нормально. Но если очень болит — так и быть — можно увеличить дозу обезболивающих. А уже потом, после выписки, подключить лечебную физкультуру, массаж и — он понизил голос — можно попробовать гипнотерапию и иглоукалывание. Заметив выражение лица Сониной мамы, он выпрямился и сказал:
— Конечно, это ваш выбор, но по опыту знаю, что результаты это даёт. Если надумаете, дам контакты хороших специалистов.
До гипнотерапии дело не дошло. Боли повторялись ещё дважды, но были уже более слабыми. Соня вычитала в интернете, что это реакция организма на неожиданную ампутацию. Мозг как последний слоупок никак не сообразит, что руки уже нет, и посылает в неё сигналы. Мол, кукушка, кукушка, я ясень! Как слышно? А там бац — обрыв линии. Кукушка валяется под деревом со свернутой шеей. Из-за этого нервишки и шалят, в прямом смысле слова…
— Ну почему именно сегодня… — простонала Соня, садясь на кровати. Приоткрыв один глаз, она посмотрела на себя в зеркало. Вид такой, словно она всю ночь зажигала на рок-концерте.
Мама ещё спала. Стараясь не шуметь, Соня налила себе молока и сделала бутерброд. Рука по-прежнему ныла. Соня выпятила нижнюю губу и наморщила лоб, чтобы вид у неё стал максимально несчастным. Всё равно никто не видит — можно пострадать вволю.
Психологи ведь именно так рекомендуют — не держи эмоции в себе. А то начнутся всякие зажимы… Она как-то натыкалась в интернете на статью, что все болезни — от подавляемых эмоций. Например, близорукость из-за боязни будущего, язва желудка — из-за зависти, а туберкулез — от безнадежности.
Может, в этом что-то и было — Соня вообще довольно лояльно относилась к подобным теориям, но это был определенно путь к паранойе. Испугаешься чего-то или разозлишься — и привет аппендицит, ангина и геморрой. Так что же, разрешено только улыбаться и благодарить судьбу? Так вообще можно жить?
Сегодня благодарить судьбу было особо не за что. Ранний подъём попортил все планы. На завтрак у Сони должна была быть пицца. С хрустящей корочкой и нежными кусочками лосося. А не жалкий бутер со сливочным сыром. И сам завтрак должен был быть не раньше часа. А сейчас семь утра. Все пиццерии закрыты, и можно только разглядывать картинки в меню и глотать слюну.
В комнате Соню ожидал очередной неприятный сюрприз — когда она открыла ноутбук, оказалось, что интернет на работает. Это было уже слишком. Обычно в таких случаях человек воздевает руки к небу с криком: «Да что такое происходит! Надо было оставаться в кровати!» Но ведь Соня именно так и планировала — вот что самое обидное!
Она потыкалась в пару соседских сетей, но старое-доброе qwerty нигде не сработало. Ладно, не все потеряно. Есть ведь мобильный интернет — последнее прибежище для страждущих. После некоторых мытарств, ей удалось его подключить, но уже в середине серии телефон завибрировал, оповестил, что лимит исчерпан и вежливо предложил сделать небольшое пожертвование.
Соня устало откинулась на подушку, и тут её спины коснулось что-то холодное. Взвизгнув, она подскочила с постели, и откинула одеяло в сторону, ожидая увидеть как минимум лягушку, а как максимум — змею. Но на кровати лежала перевернутая чашка из-под молока, а его остатки быстро впитывались через простыню. Да что ж такое! Теперь придется ещё и переодеваться, а она так хотела провести день в пижаме.
Дверь приоткрылась как раз тогда, когда Соня натягивала свежую майку. Зевающая мама в помятой футболке заглянула в комнату. Несколько тёмных прядок сонно свисало ей на нос.
— Чего кричишь? — спросила она, пряча в ладони зевок. — Уаааам… С днём рождения, кстати.
Соня рассказала про отключенный интернет.
— Хм…, — мама задумчиво скосила глаза на особенно непокорную прядь и сдула её в сторону, — Странно. Я в начале недели оплачивала. Может, какие-то проблемы на линии? Сейчас позавтракаю и позвоню в поддержку. Так ты что, из-за этого кричала? Я думала, что-то случилось.
— Не… Я молоко пролила, — призналась Соня. — Я тебя разбудила?
— Нну, — мама неопределённо качнула головой. — Помочь тебе поменять постель?
— Если не сложно…
— Хорошо. Только приведу себя в порядок…
Пока мама снимала простынь, стаскивала пододеяльник и наволочку, Соня, поджав ноги, сидела в кресле.
— Да не кисни так, — мама потрепала её по голове. — Вспоминаю те времена, когда тебе был годик. — она демонстративно взмахнула простыней. — Тогда ты тоже мочила простыни.
— Мааам, — Соня закатила глаза.
В поддержку пришлось звонить трижды, но в конце концов интернет всё же появился. Мама вручила Соне подарок — новую пижаму («Как чувствовала, что ты с этой что-нибудь сделаешь») и убежала на работу. Пицца уже была в пути. Жизнь налаживалась. Но в час дня, закончив смотреть очередную серию, Соня наконец призналась себе, что ей чудовищно скучно.
В прошлом году они с Полиной на Сонин день рождения ходили в клуб виртуальной реальности и больше часа мочили из луков орков. Полина без конца мазала, хохотала и требовала боевой гномий топор. А потом каким-то чудом подстрелила гигантского летающего змея, в которого Соня безрезультатно выпустила с дюжину стрел, и потребовала звать её истребительницей драконов.
Затем был квест, уже расширенным составом, с Ирой, Катей и Олей… Потом антикафе. А ещё Илья затащил её на картинг и потешался над тем, как она аккуратно сбрасывает скорость перед поворотами, чтобы не влететь в ограждение из старых шин.
В этом году о картинге, конечно, речи не шло. Она отказалась даже от кафе, хотя мама предлагала. Ну в самом деле, какое кафе? Это бы выглядело как поминки. Все сидели бы с похоронными лицами, натужно улыбались и украдкой пялились на ее руку.
Мама и Полина могут говорить что угодно, но Соня-то знает, что теперь она другая. И её теперь будут воспринимать как другую. Вот даже Костя пропал… С того дня, как она писала ему про свой коньячный опыт, не прислал ни одного сообщения. Разочаровался?
Соня открыла свою страничку в запрещённограме. Она не постила там ничего уже почти полтора месяца. На последнем снимке были они с Полиной. Сидели спина к спине на лавочке в школьном дворе. Полинка как обычно угорала, Соня закрывала глаза рукой. Кто же их фотографировал… Вроде Оля. Это было за неделю до…
Соня промотала ленту немного вниз. А вот они с Костей на волейбольной площадке. Прислонились к сетке. Костя пьет воду, Соня показывает пальцем в небо и что-то говорит. А в небе военный вертолет. По крайней мере, так Мишка сказал, что военный. Он у себя в сторис потом даже фото выкладывал с указанием модели.
Вот ещёё фото с площадки. Там уже все ребята: и Никита, и Яна, и Барсук… Все тянут руки вперед, как будто ловят низко летящий мяч. Снимали на Сонин телефон. Она поставила его на рюкзак и включила таймер. И за секунду до того, как сделать снимок, телефон начал падать… Горизонт в итоге оказался немного завален, но у всех такие дурацкие лица, что не выложить это было нельзя. Соня на этом снимке тоже хохочет вместе со всеми. И тянется к падающему «Самсунгу». Обеими руками.
Дальше… дальше… Вот они с мамой летом на море. Видео-слоумо на котором Соня делает стойку на руках на морском берегу. Триста четырнадцать лайков — видимо, попало в какой-то топ. Потом два дня болели ладони — берег был галечный. Но дело того стоило. На Соне ее любимый купальник — оранжевый. На белом топе — яркие апельсины. Светлые Сонины волосы выглядят рыжими в свете закатного солнца. В углу кадра медленно-медленно, словно от удивления разевает клюв чайка.
Последнее её море… Разве только ей раздобудут манекенскую руку — ну ту, которая косметический протез. Интересно, а плавать с ней можно? Свалится ещё. И какая-нибудь акула её сожрёт. Подумает, что настоящая, человеческая — просто отвалилась.
Хотя, наверно, всё равно будет заметно, что рука искусственная. И все будут таращиться не на веселые апельсины, а на несгибающиеся пластиковые пальцы.
Просматривать старые фотографии было странно. Соня поймала себя на том, что разглядывает в основном свою правую руку. Так смотрят на фотографии недавно умершего родственника — сколько бы человек не было на снимке, взгляд всё равно притягивает только одно лицо. Рука была очень красивая. Загорелая и какая-то ненастоящая. Словно её прифотошопили Соне.
Тут домофон в очередной раз защебетал. Соня взглянула на часы. Полина должна была прийти только в три, а сейчас только два с копейками.
Неужели папа? Не поверил маме и решил сам проверить, вдруг Соня дома… Соня подошла к окну и осторожно выглянула из-за занавески. Прямо напротив их подъезда был припаркован белый внедорожник.
Настроение сразу упало. Разве сложно уважать желания человека. Ну не хочет она его видеть — неужели непонятно?
Домофон продолжал надрываться. У соседей пару раз неуверенно гавкнула собака. Мол, я знаю, что это не к нам, но бдительности не теряю.
Соня быстро открыла на телефоне приложение с музыкой и ткнула в первый попавшийся трек. Но навязчивое дирлиньканье всё равно было слышно. Потом домофон резко замолчал, но не успела Соня обрадоваться, залился снова.
Ладно, она тоже упрямая. Пусть трезвонит сколько хочет. У него нет никаких доказательств, что Соня дома. Даже предъявить ничего не сможет.
Краем глаза Соня заметила, что экран телефона загорелся. Наверное, честная мамина душа всё-таки не выдержала, и она сдала Соню папе со всеми потрохами? Предательница…
С другой стороны — и пускай. Пусть знает, что она дома! Мог бы догадаться, что она не хочет его видеть. Или думает, она должна была растрогаться, что он полураздетым бегал по улице и искал её? Бабушка потом написала Соне укоризненное сообщение, что у отца после этого поднялась температура, и ему пришлось искать замену на следующий рейс. И что Соне должно быть стыдно.
Ей. Должно быть. Стыдно.
Соня не нашла, что на это ответить.
Домофон никак не унимался. Экран телефона продолжал светиться, демонстрируя, что звонок ещё идет. Соня глубоко вздохнула. Сейчас она возьмет трубку и скажет ему, чтобы отвалил. Нет, сбросит звонок и всё.
Она решительно взяла телефон. На экране горело имя Полины. Соня тут же нажала на приём.
— Да? — осторожно спросила она.
— Ну ты где пропала?!! — закричала трубка — Я тебе звоню, звоню…
— У меня на беззвучном, прости…
Полина фыркнула.
— Ты дверь-то откроешь или нет?
— Какую? Погоди… Это ты что ли в домофон звонишь??
— Нет, Эмма Уотсон! Я уже окоченела тут — на улице, между прочим, ветер. Так ты дома или нет?
— Дома. Но ведь ещё…
— ОТКРЫВАЙ!!!
Домофон снова залился трелью. Соня нажала на кнопку. Потом открыла дверь, оставив маленькую щель. Она даже причесаться не успела. Соня оглянулась в поисках расчески. Наверное, в комнате…
Расчёска обнаружилась на подоконнике. Соня услышала как в дверь кто-то деликатно стучится.
- Открыто! — крикнула она, попутно пытаясь привести в порядок волосы. Ладно, сойдет и так. Полина её и не в таком виде наблюдала.
Дверь распахнулась. Соня застыла с расческой в волосах. - С днем рождения!!!
Перед Соней стояла улыбающаяся во все двадцать восемь зубов Полина в любимой лохматой шапке. В руках у неё была большая коробка конфет, перевязанная золотистой ленточкой. Но Соня даже не взглянула на конфеты. Потому что из-за широкой Полининой спины выглядывали Катя, Оля и Ира. А за ними маячили Костя, Мишка и Зоя — усеченный состав их волейбольной команды. Дальше всех, почти у лифта стоял Илья. Как и другие мальчишки он принес цветы, но в тусклом свете коридорной лампочки было не видно, какие. - Сюрприз! — взвизгнула Оля и дернула за веревочку хлопушки. Конфетти посыпалось на головы девчонок. Ира возмущенно замахала руками, отряхивая голову, а Полина наоборот сделала торжественный жест руками, как клоун.
— Та-дам!
Соня пару секунд молча смотрела на всю компанию, а потом попятилась с твердым намерением закрыть дверь. Полина разгадала её маневр, перестала улыбаться и быстро сделав шаг вперед, схватила Соню за руку.
— Сонька, ты чего? — зашептала она. — Мы сюрприз хотели сделать.
— Сделали…, — Соня попыталась высвободиться, одновременно слабо улыбаясь остальным ребятам. — Отпусти уже…
— Вот уж нет! Ты же скиснешь тут одна, — она повысила голос. — Ребят, Соня не верит, что мы соскучились!
Из коридора послышались возмущенные возгласы.
— Так мы зайдем? — с нажимом спросила Полина.
Соне ничего не оставалось кроме как махнуть рукой. Гости начали протискиваться в тесную прихожую как персы в Фермопильское ущелье. Соня вздохнула. Бой был проигран. Даже будь Соня спартанцем, у неё не было ещё 299 соратников, чтобы отстоять независимость.
«Персы» протянули ей сразу несколько букетов. Соня ухватила ближайший — от Кости — белые розы. Красивые, на длинных ножках. Мишка тоже принес розы — бледно-желтые, а Илья — какую-то композицию из белых и фиолетовых цветов, среди которых Соня опознала только хризантемы.
— Поставлю в вазу, — пробормотала она, сжимая Костин букет, и сделала шаг в сторону кухни.
Полина ворвалась на кухню секунд пятнадцать спустя. Она была в коротком темно-фиолетовом платье с длинными рукавами и напоминала симпатичную кругленькую сливу. Слива энергично размахивала ручками.
— Помочь с вазами? Эй… ты что?
Соня, сгорбившись, сидела на табуретке и смотрела в пол. На столе перед ней лежали Костины розы.
— Сонь, ну ты чего? Расстроилась? — Полина присела перед ней на корточки и коснулась руки. — Мы хотели сюрприз тебе сделать.
— Сделали, — чуть слышно ответила Соня.
— Вы идете? — в кухню заглянула Катя. Она нарядилась как на светский раут: чёрное платье футляр, висячие серьги с камушками, похожими на гранатовые зернышки.
— Сейчас…, — отмахнулась Полина, мельком взглянув на неё, — Дверь прикрой.
— Ну лаадно, — немного обиженно протянула Катя, но дверь закрыла.
— Слушай. Если ты нам не рада, мы уйдем. Без вопросов. Сонь… ты… В общем, зря я наверно тебя не предупредила. Но мы хотели, чтобы ты удивилась.
— Я удивилась, — по-прежнему не глядя на Полину ответила Соня. — Правда.
— Короче, — Полина поднялась на ноги и стряхнула несколько налипших крошек с коленей. — Пойду скажу, чтобы одевались… Ну вот такие мы фиговые друзья, извини. Хотели, как лучше, а вышло наоборот. Надо было Илью слушать, блин. Он говорил, что тебе это не понравится. Ладно. Я напишу потом…
Полина демонстративно взяла со стола вазу и поставила под кран, чтобы набрать воды.
— Только цветы поставлю, — сказала она. — А то жалко. И уйдем.
Манипулятор ты фиолетовый… Ты же терпеть не можешь срезанные цветы! Жалко тебе, как же, подумала Соня.
— Не глупи. Всё равно все уже тут, — сказала она вслух.
— То есть?
— Ну что ты от меня хочешь? — Соня посмотрела прямо на Полину. — Никого я не хотела видеть. Ты это хотела услышать? Думаешь, мне хочется, чтобы все это видели? — она вытянула вперед перебинтованную руку.
Полина даже бровью не повела. Она невозмутимо распределяла розы в вазе, так, чтобы те не свисали на одну сторону. Обёртку она уже успела снять.
— Соня, я правда все понимаю. Но помнишь, мы говорили, что надо принять себя… Ты же не можешь месяцами сидеть дома!
— Почему же? Могу, — перебила её Соня. — Ещё как могу!
— И сколько ты так будешь сидеть? Год, два, три?
— Сколько захочу! Как минимум пока не получу протез, — отрезала Соня.
Может, тогда на неё перестанут обращать внимание? В конце концов, никто же не пялится на людей в париках.
Полина оставила розы в покое и вплотную подошла к Соне. Соне показалось что сейчас она скажет что-нибудь вроде: «Ну и торчи дома, как идиотка». А потом хлопнет дверью и уйдет. А следом уйдут все остальные. А Соня вернется к своему сериалу. Если, конечно, сможет хоть что-то разглядеть на экране из-за слёз.
Но Полина ни с того ни с сего стиснула Соню в объятиях как медведь гризли.
— Не будь дурочкой. Пойдём! Никто и не взглянет.
— Потому что иначе ты его поколотишь?
— Разумеется! — Полина согнула руку как культуристка, — Ты знаешь, рука у меня тяжёлая. А если так уж стесняешься, накинь что-нибудь типа платка. Есть у тебя платок?
— Угу, носовой на лицо накину. Чтобы никого не видеть и не стесняться.
— Дурочка.
В дверь забарабанили.
— Вы там умерли что ли?!
Это был Мишка.
— Сейчас, уже иду! — крикнула Соня.
Полина одарила ее широкой улыбкой, первой вышла в коридор и, судя по звукам, согнала всех слонявшихся по квартире в одну в комнату.
Соня пошла следом. В коридоре никого не было. Она открыла шкаф и достала из него большой серо-голубой палантин — мамин. То, что надо. Но не успела накинуть его на плечи, как дверь ванной открылась и оттуда вышел Илья. Соня мгновенно спрятала руку за спину. Если Илья и разглядел что-то, виду он не подал.
— С днём рождения! — сказал он. — Помочь? — он кивнул на палантин.
Соня неуверенно протянула ему ткань, он расправил полотно и накинул ей на плечи. Соня почувствовала, как его пальцы скользнули по ее спине.
— Прохладно у вас, да? Ты как? Я говорил Полине, что заваливаться всей толпой глупо. Надо было хотя бы предупредить.
—Да нет, все хорошо. Я рада вас видеть, — Соня вдруг поняла, что не так уж и врёт.
— Точно? — Илья скептически приподнял бровь.
— Ага.
Соня опустила глаза. Из-под палантина по-прежнему торчали ноги в пижамных штанах. Что ж, надо будет сказать спасибо маме, что все-таки в новых пижамных штанах.
Ребята разместились в проходной комнате, которая носила гордое название «гостиная». Девчонки заняли диван и кресла, мальчишки разместились кто у окна, кто прямо на ковре.
Мишка, с тех пор как они виделись в последний раз, отрастил волосы. Он теперь носил хвостик и немного походил на рок-звезду. Только брекеты выдавали его возраст.
Зоя наоборот постриглась. Коротенькая челка, уложенная гелем, торчала вертикально вверх. Ей на удивление шло. Никто бы не сказал, что раньше она носила косу ниже лопаток.
Соня всегда мечтала о такой стрижке. Как она называется… Кажется, пикси. Но мама говорила, что это варварство — творить такое с волосами, ведь после стрижки Сонины волосы непременно потемнеют.
Можно подумать, она Рапунцель, чтобы так трястись над волосами. Иногда Соня ловила себя на том, что ей хочется покраситься в чёрный. Нет, против родного цвета она ничего не имела, но в конце концов это поклонение блонду уже немного надоело.
Мишка кивнул на букеты, сложенные на подоконнике.
— Куда их?
— На кухне на подоконнике есть вазы, — сказала Соня.
— Вас понял, — подхватив цветочный ворох, он исчез в дверях.
Катя пересела на подлокотник кресла и похлопала по сиденью рукой.
— Садись!
Поправив палантин, Соня уселась в кресло, и на неё тотчас устремились все взгляды. Наверно, так чувствовал себя Юрий Гагарин, когда после приземления выбрался из капсулы посреди поля, а вокруг колхозники с разинутыми ртами. Они наверно сначала решили, что он инопланетянин — нормальные люди на таких штуковинах, похожих на глубоководную мину, не летают.
Полина многозначительно кашлянула, и все как по команде отвели глаза. И когда только успела их выдрессировать… Только Илья, который по-турецки скрестив ноги, сидел на ковре напротив Сони, спиной к шкафу продолжал смотреть на неё. Когда они встретились взглядами, он подмигнул. Словно они играли в мафию, и весь город спал кроме них двоих.
Катя с Олей сначала начали болтать про школу, а потом оседлали любимого «конька» и заговорили про ипподром.
Костя как бы между прочим заметил, что два года занимался верховой ездой. Ну, положим, год он только лошадей чистил и навоз выгребал — это Соня точно знала, но девчонки сразу стали бросать на него заинтересованные взгляды. Надо будет потом спросить, почему он не писал в последнее время. Не при всех, конечно.
Домофон снова зазвонил. Соня напряглась, но тут Полина подскочила с криком: «А вот и пицца»! Через две минуты она появилась в дверях со стопкой коробок в руках.
— Для именинницы эксклюзивно с морепродуктами! Таак, кто мне поможет принести тарелки?
И многозначительно так посмотрела на Мишку. Ещё бы — Мишка высокий, с чёрными бровями, а глазищи как у эльфа с обложки какой-нибудь фэнтези-книжки. Это ещё Полина не знает, что он фехтованием увлекается. Впрочем, наверно, знает — она же по-любому его, Зою и Костю, через Сонины соцсети нашла.
В ответ на Полину многозначительно посмотрела Зоя. И будто бы невзначай коснулась Мишиного локтя. Словно поставила метку: «Занят». Соня уже прикидывала, на кого посмотрит Мишка, но тут от подоконника отклеился Костя.
— Я помогу.
Тощий Костя был на полголовы ниже Мишки, но низенькая Полина доставала ему только до груди. Рядом они смотрелись как тонконогий конь и низенькая исландская лошадка. С дивана вскочила Ира.
— Я тоже могу помочь.
— Нет, нет, Ириш, сиди, мы справимся, — мигом оценила ситуацию Полина, и они вместе с Костей вышли. Ира пожала плечами, но спорить не стала.
Пока они ходили, завязался разговор о соцсетях. Речь зашла про ТикТок. Солировал Миша — он закатывал глаза и говорил, что там тусуются только те, кому больше заняться нечем. Оппонировала Катя.
— Ну я ещё понимаю, «ВКонтакте» там или фейсбук… Там можно тупо написать человеку. А ТикТок? Он зачем вообще? Если так хочется мозг мусором загрузить, включи телевизор.
— А у меня его нет, — гордо вскинула голову Катя.
Соня вполуха прислушивалась к тому, что происходит на кухне. Оттуда долетали обрывки разговора, звук льющейся из крана воды и Полинино хихиканье. Пару минут спустя Полина танцующей походкой зашла в комнату со стопкой тарелок в руках. За ней плелся Костя. Он нес сразу две табуретки, чтобы было куда ставить коробки.
За пиццей беседа потекла веселее. Полинка как заправский бармен разливала по кружкам колу и апельсиновый сок, шутила насчет любителей пиццы с ананасами (Оля сделала вид, что это не о ней и положила на тарелку новый кусочек) и то и дело поглядывала на Костю — как он реагирует. Костя реагировал как надо — слегка улыбался и не сводил с Полины глаз.
Соня поймала взгляд Ильи, который кивнул ей на Полину с Костей и незаметно сложил ладони сердечком. Соня улыбнулась уголком рта. Это сразу заметил Мишка, который, похоже, как раз шарил глазами по комнате в поисках единомышленников.
— Ну это ведь правда смешно, да, Сонь? На этих дурацких видосах можно подвиснуть на два часа. Нет уж, спасибо, я лучше за это время на треню схожу.
— Вы снова про ТикТок…, — простонала Оля.
— Там не только глупые видосы! — Катя сверкнула глазами. У неё был такой вид, будто она запустит сейчас в Мишку стаканом с колой.
— Что, есть интеллектуальные? - Да, есть! По психологии, например! А ещё с правилами пунктуации. — не сдавалась Катя.
— Угу, угу, именно их ты и смотришь, — Мишка скорчил скептическую гримасу.
— И вообще, Соне тоже стоило бы завести свой аккаунт, — продолжала Катя. — В ТикТоке много, — она слегка запнулась… — людей с особенностями.
В комнате стало тихо. Зоя, которая как раз поднесла к губам стакан с колой, закашлялась. Все взгляды снова примагнитились к Соне, несмотря на предостерегающее шипение Полины.
Что ж, по крайней мере она успела спокойно съесть пиццу.
Соня попыталась улыбнуться. Нельзя сказать, чтобы у неё совсем не вышло — нижняя губа явно дернулась.
— Сонь, — сказала Катя, — Я думаю, я за всех скажу — нам все равно, что случилось!
— Эй…, — Оля слегка толкнула ее локтем.
— Что? Я в том смысле, что наше отношение к тебе никак не изменилось. Но… мы за тебя волнуемся. И если тебе что-то надо, говори.
Все закивали.
-— У меня сестра блогер, — неожиданно сообщила Ира.
— В ТикТоке? — строго уточнил Мишка.
— В телеграме.
— Поздравляем, конечно, но причём тут это? — недовольно спросила Полина. — Слушайте, Репа-то позавчера такое отмочила… Вызывает меня к доске, а сама…
— Она может подсказать, как развивать страничку, — перебила ее Ира. — Помочь с таргетом.
— Соне вообще-то сейчас не до этого, — отрезала Полина, недовольно глядя на Иру.
— Вот-вот, дурь это все, — поддержал ее Мишка.
Соня, поджала коленки к груди и изо всех сил делала вид, что её здесь нет. Но Ира решила не сдаваться так легко. Её детское личико стало очень серьезным.
— Вообще-то, там можно деньги зарабатывать, — повысила голос она.
— И сколько твоя сестра зарабатывает? — насмешливо спросил Мишка.
— Уж побольше, чем ты, — фыркнула Ира, смерив его взглядом.
Звякнула посуда. Все посмотрели на Олю, которая как раз тянулась к табуретке за очередной тарелкой. Ещё четыре уже были у неё в руках.
— Хотела отнести, — пояснила она. — Простите…
— Между прочим, Ирина права, Михаил…, — начала Катя.
Оля, пробормотав: «Ну я пошла», вышла из комнаты.
— Да неужели?
Костя хлопнул Мишку по плечу.
— Миш, хорош, а?
— Что «хорош»? Сонь, ну скажи им сама, что это дурь. М?
Соня почувствовала себя жуком-оленем приколотым к креслу невидимой булавкой. Она бросила взгляд на Илью, надеясь на поддержку, но тот как назло смотрел на Мишку.
— Ну… Я ещё не думала над этим…, — выдавила она.
— Эх, Сонька…. — Мишка махнул рукой. — Ладно, ладно, понял, не дебил. Не хочешь ссориться со своими. — Мне в общем-то пора, — он встал с пола. — Зой, идем?
Зоя виновата поджала губы — мол, извини, сама знаешь, каким он бывает — и оба исчезли в прихожей. Через минуту хлопнула входная дверь.
— Мне вообще-то тоже пора, — сказала Ира, вставая с дивана.
Тут Полина вдруг хлопнула себя по лбу и вскочила на ноги.
— Блинчики-горельчики! Мы же подарок ещё не вручили!
Она убежала в прихожую и почти сразу вернулась с пузатой полосатой сумкой в обнимку. Соня почти испуганно уставилась на сумку. Это ведь не подарок?? Но нет, покопавшись в ней, Полина извлекла на свет божий конверт и протянула его Соне.
— Вот. Мы тут скинулись, — она обвела взглядом остальных ребят. — Решили, что так будет лучше. Купишь сама, что хочется. Ребят, а может в «Крокодила»?
— Нууу… можно, — протянула Катя.
В «Крокодила» играли ещё два часа. Даже Ира передумала уходить и хохотала до слез, когда Оля мучительно изображала «солнцестояние».
Соня угадала три или четыре слова, но всякий раз передавала свой ход Полине. Но внутри неё все настойчивее пищал тоненький голосок: «Давай сама, чего ты боишься»?
И Соня уже начала задумываться, а может и правда? Тем более под шерстяным палантином было откровенно жарко. Даже выкрученная на «ноль» батарея не спасала. Костя приоткрыл было окно, но Оля тут же заверещала как автобусная бабуля, что ей дует в спину, хотя сидела на другом конце комнаты. Пришлось закрыть обратно.
Можно было, конечно, скинуть палантин и сидеть так… Тем более на неё никто не смотрел. Это было странно, но… она чувствовала себя нормальной, обычной. Все хохотали над Ильей, который то подкручивал невидимые усы, то демонстративно обрисовывал силуэт груди минимум восьмого размера.
Было… уютно. Да, пожалуй, именно так. А ведь она едва не развернула всех на пороге. Жаль, Мишка с Зоей ушли. Мишка был королем «Крокодила». Шутка ли — однажды он смог показать слова «априори» и «деепричастие» — причём, показать так, что их угадали.
Правда, сам он загадывал совершенно мозговыносительные конструкции вроде «высадки десанта в девственных лесах Камбоджи». Соне пришлось тогда чуть ли не пятнадцать минут скакать по комнате, изображая сначала десантников, а потом туземцев. Она попыталась отомстить ему «аргентингским танго на вершине Эвереста», но он справился с этим заданием с такой легкостью, словно она загадала «чайник».
Соня решительно дернула палантин за край и тот сполз ей на колени. Никто по-прежнему на неё не смотрел — Илья как раз изображал страстные поцелуи. Никогда раньше она ещё не чувствовала себя такой смелой.
— Бордель! — выкрикнула Катя и все захохотали.
Илья изобразил крайнее отчаяние и замахал руками, призывая всех забыть увиденное. И начал «смешивать» в воображаемых баночках какие-то ингредиенты.
— Северус Снегг! — засмеялась Полина.
Через ещё пять минут мучений Ильи, в ходе которых он успел изобразить прическу «афро» и несколько знаков зодиака, Соню осенило.
— Афродизиак!
Одновременно с ней это выкрикнула Оля.
Илья завертел головой:
— Кто сказал?
Соня слегка приподнялась на кресле. Палантин соскользнул с ее коленок на пол.
Оля закрутила головой. Кажется, она тоже не поняла, чей голос был вторым. Катя пихнула подругу в бок.
— Иди уже!
Илья с Олей удалились в коридор.
— Неет! — послышался Олин стон.
— Именно!
Оля вышла, закатывая глаза, показала зрителям четыре пальца и принялась рисовать в воздухе прямоугольники. Это надолго.
Никто опять не смотрел на Соню. Она подняла палантин и снова накинула на плечи.
После Оли пришла очередь Иры. Она показала пальцами, что загадано два слова, а потом изобразила как играет на гитаре.
— Музыкант?
— Гитарист?
— Рок-исполнитель?
Ира задрала руки вверх и немного помотала ими из стороны в сторону.
— Фанаты!
— Рок-концерт!
— Дерево! — догадался Костя.
Ира кивнула и чиркнула двумя пальцами себе по щеке, как будто наносила боевой раскрас.
— Индеец!
— Тропа войны!
— Макияж!
Ира отчаянно замотала головой и продолжила двумя пальцами наносить невидимые полоски на руки, ноги и тело.
— Берёза! — осенило Катю.
Ира радостно указала на неё пальцами и продолжила бродить по комнате среди «берёз», периодически проводя пальцами «по струнам».
— Эээ… Куда ты, тропинка, меня привела?
Вздохнув, Ира бросилась пылко обнимать ближайшее «дерево».
— Любовь к природе? — предположила Соня.
Ира покрутила руками, мол «ещё», «ещё».
— Лесничий! Леший! Подберёзовик! — выкрикивала Полина. — Экология! Активизм! Грета Тунберг!
Ира схватилась за голову. Потом патетически вытянула одну руку вверх, вторую прижала к груди и начала изображать, как декламирует стихи.
— Поэт? — предположила Оля. Она успела сбегать на кухню за оставшимися кусками пиццы и теперь дожёвывала второй.
— Пушкин! Лермонтов! Есенин! — начала скороговоркой перечислять Полина.
Ира ткнула в её направлении сразу двумя пальцами и замычала. - Есенин?
В ответ Ира показала один палец.
— Один Есенин? — уточнила Полина. — Одинокий Есенин.
Ира воздела руки к небу.
— Сергей Есенин, — пробормотала Оля сквозь пиццу.
Ира затрясла вытянутым указательным пальцем.
— Сергей, — догадался Костя.
— Ну слава богу, — пробормотала Ира еле слышно и показала уже два пальца.
— Второе слово, — кивнула Катя.
Ира опять немного побродила среди невидимых берёз, но никого не осенило. Тогда она начала чиркать себе пальцами по рукам.
— Сергей Берёза? — нахмурилась Полина. — А, Березуцкий! — она даже подскочила на месте.
— Он не Сергей, — возразил Костя.
— Их вроде два было, — Полина отказалась сдаваться так быстро.
— Второй тоже не.
— Тогда Березовский!
— Кто это? — Оля удивленно подняла зефирные бровки — Блогер какой-нибудь?
— Не помню, — призналась Полина. — Богатый какой-то. Он уже умер.
— Наверняка блогер, — закивала Катя.
Ира запрыгала на месте, заламывая руки, а потом ткнула пальцем в Соню.
— Эээ… Сергей и Соня? — растерянно проговорила Катя.
Ира вытянула вперед свою левую руку, рубанула её второй ладонью и снова показала на Соню.
— Ооо…, — Полина медленно обернулась к Соне, но та уже сама догадалась.
— Сергей Безруков, — негромко сказала она.
— Точно! Наконец! — Ира вскинула руки вверх в победном жесте и плюхнулась на диван. — Давай, сейчас сама будешь показывать. Нечего Полиночкой прикрываться. Я тебе уже такое слово придумала!
Она злодейски хихикая, потерла руки.
Соня бросила взгляд на настенные часы. Было уже почти семь.
— Вообще, я думаю, пора закругляться… Скоро мама должна придти. Мы собирались в кино…
Гости неохотно потянулись к дверям. Соня поймала за руку Костю, когда он уже выходил из комнаты. Мимо, стрельнув в него глазками, проскользнула Полина. Костя проводил её взглядом.
— Кость…
— Ая? — он оглянулся и посмотрел на Соню.
— А… ты чего не писал? — спросила Соня и тут же почувствовала, что зря, зря спросила. Прозвучало глупо. Словно она ревнивая жена, которая устраивает разнос мужу. Надо было срочно спасать ситуацию. — Занят был, да?
Костя глубоко вздохнул. Он явно чувствовал себя неловко.
— Вообще, да. Такой завал в последние недели… Честно, времени чай попить нет. Маме снова помочь надо, подработка и ещё там один проект…
-—Ясно, — Соня отвела глаза. —Ну… ты пиши хоть иногда.
— Ладно, — Костя переступил с ноги на ногу и посмотрел в сторону коридора. — Слушай, скоро же новогодние праздники. Может встретимся, погуляем?
— Может, — Соня неопределенно передернула плечами. И, не выдержав, добавила, — Если у тебя, конечно, будет свободное время.
Но Костя Сонин сарказм не считал.
— Думаю, будет, — просто ответил он. — Ты давай тут, поправляйся.
И потопал в коридор обуваться.
Лучший друг, грустно подумала Соня. Или бывший лучший друг…
Закрыв за гостями двери, Соня сначала села на корточки прямо в коридоре, а потом вытянула ноги и откинулась назад.
Устала… Нет, в целом день прошел гораздо лучше, чем она предполагала. Соня на самом деле рада была видеть ребят. Если бы не смазанная концовка, она бы, наверно, даже решилась через какое-то время повторить…
Послышался негромкий стук. Сначала она подумала, что это соседи, но стук повторился ещё раз, и Соня поняла, что стучат в дверь. Она кое-как поднялась на ноги и щелкнула замком. Наверное, Полинка. Она вечно что-нибудь забывает. Но на пороге стоял Илья. Соня слабо улыбнулась.
— Соскучился?
— Вообще-то да, — ухмыльнулся он. — А ещё телефон забыл.
— Сейчас.
На подоконнике лежал телефон в тёмно-синем чехле. Соня принесла его Илье и тот не глядя сунул его в карман.
— Ира — дурында, — сказал он вдруг. — Не обращай на неё внимания.
— В смысле?
— Да брось, я же видел, как ты вся дернулась, когда она в тебя пальцами тыкать стала.
— Ничего я не…
— Просто прими, что вокруг много людей, которые… ну не догоняют. Но на всех внимание обращать — чокнешься.
Соня прислонилась плечом к стене.
— Меня теперь будут в школе звать Безруковым…, — печально заметила она.
— Пусть только попробуют! А вообще… хороший же актёр!
— Шутишь?
— Во всяком случае он наверняка не огорчается из-за всяких дураков. Нууу… Ты чего, малой?
Соня попыталась сдержать слезы, но в итоге не выдержала. Ещё это дурацкое, но почему-то такое милое «малой». Что за слово вообще? Она сделала шаг вперед и неожиданно для самой себя уткнулась лицом в плечо Ильи. - Спасибо, — пробормотала она, шмыгая носом.
- Мы с Таней расстались.
Он сказал это одновременно с Соней, и она не сразу поняла, о чём он.
— Погоди, то есть… Как?
— Неделю назад.
— Но… почему?
— А сама как думаешь?
Тёплые руки Ильи крепко сжали её плечи. Потом он наклонился, и мгновение спустя Соня ощутила его мягкие губы на своих губах. Все мысли до единой тут же вылетели у неё из головы. Даже о руке — хотя она просыпалась и засыпала, думая о ней. Её левая ладонь оказалась на шее Ильи. Пальцы коснулись кожи чуть выше ворота водолазки.
Они и раньше прикасались друг к другу, могли обняться при встрече, как-то раз он помогал ей заклеить пластырем разбитое на физкультуре колено. Но сейчас… Было такое ощущение, что у Сони отняли все чувства кроме осязания, и теперь она пытается наощупь определить — кто же перед ней.
Звук поворачивающейся дверной ручки застал Соню врасплох. Она отпрыгнула от Ильи чуть ли не на метр. Как кошка, впервые встретившаяся в коридоре с роботом-пылесосом.
В прихожую вошла мама, на ходу стряхивая с шапки снег. Она едва не врезалась в Илью и охнула от неожиданности.
— Ой, напугал… Здравствуй!
— Здравствуйте! — с готовностью отозвался Илья.
— Ме… ме… меня ребята заходили поздравить, — пролепетала Соня.
Господи… Да она просто мастер убедительности. Соне показалось, что все лицо её горит, как от солнечного ожога, губы опухли, а над головой висят огненные буквы: «Внимание всем! Она сейчас целовалась».
— Ребята? — спросила мама, оглядываясь. — Почему во множественном числе?
— Они только что ушли, — ответил за Соню Илья. — Он выглядел на удивление спокойно, словно действительно всего лишь вернулся за телефоном. — Вы их не встретили? Я думал, они ещё у подъезда торчат.
Он накинул на голову капюшон.
— Ну… мне пора. До свидания. Сонь, я позвоню, ага? — повернулся он к Соне. — Ещё раз с днем рождения.
Он обнял её — не так как за минуту до этого — а… будто руку пожал.
И подмигнув Соне, он исчез за дверью. Мама аккуратно повесила пальто на вешалку и пошла в ванную. Дверь за собой закрывать она не стала. Зашумела вода. Неужели, ни о чём не догадалась?
— А почему ты не сказала, что ждешь гостей? Я бы еды вам заказала. Я думала, к тебе только Полина должна была придти, — донесся до Сони мамин голос.
— Я и не ждала, — честно ответила Соня. — Они сами.
— И как, хорошо время провели? Иди сюда, не хочу кричать!
Соня заглянула в ванную. Мама стояла перед раковиной и намыливала руки.
— Да, вроде неплохо.
— Это радует. Мы сегодня как раз говорили с Региной Павловной по поводу твоего возвращения в школу.
— Да? — чуть дрогнувшим голосом спросила Соня.
— До конца этой четверти ты дома, — мама как ни в чём ни бывало продолжала растирать мыло по ладоням.
— А потом?
— Регина Павловна сказала, тебя ждут в январе. Если честно, я думала, что рановато, но раз ты уже гостей принимаешь… — мама посмотрела на Соню через зеркало.
Вернуться в школу. Соня об этом даже не думала. С одной стороны, там Полина. Илья. Катя с Олей. Ира в конце концов. С другой — она станет Сергеем Безруковым…
— А может хотя бы протеза дождемся? — спросила Соня.
— Постараемся поскорее его получить, — ответила мама. — Кстати, тебя можно поздравить? — повернулась она к Соне, вытирая руки о розовое пушистое полотенце.
— Эээ… Так ты же с утра поздравляла, забыла?
— Я про молодого человека.
Соню будто окатило кипятком.
— Ты о чём?
— Я, конечно ношу линзы, но я не слепая. Не волнуйся, я не буду тебе надоедать рассказами про безопасность и всё такое, ты у меня уже не маленькая, сама все знаешь.
— Мам, мы просто друзья, — Соня постаралась придать своему голосу убедительность, но получилось не очень.
— Послушай, я тебя не осуждаю. Боже упаси. В твоих обстоятельствах это вообще — прекрасно.
— В моих? — спросила Соня упавшим голосом.
— Я к тому, что это не человек со стороны, — поспешно сказала мама. — Вы давно знакомы, и ты как минимум знаешь, чего от него ожидать. Парень вроде хороший. Я думаю, стрессов у тебе и без того предостаточно, — мама выразительно посмотрела на дочь.
— Маам…
— Что?
— Он…, — Соня запнулась. — Он правда хороший. Но…
Сказать это вслух было страшно, но она всё-таки сказала.
— Я не знаю, нравится ли он мне… ну… сильно, — призналась она. — Что если я его не люблю?
Мама легкомысленно махнула рукой с зажатым в ней ватным диском.
— Любовь! Зачем вообще об этом сейчас думать. Тебя никто и не заставляет его любить! Сначала возникает симпатия, люди ближе узнают друг друга. Так это происходит в реальной жизни. А уж потом… И к тому же — ты ведь не замуж за него собираешься. Надо дать ему шанс.
— Но это же… нечестно.
— Нечестно было бы, если бы ты ему сейчас клялась в любви, — мама пожала плечами и начала оттирать тушь с глаз. — Ты же этого не делала?
Соня задумалась.
Нет, с одной стороны мама была права. Мишка вон полгода бегал за Зоей, пока она обратила на него внимание, а она смеялась и говорила, что он совсем не в её вкусе. И что теперь? Уже с родителями перезнакомились.
Может, оно и правда так начинается? Без всех этих замираний сердца, нервов и золотых рыбок в животе? Когда Соня видела Богдана, её сердце начинало колотиться о грудную клетку словно прыгало на диафрагме как на батуте.
С Ильей не так. Наверное, все эти ощущения, словно внутри тебя кто-то щёлкает радужными «попытами» — это фишка невзаимной любви. Богдан ведь, скорее всего, и понятия не имеет о её существовании. А с Ильей они знакомы уже сто лет. Он такой… свой. Наверно, потому она и сомневается — страшно, что ничего не выйдет, и она потеряет его совсем.
В кармане у Сони дрогнул телефон. Пришло сообщение от Ильи.
— Ты чудесная.
И сердечко.
В конце концов, в ее обстоятельствах…
— Так ты идёшь пить чай? — спросила мама, вешая полотенце на крючок.
В предновогодние дни люди обычно бегают по магазинам за подарками или новогодними украшениями. Пытаются ухватить последний шарфик — нежно-голубой или красный— под цвет глаз. Медитируют перед полками с кофе — какой купить в подарок шурину — вон тот дорогущий или обойдется простым Nescafe. А если второе — большую банку брать или маленькую. Или вообще обойдётся без подарка. Сам-то он на прошлый Новый год с пустыми руками пришёл!
Люди выстраиваются в очередь к кассам в обнимку с искусственными ёлками, светящимися фигурками оленей и рождественскими венками. Толкают в продуктовых к кассам полные тележки, из которых выглядывают банки с икрой, копченая колбаса и бутылки шампанского.
В автобусах пассажиры, пытаясь удержаться без рук на поворотах, нервно листают сайты интернет-магазинов в попытке выбрать новый телефон. Только определишься, оказывается, доставка стоит как чугунный мост. И встроенная память меньшего объема. И главное цвет — в наличии только красные. И пальцы снова скользят по экрану…
Так проводят предновогодние дни обычные люди. Соня проводила их в поликлинике. Мама сказала, что надо успеть до Нового года пройти всех специалистов, чтобы получить заветную ИПРА, чтобы потом её направили на МСЭК.
Ещё три месяца назад Соня листала сайты вузов, а теперь в её жизни появились новые аббревиатуры. Строгое ИПРА — будто лошадь пытаются остановить — означало «индивидуальная программа реабилитации и абилитации». Легкомысленное МСЭК — словно кто-то носом шмыгнул — медико-социальная экспертиза. Всего два слова, а между ними целый квест.
Для начала бровастый дяденька-хирург выдал Соне с мамой обходной лист, сразу заметив, что невролог в отпуске и будет только через две недели, а педиатр болеет, но можно попробовать записаться к другому через регистратуру. К маминому удивлению этот трюк у них это даже получился. Правда, потом они успели об этом пожалеть.
Приём был до шести, но в кабинет они смогли попасть только за пятнадцать минут до окончания рабочего дня. Врач смерила их испепеляющим взглядом и простонала в потолок: «Откуда ж вы все повылазили…»
У мамы дрогнули губы, но она сдержалась. Она протянула врачу папку с документами из больницы. Педиатр устало поправила очки.
— Женщина, вы кто?
— Я? Я мама, — недоуменно ответила мама.
— Вашей дочке что, два годика? За дверью подождёте.
— Но…
Педиатр снова воззрилась в потолок.
— Мне долго ждать?
Поджав губы, мама вышла. Соня осталась в нерешительности стоять возле дверей. Врач, казалось, забыла о ее присутствии. Она полностью углубилась в заполнение какого-то бланка.
— Можно сесть? — спросила Соня.
Педиатр продолжила что-то писать.
— Ну, садись, если так устала.
Соня присела на стул сбоку от стола врача. Положение и впрямь было неловкое. Педиатр продолжала делать вид, что она в комнате одна. Наконец она отложила ручку и повернулась к Соне.
— Жалобы?
Соня молча продемонстрировала правую руку. Врач без особого интереса посмотрела на неё.
— Мне раздеться? Или можно просто закатать рукав? — спросила Соня, но педиатр ее словно не услышала.
— Ко мне-то зачем пришла? Я отращивать руки не умею.
— Хирург сказал надо обходной лист…
— Ах, хирург сказал…, — педиатр поджала губы. — Ну, если хирург сказал, то не будем спорить с хирургом.
Она словно нехотя взяла в руки Сонину карточку. Пролистнула пару страниц.
— Так вы не на моем участке, девушка, — она в упор уставилась на Соню.
— В регистратуре сказали…
— Много все говорят, — фыркнула врач. — Вот регистратор вас пусть и принимает. Я одна на два участка как лошадь пашу. Можно подумать, я двужильная!
Соня вжалась в спинку стула.
— Так, девушка. Если у вас ничего срочного, вы вполне можете подождать, пока Ирина Михайловна вернется с больничного, — педиатр протянула Соне ее карту. — Всего доброго.
— Но…
— До свидания, — педиатр повысила голос.
Соня сжала губы, выхватила карточку у врача и кинулась к дверям.
— А психи свои будете дома маме с папой показывать, — раздался у неё за спиной скрипучий голос врача.
Сонину маму сложно было вывести из себя. Она краснела, бледнела, но не позволяла себе кричать на малознакомых людей. Но здесь решила сделать исключе6ние.
Несмотря на вопли нескольких мамочек: «Женщина, вы куда?» она ворвалась в кабинет. Из-за дверей было не слышно, о чём говорят, но судя по звукам, мама намеревалась разорвать педиатра на десять маленьких педиатриков.
Потом дверь распахнулась и на пороге показалась врач, красная как переспелая малина. Бейджик на её халате перекосился и висел почти вертикально.
— Мы пришли к вам по записи! Это ваша работа! На каких основаниях вы нас выгоняете?! — услышала Соня мамин голос.
— Я сказала, покиньте мой кабинет! — надрывалась педиатр. — Покиньте мой кабинет!
Маленький мальчик на руках у одной из мам, сидевших в коридоре зашелся плачем от испуга. По коридору прокатился недовольный ропот. Между педиатром и Сониной мамой втиснулась полненькая бабушка в рыжими вихрами. Она подхватила маму под локоть и начала теснить в стороны выхода
— Да угомонитесь уже, женщина. Вы зачем доктора отвлекаете? Идите, идите уже.
Мама пыталась освободиться, но у бабушки, очевидно, был многолетний опыт. Педиатр оценив обстановку, грохнула дверью. К плачущему мальчику присоединились ещё двое детей: младенец неопределенного пола в бежевом костюмчике и белобрысая девочка лет трёх — судя по всему внучка грудастой защитницы педиатра.
На Соню и маму смотрели так, словно они только что взорвали в больничном коридоре петарду. Легкий «дымок» от побелки, медленно кружащийся в воздухе, дополнял ассоциацию.
— Идём, — сквозь зубы сказала мама.
Соня обрадовалась — наконец они вернутся домой. Но не тут-то было. Мама потащила её на другой этаж к кабинету заместителя главного врача, перед которым толпилось не меньше дюжины человек.
- Кто последний? — спросила мама.
Руку поднял бледный мужчина в синем свитере под цвет бахил. Выглядел он так, словно это была очередь не в кабинет врача, а в лодку к Харону. Причем, он собирался проскочить на неё «зайцем», потому что все деньги потратил в ближайшей аптеке.
Десять минут спустя из кабинета выплыла высокая женщина на каблуках и в строгой юбке-карандаше. Сидящие в очереди, вытянули шеи. Не глядя на людей, женщина закрыла кабинет на ключ, и, поправив халат на груди, поцокала в неизвестном направлении.
По толпе побежал шепоток: «Может вернется», но голоса звучали не очень оптимистично. Первым сдался мужчина в синем. Он поплелся на выход, грустно шурша бахилами, как осенними листьями. За ним потянулись остальные.
После больницы мама затащила Соню в магазин и купила сразу три килограмма мандаринов. И два килограмма бананов. И ещё коробочку с голубикой. Она собиралась пополнить корзинку в кондитерском отделе, и неплохо поистратилась бы, если бы Соня не увела её к кассам.
— Будем заедать стресс, — сообщила мама, прямо на улице снимая кожуру с самого крупного мандарина.
Невролог вышла из отпуска и через три дня дня ушла на больничный. Педиатр, не успев поправиться, уехали на курсы повышения квалификации. Мама с Соней трижды пытались попасть в кабинет заместительницы главврача. Но оказалось, что принимает она только два раза в неделю по три часа. При этом большую часть приёмных часов её нет на месте.
Люди в очереди перед её кабинетом уже успели перезнакомиться. Оказалось, что мужчину в синем свитере зовут Егор, и он пытается оформить инвалидность на свою мать.
Соня подозревала, что синий свитер у него единственный, но выяснилось, что есть ещё один — зелёный. Принарядившись, Егор начал оказывать Сониной маме недвусмысленные знаки внимания. Рассказывал про свою двухэтажную дачу рядом с сосновым бором («Воздух просто сказочный!»), интересовался мамиными планами на выходные, а даже подарил запасную пару бахил.
Ещё немного, и Гудвину пришлось бы плакать под грустную музыку в своем «Ниссане», но мама, в конец разозлившись на качество бесплатной медицины, обратилась за помощью к своей знакомой журналистке. Через два дня они с Соней сидели в кабинете главврача, который, почесывая выпуклый лоб, мягко журил маму за то, что она «привлекла внимание прессы».
— Пришли бы сразу ко мне, — пожимал плечами он, — Вот что за люди у нас — чуть что, бегут в СМИ… Вы же понимаете, что мы не частная клиника. Нагрузка у сотрудников бешеная…
Из кабинета главврача Соня с мамой вышли через час. На губах у мамы играла улыбка победителя.
— С наступающим вас, — уже в дверях она обернулась и обворожительно улыбнулась главному врачу.
— Угу, угу, — закивал тот, — И вас тоже…
В руках у Сони было направление на медико-социальную экспертизу. До Нового года оставалось пять дней.
Утром 31 декабря Соню разбудила музыка. Кто-то слушал Let it snow. Когда Соня заглянула на кухню, мама кружилась с Гудвином по кухне, легко переступая по плитке босыми ногами. Гудвин выглядел как цирковой медведь, которого научили танцевать вальс. Но маме, похоже, было всё равно. Заметив Соню, она рассмеялась и легко приземлилась на табуретку.
- Ох, голова кружится, — сообщила она.
Соня уже давно не видела маму такой. Последние пару недель они мотались по врачам, маме приходилось постоянно отпрашиваться, а потом она сидела до часу ночи, а то и до двух, выпивая по три-четыре чашки кофе.
Когда звонил Гудвин, она вздыхала: «Не сегодня, дорогой» и вешала трубку. Даже по выходным вечно торчала за ноутбуком. Только в воскресенье Гудвину удалось вытащить её по магазинам, чтобы купить подарки. А когда они вернулись, сам встал к плите, пока мама нахмурившись, доделывала очередной проект.
Сегодняшняя мама была не такая. Она улыбалась, качала головой в такт музыке, шутила. Словно кто-то открыл портал в прошлое и из него выпрыгнула веселая мама десятилетней давности.
На кухне вкусно пахло блинчиками и кофе. Из окна через ветки тополя пробивались лучи солнца. “Лэт ит сноууу», — тянул Франк Синатра. Всё выглядело так, словно Соня проснулась в какой-нибудь рождественской комедии.
— Можно было бы и потише, — проворчала она, чтобы разбавить всю эту патоку. — Я спала вообще-то.
— Уже одиннадцать, — отозвалась мама невинно. — Блинчики хочешь? Олег испёк, — она нежно улыбнулась Гудвину. — Вкусные.
Отказываться было глупо. Соня полезла в холодильник за сметаной.
Блинчики и впрямь оказались вкусными. Тоненькие, маслянистые, со слегка хрустящими краями. Солнечный луч мягко погладил Соню по носу. За окошком расчирикалась стайка воробьев. Из маминого ноутбука забасил Луи Армстронг. Надо было признать, что последний день года действительно начинался неплохо.
Мама переглянулась с Гудвином.
— Ну что, скажем ей? — негромко спросила она.
Соня оторвалась от блинчиков.
— М?
Гудвин неопределенно пожал плечами, но было видно, что в целом он не против.
Соня вопросительно посмотрела на маму. Та едва не подпрыгивала на месте вместе со стулом.
— Принести ЕЁ? — лениво спросил Гудвин.
Мама закивала, и он ушёл в коридор, откуда вернулся с примерно полуметровым свертком из крафтовой бумаги в руке.
Соню пронзила неожиданная догадка. У неё мигом пересохло во рту. Вот это подарок! Но откуда мама взяла деньги? Или Гудвин помог? Иначе зачем бы она так с ним переглядывалась. Невероятно!
— Готова? — мама заговорщицки посмотрела на неё.
— Да!
Соня почувствовала, как у неё от нетерпения чешутся пятки.
Мама закусила губу от предвкушения и потянула за веревочку… Соня дрожащими пальцами дотронулась до содержимого. Ещё и запаковано так красиво, в белую кружевную ткань, похожую на…
Некоторое время Соня молча смотрела на свёрток. Потом подняла глаза на маму.
— Это что? — спросила она.
— А ты не догадалась? — продолжала улыбаться мама.
Соня на всякий случай приподняла край белой материи. Под ней ничего не было.
— Это фата, Сонь, — нетерпеливо сказала мама.
— И это значит…, — медленно сказала Соня.
— Да, мы с Олегом решили пожениться!
Если бы мама взяла кастрюлю и начала изо всех сил колотить по ней половником, приплясывая при этом посреди кухни, у неё не получилось бы произвести больший эффект.
— Когда? — зачем-то спросила Соня. Как будто это было так важно — когда именно.
— Ну, — мама засуетилась и оглянулась на Гудвина. Мы думали насчет апреля…
— Ааа… хорошо…, — выдавила из себя Соня и встала. — Я… я очень рада…
— Сонь…, — начала мама, но Соня уже вскочила, едва не уронив стул.
— Это правда очень здорово, — пробормотала она уже на пороге кухни. — Что-то голова закружилась. Пойду полежу…
— Соня!
Главное, никакого хлопанья дверями! Не хватало только, чтобы это выглядело как истерика. Чёрт, чёрт, чёрт… Соня плюхнулась на диван. За последние недели она, стала мастером по прыжкам на кровать без трамплина. Уж по крайней мере за технику ей бы поставили высшие баллы.
Значит свадьба…
Что ж, этого следовало ожидать. Мама с Гудвиным уже почти два года вместе. А он такой… правильный. Сразу было понятно, что только и ждёт момента, чтобы брякнуться на одно колено и вручить маме руку, сердце или что там ещё у него ещё есть… Поджелудочную железу? Внутреннее ухо?
А мама тоже хороша. Кто после развода с папой громче всех кричал, что замуж больше не ногой, что всё это глупости и скорее их почтальонша сведет татуажные брови, чем она скажет «да»? Надо бы кстати, заглянуть на почту, проверить — вдруг правда свела…
И что вышло? Между прочим, могла бы и посоветоваться. Щенка она Соне почему-то запретила заводить. Сказала, что это и её квартира тоже. А как заводить взрослого рыжего мужика, тут значит, Сонино согласие не требуется.
И правильно она ему кличку дала… Гудвин… Стоило ему появиться, как мама тут же ускакала к нему вприпрыжку по дороге вымощенной желтым кирпичом, позабыв про Тотошку, Страшилу, Дровосека и Льва…
Кто из них четверых сама Соня, она пока не решила. Страшила? Или все-таки Железный Дворосек. У них много общего. Он лишился сначала рук, потом ног, и их заменили на железные — считай, протезы. Первый персонаж-киборг в детской литературе. К тому же мама считает, что у неё нет сердца — все сходится.
Вот сейчас она постучится к ней в комнату и начнется очередная лекция на тему того, что Соня — не пуп земли, и мама имеет право на свою личную жизнь. И вообще, в общении нужно быть «экологичной». Что за дурацкое слово?
Мама любила употреблять его в своих нудных монологах о необходимости сдерживаться и не устраивать сцен. «Надо быть экологичной», — говорила она, и Соне тут же хотелось схватить огнемёт и жечь, жечь девственные тропические леса.
Мама почему-то все не приходила и не приходила. Соня успела придумать уже как минимум три язвительных шутки про брак, когда в ее комнату постучали. Но это была не мама, а Гудвин. Выглядел он немного виновато.
— Сонь, мы уходим.
Соня передернула плечом, мол, моё-то какое дело. Идите, куда вам надо.
Он ещё некоторое время постоял на пороге, ожидая, что она скажет, но Соня упрямо молчала. В конце концов дверь закрылась.
Интересно, куда они намылились? Все продукты вроде уже куплены. Мама сама вчера хвасталась, какая она умница. И распалялась, что не понимает тех, кто 31 декабря мечется по магазинам в поисках горошка в банках, яиц и майонеза. Может, в гости? К кому?
Немного поколебавшись, Соня решила все-таки выйти в прихожую и уточнить, но в дверях столкнулась с мамой. Лицо у той было словно выбито из мрамора. От утренней мамы, кружившейся по кухне, не осталось и следа. Гудвина видно не было — наверно, пошел машину прогревать.
Мы к сестре Олега, — сказала мама, почти не разжимая губ. — Надеюсь, хотя бы там за нас смогут порадоваться.
— Мааам…
— В конце концов, я не за первого встречного выхожу, — мраморные губы мамы задрожали, но она сдержалась. — Олег — надежный, порядочный человек. Ты знаешь, как мы непросто с папой расходились, но вместо того, чтобы…
— Я вообще-то сказала: «Поздравляю», — начала раздражаться Соня.
— Ага, таким тоном, будто в чашку мне плюнула. Может, мне ещё лет пять подождать, пока её высочество вырастет и позволит мне самой распоряжаться своей жизнью. Я тороплюсь? Нет, скажи, по твоему мнению, я тороплюсь??
— Надеюсь, не по залету…, — буркнула Соня.
Она практически сразу пожалела о своих словах, но было уже поздно. Мамина рука дёрнулась, словно она хотела влепить Соне пощечину. Соня даже отшатнулась, инстинктивно заслоняя лицо рукой. Но мама остановилась, резко развернулась и хлопнула дверью с такой силой, что её должно было снести с петель. Соня осталась одна.
Ну и пожалуйста… Кто тут больше всех ратовал за то, что не нужно устраивать сцены? Могла бы не выделываться, а спокойно ответить: «Нет». Или: «Да». Она в конце концов имеет право знать. Может, у неё скоро появится брат или сестра.
Да, формулировку она выбрала грубоватую, но… В конце концов они первые начали. Что за дурацкая идея с фатой? Вручили ей этот дурацкий сверток как подарок…
Она ведь правда успела подумать, что там протез. Нет, понятно, что глупости. Если бы у неё было бы хотя бы пять минут на то, чтобы оценить ситуацию, она не попалась бы такую дурацкую уловку. Протез просто так не получить, его по меркам делают…
А вообще, уехали в гости и даже не спросили, какие планы у неё. Вот нормально, да? Вообще-то Новый год на носу. Может, она тоже в гости собирается. С ночевкой!
Полина взяла трубку не сразу. Голос у неё был сонный.
— Сонька, ты чего в такую рань?
— Рань? Полдень уже вообще-то…
— Ты прямо как моя мама… Сегодня ж тридцать первое! Я если сейчас не высплюсь, меня уже к десяти часам срубит. Не хочу проспать Новый год.
— Кстати, какие у тебя планы на Новый год?
— Ааа… да ничего особенного…, — Полина сладко зевнула, и это было слышно даже через трубку. — К тёть Кате едем, в коттеджный поселок. Будет всё как обычно — полный дом родни, все кричат, танцуют и ругаются, что им подарили не те подарки… Ну зато ёлка во дворе и можно на ледянках кататься. Алиска уговорила папу снегокат в багажник запихать…
— Ммм…, — протянула Соня. — А сейчас прогуляться не хочешь?
— Неее. Спать хочу, — Полина зевнула в трубку. — Надо будет ещё маме с готовкой помочь — иначе она меня съест. Нам же надо что-то к общему столу привезти. А по пути родители в «Аметист» хотели метнуться — они там для кого-то подарки забыли купить. Надеюсь, не для меня, — она хохотнула.
— Ясно…
— А ты чего хотела-то? Сходить куда?
— Да нет. Просто поговорить. Может я забегу, м? На полчасика.
— Сонь, ну правда, никак. Что там у тебя за пожарная тревога?
— Да так… Мама мне одну новость сообщила сегодня…
— Оу, у кого-то будет сестричка или братик? — Полина снова засмеялась.
— Не смешно!
В трубке замолчали. Потом Полина осторожно спросила:
— Серьезно что ли?
— Не знаю… Они женятся, — выпалила Соня.
— Ну… так это же хорошо, нет? Ты сама говорила, что этот Гудини нормальный.
— Гудвин, — машинально поправила Соня.
— Да хоть Копперфильд! Слушай, посмотри на это с другой стороны. Вот если бы моя мама за папу после развода с первым мужем не вышла, меня бы не было. Говорят, вторые браки крепче.
— Но она даже не посоветовалась со мной!
— Сонька, ну ей-богу! Ты же в конце концов не отец-исповедник. Только не говори, что для тебя это неожиданность!
— Ну…
— Короче, я вернусь второго и встретимся. А пока не накручивай себя. В конце концов, ты тоже вряд ли будешь советоваться с мамой, когда соберешься замуж. Не будь эгоисткой.
— Да ну тебя…, — сказала Соня и повесила трубку.
Через полминуты телефон пиликнул.
«Не дуйся, детка. С Новым годом! Люблю тебя!».
Как будто ничего и не случилось. Как будто один друг не отказал другому в поддержке. Вот если бы ей Костя написал и предложил встретиться, посмотрела бы она, через сколько минут Полина бы уже рисовала свои фирменные толстенные — чтобы за очками было видно — стрелки и натягивала свитер. В конце концов это просто вопрос приоритетов…
Мама с Гудвином вернулись, когда солнце уже садилось за горизонт. Белое зимнее небо, похожее на экран в театре теней, потихоньку темнело. Под окнами буксовала очередная машина.
Эти «вжиу, вжиу» уже стали одним из типичных звуков зимы, как скрип снега под ногами, рождественские мелодии, долетающие из проезжающих машин и натужное шкрябанье бобкэта по двору. Внезапно к этим звукам добавился рев соседской дрели. Ну куда же без этого… Интересно, спешно вешают гирлянды или собирают табуретки в ожидании гостей?
Из-за этой какофонии Соня пропустила момент, когда открылась дверь. Услышав мамин смех, она выглянула в коридор. Гудвин как раз помогал маме раздеться, придерживая ее пальто за плечи. Мама слегка раскраснелась — то ли от мороза, то ли от выпитого в гостях вина. Она поставила на пол большой подарочный пакет с какой-то коробкой, освободилась от пальто и наконец заметила Соню.
— Привет, — сказала Соня. — Как съездили?
С маминого лица сразу сползла улыбка. Как будто щелкнул какой-то рычажок и она переключилась на режим «Общение с Соней».
— Нормально.
Неужели до сих пор дуется.
— Тебе с готовкой помочь? — спросила Соня.
— Спасибо, я сама смогу перемешать салаты, — всё так же спокойно ответила мама. Она хотела ещё что-то добавить, но тут у соседей снова завыла праздничная дрель, и мама только махнула рукой, мол, неважно.
Соня вернулась к себе в комнату и опять уткнулась в компьютер.
Ну и пожалуйста. Пусть хоть месяц дуется. Ничего такого она не сказала. А вот про салаты было обидно… прямо по больному. Она и сама знает, что помощник из неё сейчас никакой. Максимум может повозить ложкой в салатнице. А вот порезать что-то — уже нет. Но зачем так отвечать?
Что она вообще сейчас может? О волейболе даже думать не хотелось — но сейчас хотя бы была зима, это не так больно. Но порой ей казалось, что у неё не одна рука, а ноль. Завязать шнурки? Застегнуть пуговицы? Высушить волосы феном? Написать хотя бы несколько слов в блокноте? Нет, нет, нет…
Интересно, можно в 15 лет переучиться с правши на левшу? Пока её главным достижением было то, что она научилась чистить зубы без маминой помощи.
Соня пару раз заходила на кухню — налить воды, взять зарядку для телефона. Мама весело что-то напевала, нарезая бутерброды. Гудвин в смешном синем фартуке с котами сидел на табуретке и чистил картошку.
- Будешь? — Гудвин кивнул на деревянное блюдо с мандаринками, стоявшее на краю стола.
Соня помотала головой.
Мама обращала внимание на Соню не больше, чем на кошку. Даже петь не переставала.
Через три часа в домофон зазвонили. У Сони мелькнула слабая надежда, что это Полина все-таки каким-то образом отмазалась от поездки по магазинам, но это были тётя Наташа — мамина подруга, дядя Гоша и их сын Глеб.
Глебу недавно исполнилось четырнадцать, и он легко мог бы выиграть на конкурсе «Самый узнаваемый человек района». Во-первых, волосы. Они были светлые, коротко стриженные, а в районе лба — кипельно-белые, словно Глеб капнул на волосы отбеливателем. Кстати, дядя Гоша до сих пор придерживался этой теории.
Во-вторых, у Глеба были разноцветные глаза — один голубой, другой — на две трети карий. Он походил на собаку какой-нибудь экзотической породы.
В остальном же Глеб был не слишком интересной личностью. Когда они были младше, их мамы частенько брали их с собой, когда ходили друг к другу в гости. Чтобы «дети поиграли». Но Глеб обычно сразу утыкался в ютуб на телефоне, а Соня от нечего делать листала книжки. В последний раз они с ним виделись года три-четыре назад.
Внешне он не сильно изменился, разве что стал повыше. И так же безвылазно торчал в телефоне. Оторвался от него только когда развязывал шнурки. Лицо у Глеба было недовольное. Ещё бы, притащили в гости как маленького. Что ж, Соня не собирается навязываться.
Она вернулась в комнату и уже успела открыть книгу, но тут в комнату заглянул Глеб. Неужели, созрел пообщаться? Даже телефон убрал — слыханное ли дело!
— Трамваем фигакнуло, да? — Глеб ткнул пальцем в пустой рукав Сониной толстовки. И спохватившись добавил, — Я у тебя тут перекантуюсь, ага? А то меня там хотят к готовке припрячь, — он скривился. — Так что, реально трамвай?
Он так жадно разглядывал её руку, что Соне стало не по себе.
— Вроде того…, — неопределенно ответила она.
— Жесть! — протянул Глеб, не отрывая от Сони взгляда. — Я бы сдох…, — признался он.
Соня промолчала, не зная, что сказать.
— Слушай, а можно я сниму… Ну, для блога, — он достал телефон из кармана.
— Не надо.
— Ну ты чего? Ну треш же. Прикинь сколько комментов соберет!
И не дожидаясь ответа, он включил запись.
— Всем привет! Ребята, сегодня будет хот-инфа! Будете сикать перцовой настоечкой.
— Я сказала прекрати! — Соня попыталась закрыть камеру телефона ладонью, но Глеб ловко крутанулся, продолжая болтать про «горячий контент». — Я же сказала — не надо! - Это Соня. Вы умрете, собаки сутулые, когда узнаете, что с ней случилось, — тараторил Глеб.
Почувствовав, что вскипает, Соня подпрыгнула, как на волейбольной тренировке, и выбила телефон из рук Глеба. Телефон срикошетил о кровать и упал на пол.
Глеб кинулся к нему, как к товарищу, сраженному вражеской пулей. Бережно подхватил на руки. Потом вскинул на Соню полные злобы разноцветные глаза. Она попятилась.
— Совсем больная что ли?! — крикнул Глеб. — Идиотка!
— Я… я же тебе говорила — прекрати, — Соня немного растерялась от такого напора ярости.
— Больная! Если бы он разбился! Я бы…, — Глеб потряс кулаком. — Чокнутая…
И он добавил пару слов, которых в адрес Сони ещё не говорили. Словно кипятком плеснул. Прижав телефон к груди, как младенца, Глеб выскочил из комнаты.
Сколько там оставалось старого года? Пять часов? Она готова была прогонять уходящий год пинками, лишь бы он уже ушёл.
Дурость, конечно. Завтра будет такой же зимний день, как сегодня. Разве что на несколько минут длиннее.
Но ведь верят же в это! Что во всех неприятностях виновата последовательность из четырех цифр. Что придет новый год, свеженький, умытый, отглаженный, как жених утром в день свадьбы и проворкует бархатистым баритоном: «Со мной все будет иначе, детка!» А если сильно-сильно верить, может, сбудется?
По щекам у неё потекли слезы. Из-за кого плачет? Из-за Глеба? Из-за его последних слов? Много чести. Пусть катится к блого-дьяволу в теневой бан. Дурак разноцветный… Это он должен плакать — какой Соня ему контент запорола.
И всё же слезы текли и текли, как будто внутри у Сони неплотно завернули какой-то кран. Если среднестатистический человек состоит из воды на шестьдесят процентов, то Соня, учитывая количество «слезопусканий» за последние недели, состояла максимум на сорок пять. Любопытно, сколько надо плакать, чтобы погибнуть от обезвоживания? Сутки без перерыва? Двое? Это вообще реально?
Из коридора послышались какой-то шум и голоса. Побоявшись, что Глеб вернется с родителями — вдруг с телефоном всё-таки что-то не так — Соня поспешила залезть на на подоконник. Теперь, если бы кто-то зашел в комнату, то подумал бы, что никого нет. Соню надежно скрывала плотная штора.
Это было её секретное место. Жаль, только подоконники у них в квартире узкие — сидеть было неудобно. То ли дело в Питере, куда они с мамой ездили пару лет назад. Они тогда останавливались в гостинице в каком-то историческом здании. Так там подоконники были во всю ширину стен, а сами стены чуть ли не с метр толщиной. Хоть матрас с подушкой туда укладывай.
Она прижалась виском к холодному стеклу. За окном кружились редкие снежинки. Какая-то компания, весело хохоча, устанавливала под окнами в сугробе картонную трубу с фейерверком. Труба все время сползала и, начинала целиться в окна на втором-третьем этаже.
На детской площадке двое мужчин возились с мангалом. Похоже, что-то у них не ладилось, потому что огонька видно не было.
Как так вообще вышло, что в свой любимый праздник Соня сидит на дурацком узком подоконнике одна и ревёт как пятилетка? Маме не до неё, у неё гости. И вообще, какое ей теперь дело до Сони, если у неё свадьба на носу. У Полины тоже свои дела. Есть ещё Илья, но до него так и не дошло сообщение, которое она отправила ещё вчера вечером. Жаль. Но он предупреждал, что в горах будет плохо со связью…
За окном что-то громко бамкнуло. Весёлой компании всё же удалось установить фейерверк под нужным окном и над их двором распустился первый цветок салюта. Тут же несколько машин под окнами залились веселыми трелями. Рождественский хор юных иномарок.
Мангальщики недовольно покосились на салютчиков и продолжили шаманить вокруг металлического алтаря.
К Соне так никто и не пришел. Может, в Глебе всё-таки проснулось что-то человеческое, и он решил не устраивать скандал? Или записывает уже двадцатую сторис о чокнутой безрукой девочке?
У неё затекла нога и замерз бок, которым она прижималась к стеклу. Осторожно отогнув занавеску, Соня спустилась на пол. И по закону подлости, в этот момент дверь в её комнату приоткрылась.
Заглянула тётя Наташа, мама Глеба. Она была совсем на него не похожа. Глеб беловолосый, разноглазый, загорелый. А тётя Наташа светлокожая, с темными короткостриженными волосами. На ней было ярко-синее платье с блестками и чёрные капроновые колготки. Она была старше Сониной мамы лет на десять или около того.
— Тук-тук! — сказала она, улыбаясь. — Можно?
И не дожидаясь ответа, зашла.
Лезть обратно на подоконник было как-то глупо. Соня уже привычным жестом спрятала правую руку за спину и виновато посмотрела на тётю Наташу.
— А ты чего одна? — спросила тётя Наташа, обводя взглядом Сонину комнату, отдельно остановившись на скомканном одеяле. — Плохо себя чувствуешь?
— Да нет…, — пожала плечом Соня. — Я в порядке.
Может, тётя Наташа думает, что Соня швырнула Глебов телефон в жару и беспамятстве? Это было бы неплохим объяснением, но врать не хотелось.
Гостья тем временем прошлась по комнате и остановилась возле книжного шкафа.
— О …, — она взяла в руки один томик, — Мамина?
— Нет, моя.
— Можно почитать?
— Конечно.
Тётя Наташа осталась стоять у шкафа, водя пальцами по разноцветным корешкам и доставая с полки то одну, то другую книгу. Соня молча стояла у окна, не зная, как начать деликатный разговор.
— Я его просила, а он…, — наконец пробормотала она.
Тётя Наташа повернулась к ней, держа в руках стопку из четырех или пяти книжек.
— Глеб? Да, ты уж извини его, — виновато улыбнулась она.
— Эээ…, — растерялась Соня. Такого поворота она не ожидала. Неужели тётя Наташа встала на её сторону?
— Я пыталась ему втолковать, что тебе скучно будет одной в компании взрослых, но что ж ты будешь делать! Какие-то друзья у него там… А ты ведь Глебона знаешь — упрямый как осёл…, — она рассмеялась. — Я ему говорю, может, хоть до курантов с нами посидишь, а он такой: «Мам, ты как в Средневековье — я потом два часа такси вызывать буду». А я…
— То есть Глеб уехал? — уточнила Соня недоверчиво.
— А он что, даже не зашёл попрощаться? — тётя Наташа выпятила губу — Вот обалдуй! Поговорю с ним!
Ничего себе! Значит, Глеб срулил к каким-то своим друзьям, да ещё и, похоже, не рассказал родителям, что случилось в Сониной комнате.
— Сонечка, так я возьму несколько книжек почитать? — тётя Наташа прижала собранную стопку к пухлой груди. И не дожидаясь ответа продолжила. — Хватит тут киснуть. Пойдём, с нами посидишь, — она подошла и приобняла Соню свободной рукой. От неё пахло сладковатыми духами и вином.
— Ну… у вас там свои разговоры…, — попыталась отмазаться Соня, но тётя Наташа только скепически поморщилась.
— Да какие там свои разговоры… Идём-идём. Новый год — семейный праздник, вот и отметишь с мамой. И с нами. Уже столько лет дружим — считай, почти семья…
В сопровождении тёти Наташи Соня вышла из комнаты.
Стол был уже накрыт. Оказалось, пришла ещё одна пара маминых друзей — тётя Света с дядей Петей. Непонятно, как они умудрились зайти так бесшумно — никто из них, насколько было известно Соне, не работал в спецслужбах.
Дядя Петя Соне не особо нравился . Он любил подымить на кухне, приоткрыв форточку чисто символически, а когда немного выпьет, начинал учить Соню играть в волейбол, гоняясь по кухне за невидимым мячом. В последний раз едва не сшиб со стола мамин ноутбук.
Тётя Света спортом не увлекалась, зато была большой фанаткой музыкальных шоу. Вот и сейчас, пока дядя Петя с тётьнаташиным мужем обсуждали какой-то матч, она подсела к маме с Гудвином. Судя по звукам, доносившимся из её телефона, она демонстрировала им видео с выступлением очередного молодого дарования. Мама подняла глаза на вошедшую Соню, но тут же вернулась к просмотру тётьсветиного видео. Понятно, до сих пор дуется. Иначе воспользовалась бы случаем, чтобы сбежать. Тем более видео, наверняка, не первое.
Тётя Наташа чуть ли не силком усадила Соню за стол и тут же принялась порхать вокруг, накладывая ей в тарелку «самое вкусное». В этом году мама сдержала свое обещание обойтись тремя салатами и не готовить семь видов закусок, но решила отыграться размером порций. Посередине стола высилось блюдо размером с таз с мятой картошкой. Рядом стоял второй тазик — поменьше — с отбивными. На одном из углов стола можно было разглядеть небольшую мисочку с греческим салатом — для тех, кто решит пожалеть свою поджелудочную. - Мариночка, а «Оливье» есть? Что-то я не вижу, — тётя Наташа взглядом военачальника окинула стол.
- «Оливье» нет, — коротко ответила мама. — Светик, я на минутку, принесу сок…, — к большому неудовольствию тёти Светы, мама выскользнула из-за стола. На Соню она так и не взглянула.
Тётя Наташа поставила перед Соней переполненную тарелку. Одна из отбивных тут же пришла в движение: съехала с вниз по горке из мятой картошки и шлепнулась на скатерть. Тётя Наташа ловко подцепила её вилкой и вернула на место.
Мама никогда не готовила на Новый год «Оливье». Даже когда они ещё жили вместе с папой, хотя это был его любимый салат. «Это ужасно скучно, — говорила она. — готовить «Оливье» на Новый год». «Но это же символ! Традиция!» — объяснял папа. «Не традиция, а пошлость», — фыркала мама, и шла нарезать авокадо, креветки и сыр с плесенью. Кстати, крабовый салат, который любила сама мама, под её убеждения не попадал. Наверное, он был недостаточно традиционным.
— Софья! Как успехи в волейболе? — встрепенулся дядя Петя. Он вылез из-за стола и, поджидая дядю Гошу, крутил сигарету в пальцах.
Тётя Наташа тут же цыкнула на него и сделала большие глаза.
— Ааа, да! Прости, прости, — он тут же замахал своими большими руками. — Запамятовал, Марина же говорила… Ну ты это… Не кисни, лады?
Соня уткнулась в тарелку. Отбивная снова предательски заскользила вниз.
Дядя Петя потрепал её по голове, как собачку, и ушёл курить. А тётя Света со своим мобильником подсела к потерявшей бдительность тёте Наташе.
До Нового года оставалось ещё два часа. Затолкав в себя примерно четверть содержимого тарелки, Соня поняла, если продолжит в том же духе, то ей придется вызывать спасательную команду, чтобы они помогли ей пролезть в дверной проём.
Гудвин достал откуда-то гитару (он ещё и играет?) и теперь наигрывал песенку про то, что делать, если у вас нету тёти. Женщины, усевшись рядочком, подпевали. Тётя Наташа игриво поводила плечиками, стянутыми синим полиэстером.
Мама по-прежнему делала вид, что Сони не существует. В другое время — да хотя бы на прошлый Новый год — Соня бы этому только обрадовалась. Не слышать всех этих: «Так, мне кто-нибудь поможет делать бутерброды или нет?» «Пфф… ну что ты на голове изобразила? Как корова лизнула», «Надень платье, праздник всё-таки!» «Кудааа столько икры валишь?». Но сейчас мамино молчание почему-то проковыривало в Соне дырку.
На часах уже начало двенадцатого, Соня не сделала ни одного бутерброда, сидела за столом в безразмерном худи и стареньких леггинсах и выпила уже полбутылки газировки…. А маме было всё равно. И это было как-то ненормально.
При этом мама… выглядела счастливой. Она то посматривала влюбленными глазами на Гудвина, то приобнимала тётю Наташу, то затевала шутливый спор с дядей Петей (это было несложно). Соня внезапно ощутила себя лишней в этой комнате. Словно это была и не её квартира вовсе, а похожая.
Воспользовавшись тем, что все отвлеклись на очередной тётисветин ролик, она незаметно выскользнула из-за стола. Аккуратно прикрыла дверь в свою комнату. Мельком глянула в окно. Компания, запускавшая салюты, давно ушла. А вот мангальщики до сих пытались добыть огонь. Они натянули поверх шапок капюшоны и прыгали с ноги на ногу, но не бросали свой пост. Соня внутренне позавидовала их упорству.
Телефон пискнул. Пришло сообщение от Полины, как обычно с кучей смайликов, и несколько фото. Она уже добралась до своего поселка, и, судя по всему, веселье было в самом разгаре. Соня в ответ отправила ей свой снимок в свете мигающей гирлянды. Фото получилось темным, можно было разглядеть только Сонины волосы, свисающие на лицо. Но настроение фотография определенно отражала.
Соня вернулась в вотсапе на панель чатов. Выяснилось, что она пропустила несколько сообщений — от Кати, Зои и Кости. От Ильи по-прежнему нечего. Она написала ему «С наступающим!». Хотела добавить ещё что-нибудь, что-то более личное, но в голову ничего не приходило, и она решила отправить так. Под сообщением всплыла всего одна галочка — абонент по-прежнему был недоступен.
Всё было не так.
Сериалы и книжки были полны сюжетами, в которых героине сначала откровенно плевать на героя (справедливости ради, обратная ситуация встречалась не реже). Но в какой-то момент она резко осознавала, какое же золото рядом с ней пропадает и отвечала ему взаимностью.
Соне никогда не было плевать на Илью. Она начинала с заведомо более высокой ступеньки. Он действительно был хорошим. Веселым, заботливым… Красивым. С ним Соне было комфортно. Но вот загвоздка — счастливой она себя не чувствовала. Может счастья вообще не существует, и оно — выдумка маркетологов и киношников?
За стеной взвыл про жестокую любовь Киркоров. Кажется, взрослые перешли на следующую стадию веселья. Соня открыла «ВКонтакте». Онлайн было удивительно много людей — напротив едва ли не половины фамилий горели зелёные точки. В том числе Кристина.
Соня быстро набрала поздравление. Кристина откликнулась почти сразу.
«С Новым годом, дорогая! Всё у тебя обязательно получится. Я в тебя верю! Приезжай в Питер на новогодние праздники — покажу тебе город!»
Соня не сдержала улыбки. Кристина как обычно — жизнерадостный светлячок. И интуиция у Крис на одиннадцать баллов из десяти. Потому что почти сразу после первого сообщения она прислала второе.
«У тебя все хорошо?»
«С мамой поругалась…»
«Ох, дорогая… Мне это знакомо. Помиритесь! Я думаю, она тебя очень любит. Что-то серьезное случилось?».
Соня хотела написать «да», но тогда придется рассказывать всё с самого начала… Кристина, конечно, святой человек, и наверное будущий психолог, но вываливать на неё всё в новогоднюю ночь не самая хорошая идея. Иначе может стать не на кого вываливать в остальные триста шестьдесят четыре дня… Да и как объяснить, что она чувствует? «Мама сказала, что выходит замуж». Тоже мне проблема…
«Разберусь», — ответила она.
Крис прислала ей стикер в виде ёжика, обнимающего солнце.
«Все наладится, дорогая! Вот увидишь. Ещё до Нового года помиритесь. Пиши мне в любое время».
«Хорошо».
Соня ещё совсем немного полазала в соцсетях, а когда спохватилась, было уже без двадцати двенадцать. В комнату заглянула мама. Прическа её слегка растрепалась, блестки от теней были теперь на щеках и подбородке. Неудивительно — судя по звукам, отплясывали они лихо. Мама была немного похожа на Снегурочку.
Соня облегченно выдохнула. Сейчас мама извинится, скажет, что была неправа, они обнимутся и вместе пойдут в гостиную, где последние годы встречали Новый год вдвоём, без всяких Гудвинов, тёть Наташ, дядь Петь… Можно ведь их просто не замечать, верно? Когда сидишь в кинотеатре, не обращаешь же внимание на всех полсотни зрителей. Только на того, с кем делишь стаканчик с попкорном.
Мама всегда говорила — никогда не встречай утро в ссоре. Мириться надо накануне, вечером. Новогодней ночи это должно касаться вдвойне!
— Ты идешь?— нетерпеливо спросила мама. — Или будешь тут Новый год встречать?
Соня хотела уже подойти к ней, но мама продолжила:
— Только не с таким кислым видом, договорились? Все всё понимают, но сегодня всё-таки праздник. Я не хочу, чтобы Новый год превратился в обсуждение диагнозов и перспектив. Мы же можем это отложить хотя бы до утра, да?
— Можем, — тихо сказала Соня. Удивительная магия. Всего несколько фраз, и Снегурочка превратилась в Снежную королеву. Соня поняла, что даже, если она пойдет сейчас с мамой, того самого Нового года уже не будет. Стаканчик с поп-корном перевернут и валяется под сиденьями. Я тут останусь.
Мама внимательно посмотрела на неё.
— Не дури. Пойдем.
— Не хочу.
— Давай потом поиграем в обиду, хорошо? Я обещаю даже подыгрывать.
— Я правда не хочу.
Мама сощурила глаза.
— Как тебе будет угодно. Я не собираюсь тебя умолять.
Она развернулась и вышла.
Что ж, это тоже интересный опыт — встретить Новый год одной в квартире полной людей.
Кто-то поскребся Соне в дверь, но не зашёл. Соня вытерла глаза рукавом кофты и повернула ручку. На пороге стояла тётя Наташа. В одной руке у неё был бокал для шампанского, наполненный газировкой, в другой — тарелка с парой пирожных и мандаринкой.
— Твоя мама сказала, у тебя голова разболелась… Как невовремя, детка…, — она сочувственно покачала головой. — Мы постараемся потише. Держи! Отдыхай!
Соня взяла у неё из рук бокал и тарелку и тётя Наташа выскользнула за дверь. Больше никто не приходил. Когда за дверью по телевизору стали бить куранты, Соня взяла в руку бокал газировки.
С двенадцатым ударом за стенкой раздалось многоголосое «Ура!» и звякнули, сталкиваясь, фужеры. Соня с бокалом газировки подошла к окну и посмотрела на своё темное отражение.
В стекле отражались огоньки гирлянды. Вдалеке уже начали взрываться первые салюты, но в их дворе пока было тихо. Только четыре фигуры радостно прыгали вокруг наконец разгоревшегося мангала — к двум упорным героям присоединились их подруги. Соня мысленно восхитилась их упорству.
В их руках непонятно откуда появились хлопушки и по двору прокатилось четыре слабеньких «выстрела»: два вместе и два — с некоторым опозданием.
— Всё у меня получится, — прошептала Соня, глядя в темные глаза своего отражения. Во дворе бабахнул первый салют, распустившись чуть выше их окон.
Три часа спустя Соня, стараясь не привлекать внимания, вышла из комнаты. Она успела посмотреть уже шесть серий и перед последней на сегодня — седьмой — решила закинуть в себя ещё немного еды. Тётя Наташа с дядей Гошей уже ушли. На балконе Соня заметила два темных силуэта. Гудвин и дядя Петя. Возле балконной двери Соня были свежие лужицы — значит выходили не первый раз.
Салаты, картошка и отбивные уже исчезли, на столе оставались лишь блестящие тарелочки от чайного сервиза с остатками эклеров и такие же чашки. По центру стоял серебристый электрический самовар — мамина гордость. К счастью, вазочку с фруктами не стали уносить, а просто переставили на тумбочку. Соня взяла мандаринку покрупнее. Потом, подумав, захватила ещё и банан, и собиралась уже уходить, когда до неё долетел обрывок маминой фразы. Голос доносился с кухни.
— … не вывожу уже. Может же у меня быть своя жизнь?!
Кто-то — наверное, тётя Света — ответил ей. Что именно, Соня не разобрала.
— Вот именно! — продолжила мама. — Нельзя класть свою жизнь на алтарь. Я не для того разводилась. А то могла бы до сих пор тащить Серёжку на себе. Там же инициативы было— ноль, поддержки — ноль, про материальную сторону вообще молчу.
И вот только я вроде выгребла, случается это… Свет, ей-богу, тут хочешь — не хочешь поверишь что сглазили. Я даже заказала себе кольцо с камнем от сглаза. Гематит что ли… Не помню…
На кухне включилась вода и зазвенели тарелки.
— Ты не подумай, я её люблю. Не дай бог никому такое. Но я недавно поняла, что снова попала в эту ловушку. Когда всё — для другого. Всё лучшее — ей, ей, ей. Накупили одежды новой. Хотя у меня деньги были отложены ботинки себе поменять — но неет, это подождет. Дочка же. Единственная.
Вот телефон взяли — под елку положить. Не последней, кстати, модели.
Ещё протез этот… Ну нет у меня сейчас миллиона, хоть я наизнанку вывернусь. Приходится ждать. А деньги утекают. На лекарства, на врачей, к комиссии, наверняка, тоже просто так не подъедешь. А она обижается…
Мама замолчала. Соня постояла немного в нерешительности и на цыпочках двинулась было к своей комнате, но мама снова заговорила.
— Когда Олег сделал мне предложение… Знаешь, была ведь мысль отказаться. Что я там замужем не видела? Я правда думала сказать «нет», честно. Что смеешься? Думала-думала!
Но потом поняла — хочу нормальную свадьбу. Без толп гостей, но чтобы платье, кольца, ресторан. Слушай, я уже наслушалась от Наташки, мол, зачем мне платье, а фата — мол, вообще бронзовый век…
Но я хочу наконец почувствовать себя красивой женщиной, а не дизайнером с двумя работами. Хочу красивые фото, хочу, чтобы один, один несчастный день внимание было на меня! А то… да ты сама знаешь, даже на день рождения, все приходят, поздравят за десять секунд и тут же о себе любимых. Я хочу свадьбу, а не огрызок. Неужели я не заслужила? Я столько батрачила днями и ночами…
Дверь балкона открылась и в комнату, споткнувшись о порожек, ввалился дядя Петя. Он был в куртке, накинутой на плечи, и гостевых тапочках, которые были велики всем без исключения гостям. С тапочек обвалилось несколько кусков снега.
— О, Софья! — громогласно заявил он. — Я думал, ты уже десятый сон видишь!
Мама на кухне тут же замолчала. Вода перестала шуметь.
Соня не нашла ничего лучшего как шмыгнуть к себе в комнату. Через полчаса со слегка опухшими от слез глазами она уснула.
Илья вышел на связь только десятого числа, когда каникулы уже заканчивались. Вышел феерично, конечно же — позвонил в восемь утра. В последний день каникул, это же надо придумать. Соня спросоня чуть не разбила новый телефон — он повис над самым полом на проводе.
— Да? — просипела она в трубку, снова закрывая глаза.
— Сонь, я вернулся! — голос Ильи звучал до противного бодро. — Встретимся через часок?
Соня пробормотала что-то неразборчивое, но Илья все же смог уловить основную мысль.
— Да брось! Не так уж рано. Мы в это время завтра на втором уроке сидеть будем. Не соскучилась что ли?
Соня глубоко вздохнула. Очень глубоко. Как будто собиралась нырять на дно Мариинской впадины без акваланга.
— Конкретно сейчас я тебя ненавижу.
Он засмеялся.
— Да брооось! Ну ладно, не через час. Через два тебе нормально будет?
— Раньше двенадцати даже не заикайся.
— Жестокая! — театрально взвыл Илья. — Я хотел тебе первой рассказать, как съездил. А так, боюсь, сорвусь и позвоню кому-нибудь ещё.
— Звони, — великодушно разрешила Соня. — Только учти, тогда тебя будет ненавидеть уже два человека. Я предупредила. Пока.
— Не все такие бессердечные и нелюбопытные, как ты. Сама-то как? Что нового?
— Покаа! — Соня нажала «отбой», на всякий случай выключила звук на телефоне и закрыла глаза. Но мозг уже успел перейти на дневной режим работы, Подушка мгновенно стала каменной. Одеяло сбилось в пододеяльнике в гармошку. Ещё и дворник с утра пораньше взялся за лопату. Спать под размеренные «Шшших! Шшшших!» было совершенно невозможно.
Но и вставать тоже не обязательно. Можно ведь просто полежать и подумать.
Например о смене фамилии. Она давно об этом размышляла, класса с третьего. Ну что за фамилия — Басовитая? Человек с такой фамилией должен быть два метра ростом, метр в обхвате и разговаривать как оперный певец. Эта фамилия даже папе не идёт. Вот дедушке шла. Полковник Георгий Басовитый. Звучит же! Да так, что хочется по струнке вытягиваться. А вот Соня тонула в своей фамилии как шестилетка в штанах шестидесятого размера.
Мама не захотела тонуть в папиной фамилии и оставила свою — Филиппова. Скука смертная, конечно. Интересно, она теперь возьмет фамилию Гудвина. Какая же у него…
Соня так и не смогла вспомнить. Раньше Соне нравилась фамилия бабушки — маминой мамы. Долгорукова. В сочетании с именем звучало красиво. Софья Долгорукова. Как будто она живет в восемнадцатом веке и носит пышные платья с корсетами. Но сейчас эта фамилия звучала бы издевательски.
Сойдет и Филиппова. Интересно, будут ли проблемы с экзаменами, если сменить фамилию прямо сейчас? Или придется ждать лета?
Да, она давно думала об этом, но никогда ещё настолько всерьёз. Раньше её останавливала мысль, что папа бы не понял. А сейчас… Сейчас ей почти хотелось сделать ему неприятно.
В последний раз Басовитый-старший виделся с Басовитой-младшей утром первого января. Папа позвонил, и она зачем-то взяла трубку, а потом зачем-то сказала, что дома. «Выйди на пять минут к подъезду», — неожиданно попросил он.
Соня мучительно перебирала в голове варианты — почему она не может выйти (голова грязная, промочила сапоги, куртка в стирке), но в конце концов пробормотала, что выйдет, и начала натягивать джинсы.
Мама с Гудвином ещё спали. В гостиной храпел, развалившись на диване дядя Петя, рядом посапывала тётя Света. Соня прокралась мимо них (хотя, судя по дядипетиному храпу, она могла хоть маршировать с оркестром), оделась и вышла за дверь.
Папину машину она увидела не сразу. По привычке высматривала синюю «Мазду». Но тут ей засигналили из белого внедорожника, стоявшего напротив соседнего подъезда. Водительская дверца открылась, и Соня увидела папу. Он помахал ей. Соня неуверенно помахала в ответ.
На улице было зябко. Соня подумала, что папа предложит ей сесть в машину и уже двинулась к ней, но он, наоборот, вышел сам. Соня разглядела на заднем сидении за тонировкой женский силуэт.
Сначала она подумала, что это Леночка— та самая, с которой папа начал встречаться незадолго до развода с мамой. Соня видела её три или четыре раза. В основном, когда случайно сталкивалась с папой в центре города.
Один раз папа специально позвал её в кафе, чтобы познакомить с Леночкой. Но Леночка в основном молчала, то и дело подливала себе молочный улун из чайника, а если и говорила, то с папой. Соня заказала себе две порции бельгийских вафель, чтобы хоть чем-то занять себя, но уже на второй поняла, что объелась и остаток встречи от нечего делать расковыривала их по тарелке. Когда Леночка пошла в туалет в третий раз (не удивительно — выпить столько чая!), папа заговорщически подмигнул Соне.
— Ну как?
— Вкусно, — честно ответила Соня. — Но слишком сытные.
— Да нет, я про Лену.
— Ммм…, — Соня опять принялась ковырять вафлю. — Красивая.
— Ага, — папа выглядел довольным.
— Но, мне кажется, я ей не слишком нравлюсь, — продолжила Соня.
Папа пожал плечами, мол, ничего такого не заметил. Но больше Соню на такие встречи втроем не звали.
Папа уже подошёл, неловко обнял её и потом протянул праздничный пакетик истошно-розового цвета. Соня взяла его и снова взглянула в сторону машины. Силуэт двинулся и Соня вдруг поняла, что это бабушка.
— Не посмотришь? — спросил папа. На лбу его снова появились вопросительные «елочки». На подбородке топорщилась щетина. Прямо хвойный лес, а не лицо.
Соня заглянула в пакет. Там лежала маленькая коробочка, в которой обнаружились серебряные серёжки в форме стрекоз. Папа сам достал коробочку и выложил стрекоз Соне на ладонь.
— Ну как? — спросил он. Как тогда, в кафе.
Соня рассматривала крошечных стрекозок из тусклого металла с двумя маленькими полупрозрачными камешками на голове. Дома уже лежали две их близняшки. Такие серёжки раздавали в ближайшем гипермаркете за наклейки. Гудвин принес ей такие перед Новым годом — просто отдал за ужином со словами: «Посмотри, может понравятся». Соня решила приладить одну из стрекозок на серебряный браслет, который давно валялся у неё без дела. Должно было получиться симпатично.
— Это от нас с бабушкой. Не нравятся? — папа заглянул Соне в лицо, выискивая хоть какие-то признаки радости.
— Милые. Спасибо, — Соня растянула губы в улыбке.
Она собиралась было уйти, но папа продолжил.
- Это ещё не всё. Вы же на день рождения уезжали, так что только сейчас получилось…, — он выудил из внутреннего кармана куртки подарочный конверт с белыми розами. Воровато оглянувшись на полускрытую за тонировочной пленкой пассажирку, он протянул его Соне. Она хотела сунуть конверт в карман, но папа явно чего-то ждал. Пришлось кое-как, одной рукой приоткрывать его. В конверте обнаружились две пятитысячных купюры.
Соня подняла глаза на папу — не ошибся ли он? Может перепутал конверты? Мало ли кого он ещё собирался поздравлять утром первого января. Но хотя папа явно нервничал, глядя на купюры, они явно предназначались для Сони.
— Это алименты? — тихо спросила она.
— Эээ… что? Нет. Хотя… Ты скажи маме, что я тебе подарил. А то она мне уже какой-то пятизначный долг насчитала…
Конверт жёг Соне руку. Это было немного похоже на фантомную боль. Ей хотелось бросить его в снег и проверить, не начнет ли тот плавиться под ним.
Если бы папа дал ей эти деньги осенью, возможно, мама выделила бы немного на то, чтобы переделать маникюр. И она не оказалась бы в тот день рядом с «Аметистом»…
— Сонь…, — папа понизил голос. — Вы бы помирились с бабушкой… Она переживает… Ты тогда так убежала…., — в его голос закралось несколько укоризненных ноток. — И трубку не брала.
— Ты тоже не брал, — резко ответила Соня.
Папа стушевался.
— Мы сейчас все-таки не обо мне. Бабушка…
— А она не хочет попросить у меня прощения? — Соня почувствовала, что вскипает. — Или замерзнуть боится?
Папа непроизвольно обернулся на машину.
— Ладно, пап, я пойду. Спасибо, что заехал, — и развернувшись, она пошла к подъезду. Папа окликнул её, но она не обернулась. Ещё не хватало, чтобы он увидел, как она плачет.
Запихивая в карман куртки конверт (наверняка помялся) она неожиданно осознала, что у неё больше нет папы. Так бывает, когда смотришь какой-нибудь хороший фильм — рраз и приходит какая-то до чертиков простая, но важная мысль. Папы у неё больше не было. Отец был — куда его денешь из документов. «Это мой отец», — тихо-тихо сказала она вслух. Звучало так, будто она жевала засохшую чечевичную кашу.
Софья Филиппова. А что, звучит неплохо. Две «ф» красиво перекликаются между собой. Кроме того, как звали мамину маму. И Соня будет тоже перекликаться с ней. Они будут как два звука. И Соня не даст бабушкиному звуку стихнуть.
Мама, к Сониному удивлению, отговаривать ее не стала. Соне показалось, что она даже немного обрадовалась, но наверняка сказать было сложно.
После той предновогодней размолвки они так и не помирились до конца. Мама сделала вид, что ничего не произошло. Когда Соня поблагодарила её за подарок, просто кивнула. Что-то непроговоренное, недоскандаленное, невнятное висело между ними, как мутное стекло. К середине каникул Соня начала всерьёз беспокоиться, что осталась не только без папы, но и без мамы. Мамино место заняла Мать.
Мать была поразительно сдержанной. Она не плакала, не повышала голос, не устраивала скандала из-за стада чашек, оставленных в комнате на письменном столе. Ее не беспокоило даже, что Соня практически не выключает ноутбук.
Мама бы уже давно выдернула шнур из розетки, высказала всё, что думает о времяпрепровождении современной молодежи, шваркнула бы на стол упаковку БАДов для глаз и ушла бы к своему ноуту (это же работа, совсем другое!). Матери было словно все равно. Она даже не отпустила ни одно язвительной шуточки по поводу папиного подарка.
Хорошо, что была Полина, которой можно обо всем рассказать. Соня переписывалась с ней по два-три часа в день, несколько раз они ходили гулять. Они бродили по полутемным улочкам, пока не начнут замерзать ноги. Один раз Полина уговорила Соню зайти в маленькую кондитерскую, и они пили какао за столиком в дальнем углу и ели микроэклеры. Но в основном просто гуляли.
На этих прогулках Соню словно прорывало. Она говорила и говорила, обо всем, складывала все свои секреты в верную «коробку с карандашами» между горами и океанами. Полина не перебивала. Идеальный друг.
В конце последней прогулки она заявила, что Соне нужно стать внимательней к другим людям. Может и так. Но не раньше, чем другие будут внимательны к ней!
Взять хотя бы Костю. Он на днях позвонил ей и… позвал ее на волейбольный матч! Хорошо хоть не на соревнования по армрестлингу! Соня повесила трубку.
«Может, ты неправильно его поняла?» — только спросила Полина.
Можно подумать, у Сони проблемы с ушами, а не с рукой! Нет, она, конечно, могла бы пойти. В конце концов девять лет школы и три года садика научили её делать то, что от неё хотят другие. Но… Костя! Они ведь всегда были на одной волне. Почему он теперь настолько её не чувствует? - Ну и пошёл он! — возмутился Илья, когда Соня рассказала про Костю ему.
Они сидели в кафе на плетёных стульчиках друг напротив друга. На улице было так холодно, что Соня умудрилась замёрзнуть за те десять минут, пока они шли от маршрутки до кафе, поэтому Илья с барского плеча заказал ей чайничек какого-то фильдеперсового чая. Пока чай заваривался, Соня тайком грела руку об белый фарфоровый бок. - Да забей ты и всё, — махнул рукой Илья. — Больше делать нечего, из-за него переживать… Так а что насчет фамилии? Серьёзно решила поменять?
Соня неопределённо пожала плечами. - На какую.
- На мамину. Филиппова.
- Тебе бы подошло.
Илья потянулся через стол, чтобы взять Соню за руку, но она снова обняла ладонью заварочный чайник.
Возле столика бесшумно как вампир материализовался официант. Он улыбнулся, не разжимая губ.
— Ещё чая? Может, десерт.
Соня не особо хотела есть, но сидеть за пустым столиком было как-то глупо.
— Можно чизкейк? — она посмотрела на официанта.
— Конечно, — официант кивнул и — Соня готова была поспорить — на секунду задержал взгляд на ее шее. Ну хоть не на руке.
— Филиппова…, — задумчиво повторил Илья. — Ну… вроде ничего.
— Там две «ф», — зачем-то пояснила Соня. — В имени и в фамилии. Сочетается.
Илья вдруг улыбнулся уголком рта.
— У меня тоже в фамилии «ф».
— Это ты к чему?
— Может, когда ты поменяешь фамилию, мы станем лучше сочетаться.
— Илья…
Соня чувствовала, что должна сейчас сказать ему. Прямо сейчас. Она сможет. И тогда он сначала посмотрит на неё тяжёлым взглядом, а потом встанет и уйдёт. А она останется сидеть одна и ждать глупый чизкейк, который ей даже не хочется. А когда выяснится, что у неё нет с собой денег, официант расхохочется и скажет, что она может расплатиться за заказ кровью…
Соня замотала головой отгоняя это видение. Нужно ему сказать. У неё ведь даже не было шанса принять какое-то решение. Это он принял его за них двоих, когда решил в неё влюбиться. И с этого момента возможность остаться друзьями была для них потеряна. Теперь у неё был выбор: либо потерять Илью совсем, либо согласиться на отношения, в которых было даже хорошо, но… Именно что хорошо. На «четыре». Не на «пять».
Она ещё раз посмотрела на Илью. Он сидел перед ней, такой близкий, знакомый. Темно-рыжие волосы спадали ему на слегка обветренный лоб. Опустив темные ресницы, он смотрел Соне в лицо. Но не в глаза, а чуть ниже. На нём был тот же свитер, что и в тот день, когда они впервые поцеловались…
Надо было сказать. Прямо сейчас.
— Ваш десерт, — неожиданно появившийся официант заставил Соню вздрогнуть.
Она взяла ложечку левой рукой и отправила первый кусочек в рот…
Возвращаться в школу после такого перерыва было странно и как-то неловко. Как приходить на день рождения, на который тебя не звали. Наверное, у всех в глазах будет читаться «И зачем ты притащилась?».
Было ещё темно. Школьный двор освещали всего два фонаря — один, на высоком столбе, возле входа на территорию, и второй, свет которого отдавал зеленцой — над школьной дверью. Невыспавшиеся школьники подтягивались со всех сторон, двигаясь неуверенно, как лунатики. Соня подумала, что если бы не зелёный фонарь, который почти магическим образом указывал им путь, они прошли бы мимо и очнулись где-нибудь в трех кварталах от школы.
Проходя через школьные ворота Соня поймала себя на желании тайком перекреститься. Это выглядело бы странно, но кто её видит в этой темноте… Но потом она засомневалась, не положено ли это делать только правой рукой? Может, поэтому православных и называют православными? А если она перекрестится левой, то будет левославной… Наверно, всё-так можно левой — не настолько же там драконовские правила…
Пока Соня собиралась с духом, кто-то окликнул её по фамилии. Она оглянулась. Подняв воротник, к школе спешила их классная — Регина Павловна, или Репа. Она была без шапки, несколько прядок выбились из высокой прически и трепыхались на ветру. Регина Павловна взглянула на Соню через затонированные стекла очков в ярко-красной оправе.
— Вернулась? — спросила она таким удивленным тоном, как будто не она позавчера полчаса переписывалась с Сониной мамой в вотсапе по поводу Сониного возвращения. И не дожидаясь ответа продолжила, — Это хорошо, Софья, что я тебя сейчас встретила. Хотела лично сказать, что соболезную, — она на несколько секунд прикрыла густо накрашенные глаза. — Это непростая ситуация, но я уверена — коллектив поможет тебе преодолеть это.
— Спасибо, — сказала Соня, чтобы что-то сказать.
— Но сразу оговорюсь: халявы не будет. Над оценками всё равно надо будет потрудиться. Даже учитывая лояльность педагогов, просто так пятерки ставить никто не будет. Ты девочка умная. Всё понимаешь.
— Я и не ждала, — честно ответила Соня.
— Надеюсь на это, надеюсь, — Регина Павловна положила руку на плечо Соне. — Уверена, всё получится. Только, ради бога, — она понизила голос. — если что-то пойдет не совсем так, как ты ожидаешь, не нужно сразу идти в прокуратуру, комитет, к газетчикам… Давай договоримся с тобой, что бы ни случилось — первым делом набирай меня. Номер есть. Хорошо?
Соня послушно кивнула.
— Умница, — Регина Павловна широко улыбнулась. — Идём?
Они вместе дошли до крыльца. Регина Павловна галантно пропустила Соню вперёд себя и даже придержала ей дверь.
Соня очутилась в переполненном людьми холле. Она почти сразу заметила Катю и Олю. Вернее их одинаковые затылки. Катя как грузовик прокладывала дорогу в толпе младших школьников, а Оля прицепом трепыхалась за ней.
Возле раздевалки болтала с какой-то блондинкой с двумя косами Полина. Она заметила Соню, приветственно махнула ей рукой и снова повернулась к своей собеседнице. Соня почувствовала как в груди что-то неприятно кольнуло. Могла бы и подойти… Соня бы подошла.
Блондинка с косичками обернулась и тоже посмотрела на Соню. Губы её шевельнулись. Среди царившего в холле гомона было не разобрать точно, но Соне показалось, что она спросила: «Эта?»
Соня почувствовала себя так, словно снова очутилась в больничном коридоре травматологического отделения. Под прицелом чужих пристальных взглядов. Обычно взгляды соскальзывают с незнакомцев, людям вообще не очень интересно смотреть на скучных других людей. Но к Соне они теперь прилипали, как мухи к липучке-ловушке.
От волнения она уронила пакет со сменкой. Одна туфля осталась внутри, а вот вторая отлетела куда-то в сторону. Соня наклонилась, и с неё чуть не свалился рюкзак. Кто-то пихнул её на ходу ногой.
- Дай пройти!
Она попыталась ухватить туфлю, но пробежавший младшеклассник случайно отфутболил обувку под скамью.
Соня подняла глаза. На скамье как раз переобувалась какая-то незнакомая старшеклассница с сиреневой прядью в волосах. Она достала злополучную туфлю из-под скамьи и протянула Соне с извиняющейся улыбкой. Как будто это она спрятала её под скамейку. Соня нашла в себе силы только кивнуть. Старшеклассница тоже промолчала.
Чувствуя, как у неё горит всё лицо, Соня протиснулась к подоконнику и начала переобуваться. Пока всё шло не так уж плохо. Большинство школьников были слишком сонными, чтобы смотреть по сторонам.
Жаль, в школе нельзя носить худи. Хотя совершенно непонятно, почему Идеальная одежда. Тепло, удобно, не нужно постоянно стирать. А ещё можно размещать на них всякие формулы. Или воодушевляющие цитаты. У пиджака были слишком короткие рукава.
Соня собиралась найти Полину, но та уже ушла. Ее белобрысой подружки тоже не было видно. Зато откуда-то вынырнул Илья.
— Вот ты где! — обрадовался он.
Он подцепил Соню под локоть. Вместе они выбрались из суматошного холла на лестницу. Нужно было подняться на третий этаж, а потом перейти в другое крыло. Их огибали быстроногие младшеклассники, которые прыгали вверх через ступеньку. И откуда в них столько энергии?
— Чего от тебя Репа хотела? — поинтересовался Илья.
— М?
— Ну я видел она тебе что-то втирала. Про инклюзию и доступную среду?
— Чего?!
— Ну она нам запилила классный час на эту тему. Сказала, что если кто-то будет задавать тебе вопросы — вызовет с родителями в школу. Диктофон она что ли к тебе прилепить хочет? Школьная психологичка тоже приходила. Рассказывала про толерантность…
— О нет…, — Соня даже остановилась. — Постой… У нас в школе есть психолог?
— Сам в шоке. Молодая такая. Она вроде два раза в неделю приходит. Или один…
— В общем, меня теперь все ненавидят…, — простонала Соня.
— Это ещё из-за чего? — нахмурился Илья.
— Представили всё так, словно я на особом положении…
Илья, казалось, задумался.
— А ты… не хочешь быть на особом положении? Я к тому, что… Ну оно же у тебя и правда особенное. То есть…
— Я поняла, — остановила его Соня. — Но тех, кто на особом положении, всегда ненавидят.
Илья замолчал и не сказал ни слова почти до самого кабинета. Класс уже был открыт и в коридоре стояла только Ира с мобильником у уха. Заметив Соню, она разулыбалась и помахала ей рукой. Соня махнула в ответ.
Она уже собиралась зайти в класс, когда её остановил Илья. Он был очень серьезен.
— Слушай, я не знаю, что ты там себе придумала, но если кто-то на тебя криво посмотрит, только ткни пальцем. Я разберусь.
Илья…
— Ничего не говори. Просто запомни. Я. Разберусь.
Соня вздохнула и покачала головой. А потом всё же вошла в класс.
Все головы сразу повернулись в её сторону.
— Соня!
— Сонька вернулась!
— О, Басовитая явилась!
Смущённо улыбаясь одноклассникам, Соня пошла на свое место, но в проходе наткнулась на Пашковского. Сеня так резко схватил её за руку, будто хотел применить к ней бойцовский прием. Соня уже представила как она дергается на полу, пытаясь высвободиться из железной хватки одноклассника. Но Пашковский только несколько раз тряхнул её ладонь как гигантский маракас и так же неожиданно разжал лапищу. Ну и «рыба сома»…
Соня наконец пробралась на свое место и с облегчением приземлилась на стул.
— Он чуть ли не каждый день о тебе спрашивал.
Это Полина. Сидит и улыбается. Как ни в чём ни бывало.
— Пашковский?
— Пашковский, угу…, — Полина аккуратно раскладывала в углу пары рядком учебник, тетрадь, ручку, простой карандаш… — Хорошо хоть Астафьев не слышал, — она хихикнула. — Как у вас с ним?
— Не знаю, — призналась Соня. — Давай не тут, хорошо?
— А вы скрываетесь, да? — глаза Полины сверкнули. — Как романтииично.
— Не скрываемся, — Соня заметила, как к их парте направляются Катя и Оля и одернула рукав пиджака. — А вот почему на твоей новогодней фотографии оказался рукав Костиной футболки — это другой вопрос…
Полина заморгала. Соня сделала невозмутимое лицо. Распросы — не наш метод. Сама всё выложит, никуда не денется.
Дверь в класс отворилась, и в смежный класс потянулись сонные «вэшки». В дверях показался темноволосый парень, и Соню будто ножом пронзило. Это был Богдан. Давно же она его не видела. Кажется, с тех пор он стал ещё красивее, если это вообще возможно.
Она втянула голову в плечи и чуть ли не распласталась по парте.
«Только не смотри, только не смотри, только не смотри».
Но Богдан был занят разговором с одноклассником и не бросил ни единого взгляда на школьников из параллельного класса. Последней шла Джонни в своей неизменной безрукавке с учебником английского подмышкой. Только когда за ней закрылась дверь, Соня вынула обе руки из-под парты. Полина только покачала головой.
Уроки прошли на удивление быстро. К Сониному удивлению, одноклассники ничего у неё не спрашивали. Наверно, Репа их так застращала, что боялись слово лишнее сказать. А может, им просто всё равно было.
Учителя тоже отнеслись к возвращению Сони спокойно. Наверное, с ними тоже побеседовала психологиня. Только Тополь М пустилась было в пространные рассуждения о превратностях судьбы, но потом спохватилась и продолжила мучать у доски Томочкину, которая со скрипом пыталась решить неравенство.
Полина молчала про Костю как партизан. Соня-то думала, что будет в курсе всего ещё до начала большой перемены, но успело пройти пять уроков из шести, пока Полина не заговорила.
Сначала она отчаянно отрицала присутствие Кости на коттеджной вечеринке и втирала что-то про парня двоюродной сестры. Мол, это его рука засветилась за фото. Ха, кто бы купился на такое!
Когда Соня справедливо заметила, что одна Полинина сестра замужем, а парень второй присутствует на фото целиком, Полина сменила тактику и сообщила, что Костя действительно заезжал. Но якобы на две минуты — передать ей флешку.
Откуда у него Полинина флешка? Он обещал ей записать музыку, которую она хотела включить на Новый год, а раньше встретиться как-то не получилось. И вообще, они не больше чем знакомые, пересекались после Сониного дня рождения всего один раз — собственно, когда она отдала ему флешку.
— И что, он поехал в новогоднюю ночь к «просто знакомой», да так и остался? — скептически спросила Соня.
В конце концов, Полина, разумеется, сдалась. Да, Костя отмечал Новый год с ней. Да, не сказала, потому что боялась. Чего? Ну, у них пока ещё все так непонятно…
Они с Соней стояли на лестничной площадке на третьем этаже и смотрели сквозь все пролеты вниз. Если скинуть отсюда стопку тетрадных листов, они будут очень красиво кружиться, подумала Соня. Как в фильме.
— Вообще-то я тебе намекала… — внезапно сказала Полина.
— Серьезно? — Соня уставилась на неё.
— Я говорила, что каталась на коньках с одним нашим общим знакомым. Помнишь?
— Хм… Нет… А ты говорила?
— Да! А потом, когда мы встречались в последний раз на каникулах, я сказала, что жду важного гостя…
— Эээ… Ты точно мне всё это говорила? — недоверчиво спросила Соня.
— Тебе…
— Мне кажется, ты меня с кем-то путаешь…, — Соня тряхнула головой. — Я бы запомнила. Наверное, ты Ире сказала. Так вот, насчет Ильи… Я…
— Тебе! — Полина вся раскраснелась, — Но тебе ведь не до меня! У тебя то рука, то мама женится, то ты коньяк пьешь!
Она почти кричала. Мимо как раз шла биологичка. На словах «коньяк» она бросила на Соню заинтересованный взгляд, но ничего не сказала.
— Ори ещё погромче, — прошипела Соня.
— А я не виновата, что иначе ты меня не слышишь! — Полина и не подумала понизить голос. — Зачем ты вообще со мной общаешься? Я тебе стаканчик для слёз что ли? Бесплатный психотерапевт? Знаешь, Соня, я как-то иначе себе представляла понятие «дружба»…
Она теребила в руках тетрадный листок как будто только что прочла письмо с любовным отказом. В глазах её стояли слезы.
— Я тоже, — медленно сказала Соня. — Иначе представляла. Но я тебя не держу. Иди. И Косте привет передай.
Полина дернулась.
— Какая же ты глупая, — отчеканила она. Швырнула скомканный лист прямо в дыру между лестничными маршами и убежала в класс. Листок угодил в голову какому-то мальчишке, на вид пяти- или шестикласснику. Он поднял голову, увидел Соню и погрозил ей кулаком.
Когда Соня зашла в кабинет пару минут спустя, вторая половина парты оказалась пуста. Полина пересела к Ане Севастьяновой на другой ряд и теперь демонстративно смотрела в окно. Все остальные, включая Аню, пялились на неё: кто-то исподтишка, кто-то в открытую.
Соня почти физически чувствовала эти взгляды, как будто это были лучи лазера. Она с первого класса сидела с лучшей подругой за одной партой, поэтому такой демарш со стороны Полины не мог остаться незамеченным. Особенно в первый день Сониного возвращения.
Первым Сониным порывом было сложить вещи в сумку, выйти из класса и больше никогда-никогда не возвращаться в школу. Она бы наверно так и сделала — и ни мама, ни тем более Репа не смогли бы её переубедить. Но её остановило одно чувство.
Злость. Она наверно ни на кого в жизни так ещё не злилась. Так что лицо полыхало как при сорокоградусной температуре, руки тряслись, а между пальцев проскакивали искорки.
Даже на папу с бабушкой.
Потому что от них она ожидала. От неё — нет. Это была её Полинка. Ее сундучок со сказками! Любимая зефирка! Которая не выдержала. Не смогла.
Соня стиснула кулаки. Так не должно было произойти. Никогда. Они с Полиной должны были дружить восемьдесят лет и вместе впасть в маразм. Но никак не разругаться навсегда в девятом классе.
На соседний стул плюхнулся чей-то рюкзак, а мгновением спустя там же приземлился Илья.
— Свободно? — демонстративно громко спросил он. — Теперь занято.
— А Максим? — Соня обернулась на бывшего соседа Илья по парте — Максима Кашина, худенького белобрысого отличника. Тот словно не заметил, что место рядом с ним опустело. Он листал книжку по программированию, сжимая в руке оранжевый текстовыделитель. - Ооо… За Макса не волнуйся. К нему сейчас очередь выстроится.
Хотя Соня и сказала Полине, что не собирается скрывать отношения с Ильей, она была не слишком готова к тому, что он вот так, на глазах всего класса пересядет к ней. Но стоило ему занять соседнее место, как её перестало прожигать лучами взглядов. Словно Илья не просто сел рядом, а закрыл Соню защитным экраном. Она дотронулась до его руки. - Спасибо.
Илья сжал её пальцы и улыбнулся. Соня успела заметить, как Полина как будто случайно скользнула по ним взглядом и опять отвернулась к окну. Глаза у неё были красные.
Одновременно со звонком в класс ворвалась Регина Павловна. Она продефилировала к своему столу, повесила сумочку на спинку стула и окинула взглядом класс. Приподняла бровь.
— Это что за рокировка? Астафьев?
— Место освободилось, — развел руками Илья.
— Седова?
Полина нехотя встала.
— Что ж сразу не за последнюю парту? С театральным биноклем будешь на занятия ходить?
— Мне все хорошо видно, — пробормотала Полина.
— Что-что?
— Мне нормально видно и отсюда, — проговорила она чуть громче.
— То есть это не твоя мама просила посадить тебя поближе? — Репа поджала губы. — Пожалуйста, займи свое место.
Полина молчала.
— Седова, не задерживай класс. Сядь на свое место.
Слегка прикусив губу, Полина опустилась на стул рядом с Аней.
— Седова! — Регина Павловна начала вскипать.
— Я сижу тут, — упрямо сказала Полина.
— Регин Пална, — вмешалась Аня, — Они поругались просто. Пусть Полина со мной посидит!
Учительница тяжело вздохнула. Губы её слегка зашевелились, словно она считала про себя до пяти.
— Хорошо, — наконец сказала она. — Мы обсудим это позже. Я надеюсь, все помнят, о чём мы говорили на классном часу? — она слегка повысила голос.
Класс безмолвствовал. Репа с прямой спиной опустилась на свой стул и поправила очки.
— Я, с вашего позволения, сегодня сижу здесь.
Биологичка закончила развешивать на гвоздики над доской замызганные плакаты и повернулась к классу. Она была в ярко-красной вязаной кофте с крупными пуговицами. На спинке ее стула висел полиэтиленовый пакет с нарисованными алыми клубничинами. Она всегда внимательно относилась к аксессуарам.
- Откройте тетради, — сказала она.
Соня привычно включила планшет.
Дома она понемногу тренировалась писать левой рукой, но получалось пока не очень. Буквы расползались, хвостики загибались не в ту сторону, а скорость письма и вовсе была черепашьей. Результат выглядел так, словно строчки писал либо ребенок лет трёх-четырёх, либо сильно пьяный человек, сломавший пару пальцев.
Соня продемонстрировала результаты своих попыток Репе, и та скрепя сердце разрешила ей пользоваться планшетом. Тогда-то и сбылись её слова про «особое положение». Сонин планшет вызывал легкую зависть у доброй половины одноклассников и жгучую зависть у злой половины, которым приходилось довольствоваться телефонами под партой.
Но выбора у неё не было. Пришлось смириться с постоянными шепотками за спиной.
С планшетом дело пошло быстрее. Но и без него Соня все равно чувствовала, что учителя относятся к ней по-особому.
Её не вызывали, когда нужно было что-то писать, на самостоятельных давали отдельное задание, а физкультурник вообще разрешал уходить в столовую — то ли по доброте душевной, то ли чтобы не мозолила глаза. Соня так и не разобралась.
Возиться с пеналом и тетрадками теперь не приходилось, а большую часть учебников она скачала на планшет, поэтому сумка сразу стала на порядок легче. Самой серьезной проблемой было застегнуть куртку. С этим обычно помогал Илья. Если его не было рядом, Соня приспособилась придерживать верхний край зубами.
Полина с ней по-прежнему не разговаривала. Как будто не было восьми лет, когда они почти не расставались. Если их пути пересекались, Полина огибала Соню словно они были два самолета, летящих на разных высотах.
Нет, Соня же не какое-то бесчувственное существо, она пыталась с ней помириться. Сначала написала письмо. Электронное. Хотела бумажное, но потом подумала, что это слишком сопливо. Как в «Евгении Онегине»…
Писала полтора часа. Пересмотрела их совместные фото, начиная со снимка, сделанного в первый школьный день, где зевающая Соня с гигантским букетом подсолнухов стоит рядом с кругленькой улыбающейся во весь рот Полиной.
Тогда они и познакомились. Соня случайно в толкотне наступила Полине на ногу, испачкав её белоснежные колготки, а та заставила её наступить ещё три раза. Соня отказывалась, в итоге они проспорили поллинейки и даже пропустили момент, когда мимо на плечах высокого одиннадцатиклассника проехала маленькая Ира в кружевном фартучке с тяжелым колокольчиком в руке. Колготки оказались испачканы безвозвратно, зато было положено начало дружбе.
Полина не ответила. Соня надеялась, что она подойдет к ней на следующий день в школе, но Полина при встрече обогнула Соню, как неподвижное препятствие, и ни единым движением не дала понять, что было какое-то там письмо.
Вторую попытку Соня предприняла три дня спустя. Она догнала Полину на лестнице, когда та спускалась после уроков вниз, к гардеробу.
— Полин?
Та посмотрела ей прямо в глаза, впервые со дня их ссоры. Соня заметила, что лицо подруги осунулось, под глазами наметились круги, словно Полина забыла стереть тушь на ночь.
— Можно с тобой поговорить? — спросила Соня.
Полина оторвала взгляд от Сониного лица и уставилась на серые пятнистые ступеньки, которые недавно наспех протерли мокрой тряпкой. Они были похожи на спины тюленей.
— Не хочу, — негромко сказала она. И продолжила спускаться.
— Эй! — Соня догнала ее и пошла рядом. — Мы так нормально и не поговорили. Я тебе письмо написала, ты, может, ещё не открывала…
— Открывала, — коротко ответила Полина.
— И?? — такого ответа Соня не ожидала. — Погоди… Ты прочитала и ничего ответила? Почему??
— Зачем? — Полина пожала плечами. Она выглядела абсолютно спокойно. Словно они обсуждали, что она ела сегодня на завтрак.
— То есть тебе всё равно? — кровь прилила к Сониному лицу.
Полина снова пожала плечами.
— Да, мне все равно.
— Но… Нет, погоди. Мне действительно надо с тобой поговорить, — она дотронулась до Полининого плеча, но та резко стряхнула ее руку.
— Да отстань ты! — рявкнула она внезапно, словно Соня была приставучей дворняжкой. И ушла.
У Сони внутри все сжалось до размеров нейтронной звезды. Значит, так заканчивается дружба? Рраз и всё?
Оля и Катя теперь тоже её сторонились. Сначала Соня думала, что ей кажется. В конце концов, они здоровались. Иногда рассказывали про ипподром, пару раз даже шли вместе с ней со школы. Но если раньше они едва ли не каждую перемену болтались рядом, то теперь могли за весь день ни разу не подойти сами. Когда Соня один раз прямо спросила, в чём дело, Катя удивленно подняла брови и сказала, что ни в чём, а вот Оля покраснела как трёхлетка. Организованное враньё давалось ей куда хуже.
Писать ещё два письма Соня не стала. Может, и зря.
А вот кто её удивил, так это Ира. Она выиграла битву за место рядом с отличником Максом, и её оценки удивительным образом поползли вверх, а тот внезапно купил новые очки с модными тонированными стеклами и даже начал пользоваться туалетной водой.
Ира, которая теперь сидела прямо у Сони за спиной, неожиданно перестала её бесить. Она была едва ли не единственной, в чьём отношении к Соне не изменилось ровным счетом ничего. Разве что поменьше стала болтать про своих поклонников, но это скорее всего оттого, что Максим был рядом. Она расспрашивала Соню про врачей, про грядущую комиссию, про протезы… Нет, разумеется, она не заменила собой Полину, но хотя бы не давала скатиться в чёрную депрессию.
По школе, судя по всему, понемногу распространился слух о Сониной «особенности». По крайней мере, если раньше её не замечали в коридорах, то теперь она ощущала на себе многочисленные взгляды. Соня приспособилась вешать сумку на правое плечо, чтобы не так бросалось в глаза, что часть рукава пуста.
Ещё у неё появилась кличка. Соня даже не сразу поняла, что речь о ней, когда проходила мимо стайки пятиклассников, толпившихся возле кабинета английского. Но нет, все смотрели именно на неё, а один курносый мальчишка даже тыкал пальцем, пока его рослая одноклассница, чем-то похожая на Полину, не треснула его по затылку.
Когда она обмолвилась об этом инциденте Илье, он рассвирипел и собирался устроить разборки, но Соня не стала сдавать глупых пятиклашек. Бессмысленно. Только хуже себе же сделает.
Пока у неё нет протеза, вообще всё бессмысленно. Комиссию назначили на февраль, и сейчас он казался таким же далеким, как момент, когда в каждом доме будет домашний робот.
На Костю она в коридорах не натыкалась. Один раз встретила в магазине его маму. Та стояла к Соне боком и выбирала молоко, придирчиво разглядывая даты на крышечках бутылок. Соня сначала хотела спросить, всё ли у Кости хорошо, но так и не решилась.
Мишу и Зою она периодически встречала в коридорах, но те обычно так спешили, что обменивались с ней парой дежурных фраз. Если бы не разговоры с Ирой, она бы наверно не выдержала. Ира — вот, кто её вытягивал.
Конечно, был ещё Илья… Он ходил за Соней по школе как секьюрити. И действительно, в его присутствии, все притворялись, что она невидимка.
Он познакомил её со своей мамой. Это вышло случайно. На очередную их встречу он приволок плотно набитый пакет, из которого торчали две перекрещенные палки колбасы. Соня успела испугаться, что он вздумал её откармливать, но выяснилось, что пакет предназначался для бабушки Ильи. Его мама собралась к ней в райцентр, а тётя — мамина сестра — в последний момент решила передать импровизированную посылку. Илью припрягли в качестве курьера.
— Забежим на автовокзал?
Маму Ильи они поймали уже на подходе к автобусу. Это была невысокая женщина, ростом чуть ниже сына с тёмно-рыжими кудрями, совсем без косметики.
— Мам, это Соня, Соня — это моя мама, Инна Николаевна, — Илья скороговоркой представил их друг другу. Соня вдруг сообразила, что это официальное знакомство и смутилась.
Инна Николаевна, напротив, тепло улыбнулась Соне. - Очень приятно.
Она взяла у сына пузатый пакет, у которого уже начали подозрительно трещать ручки и охнула. - Ну Галина дает! Кирпичей что ли туда наложила… Мне же там ещё километр от автобуса пёхать!
- Может оставишь? — предложил Илья. — Хотя бы колбасу.
Инна Николаевна перехватила пакет другой рукой. Было видно, что она прикидывает — донесет, не донесет…
— Ай ладно. Доволоку. Она ведь по-любому потом матери будет звонить, проверять Может, дед встретит…
Илья усмехнулся.
— Если он снова свой УАЗик на запчасти не разобрал.
— Да уж, — мама вздохнула. — Ладно, — спохватилась она. — Пойду место занимать.
Она приобняла Илью, кивнула Соне и поспешила к старенькому ЛИАЗу, попыхивающему выхлопной трубой, как заправский пират.
Илья… Он был рядом. Он не отвернулся от неё как Полина. Не пытался делать вид, что страшно занят, как Оля с Катей. Не исчез как Костя. Поддерживал её, успокаивал.
Илья был прекрасным другом. Но ему было этого мало. И когда после всех утешений, он стискивал Соню в своих объятиях и целовал своими мягкими губами, ей хотелось просто расплакаться.
Надо было сказать ему, что она его не любит. Но всё что она смогла — промямлить, что пока не уверена в своих чувствах.
В ответ он заправил ей прядь светлых волос за ухо, поцеловал в лоб и серьезно сказал: - Я знаю.
Почему он не уходил? Наверно, потому что несмотря на все свои слова, Соня тоже была рядом с ним. Он мог прикасаться к ней, держать её за руку, разговаривать с ней. Разве отношения выглядят как-то иначе?
А потом все сломалось.
Она встретила в коридоре Костю. Тот стоял у подоконника с таким видом, словно уже час поджидает именно её.
— Привет, — как ни в чём ни бывало сказал он.
Соня так привыкла, что её сопровождают в коридоре либо молчание, либо шепоток, что даже растерялась. Сначала хотела пройти мимо, но вспомнила последний разговор с Полиной и остановилась.
— Привет.
— Сонь, я насчет волейбола…, — смущённо начал он.
— Кость, ну какой мне волейбол? Ты не понимаешь, что…
— Погоди, — он поднял руку. — Это ты не так поняла. Мы с ребятами хотели…
Соня не успела ничего ответить, как между ней и Костей появился Илья. Будто с потолка свалился.
— Она не хочет с тобой общаться, — тихо сказал он Косте.
Костя, до сих пор стоявший расслабленно и опиравшийся на подоконник, выпрямился во весь рост и посмотрел на Илью сверху вниз.
— Уверен?
Соня не успела ничего сообразить, как Илья пихнул Костю плечом, Костя оттолкнул его и вот уже мальчишки, сцепились как два пса. В коридоре вокруг них мгновенно образовалась мертвая зона. Кто-то из девчонок взвизгнул. Потом в дерущихся с разбега врезался Мишка. Илья упал на пол, Костя прислонился к подоконнику, вытирая разбитую губу.
На Соню никто из них не смотрел, они были слишком увлечены друг другом. Она развернулась и бросилась бежать, едва не сшибив с ног завуча, которая с гневными криками спешила к дерущимся. Сердце ее бешено колотилось. За спиной слышались голоса ребят: Ильи, Мишки, Кости…
К чёрту. Всё к черту. И всех. Не жизнь, а истерика какая-то непрекращающаяся. Лучше она будет одна. А то нервные клетки уже и в резервном фонде заканчиваются.
Она вбежала в гардероб и едва не упала, запутавшись в длинном нежно-розовом шарфе, который валялся под вешалками. Соня раздраженно отшвырнула его в сторону ногой, но потом всё же подняла и перекинула через вешалку. На шарфе остался некрасивый пыльный след.
Оставалось ещё два урока — английский и физкультура. Потом ей наверняка достанется за то, что она сбежала, но это ерунда. Все равно она больше никогда не пойдет в школу.
Дома она первым делом выключила телефон. Надо как-то сказать маме, что она больше не будет ходить в школу. Когда они обсуждали этот вопрос в прошлый раз, мама заявила, что у Сони не хватит мотивации заниматься самостоятельно. Можно подумать, она сама эталон мотивации! Мама уже раз десять начинала бегать по утрам, и что? Соня покажет ей, что не у всех в их семье проблемы с силой воли.
Она успела продумать свою пламенную речь больше чем на половину. Но за час до маминого возвращения с работы в чате класса написали, что школу закрывают на карантин.
Третий час, сидя за кухонным столом, Соня пекла блины. Перед ней в большой плоской тарелке стояло тесто, куда она опускала электронную блинницу, похожую на вывернутую наизнанку сковородку. Блинница говорила «пшшш», после чего её надо было перевернуть и на ней оставался тоненький круглый блинчик.
Через пару минут блинчик следовало подковырнуть лопаткой и перевернуть другой стороной. Одной руки для этих манипуляций вполне хватало. Занятие было до того медитативным, что Соня подумывала, не сделать ли ещё одну, дополнительную порцию теста.
Шла вторая неделя карантина. С Ильей они не общались с момента драки. Он звонил, почти плакал, говорил, что был на взводе из-за ссоры с приятелем. Она выслушала его целиком, ни разу не перебив. А потом аккуратно повесила трубку. Сфотографировала многоэтажку напротив, переливавшуюся как рыбья чешуя горящими окнами, и выложила в запрещённограм. Без подписи. Через много лет, посмотрев на это фото, она вспомнит о зиме, когда у неё не осталось друзей.
Карантин должен кончиться послезавтра. Но в школу ей идти не придётся. На завтра у них с мамой были взяты билеты в Москву.
Неделю назад Соня прошла комиссию. У мамы была какая-то срочная сдача проекта, поэтому её пришлось идти одной.
Экспертиза располагалась в трёхэтажном кирпичном здании с маленькими окнами-бойницами. Соня спросила у не по-вахтёрски улыбчивой бабушки на входе, куда идти. Нужный ей кабинет находился на третьем этаже.
Под дверью на короткой лавочке, выставив вперед длинные ноги, сидел хмурый бородатый мужчина. Напротив него — на стуле — молодая девушка, чуть постарше Сони с тёмными волосами, собранными в высокий хвост, похожий на пальму. Когда Соня подошла, мужчина подвинулся буквально на двадцать сантиметров, чтобы она могла сесть. Прижиматься к нему вплотную ей не хотелось, поэтому она осталась стоять.
— Кто последний? — спросила Соня, обращаясь больше к девушке.
— У нас тут все ко времени, — проскрипел бородач. —Тебе на сколько назначено?
— На час, — растерялась Соня.
— Ууу… — присвистнул он.
— Только что зашла женщина, которой было к двенадцати, — пояснила девушка. — Ты тогда за мной будешь, хорошо?
Соня кивнула и взглянула на экран телефона. Было без пяти час.
Мужчина что-то буркнул себе под нос. Соня так и не поняла, что его возмутило — её, Сони, появление или что приём так сильно задерживался. Он звучно поскреб ногу. Соня обратила внимание, что та у него не гнется в колене, а потом заметила между ботинком и штаниной полоску дерева.
— Что? — он вдруг так резко вскинул голову на Соню, как будто та собиралась его укусить.
— Я ничего не сказала… — Соня ошарашенно попятилась.
— Ага, молчала она… Вечно все пялятся на мою деревяшечку, — он слегка задрал брючину и Соня увидела гладкую поверхность деревянного протеза.
— Ну? Нагляделась? — мужчина неожиданно ухмыльнулся.
— Вы… за новым протезом? — набравшись храбрости, спросила она.
Мужчина сначала проворчал что-то неразборчивое, но потом, по-видимому, смягчился.
— Дочка заставила, — буркнул он. — Говорит, на черта тебе эта трухляшка, пойди, нормальный получи. Ну, самая умная значит, да? Да давали мне уже протез. И что? Валяется на антресолях со всяким хламом. Неудобно мне в нём. Тяжелый — как из бетона. Ещё и ходить на нём надо как в хрустальных туфельках, тьху! В него же деньжищ вбухано… И зачем мне такое?
— Так зачем сейчас пришли? — заинтересовалась девушка.
Бородач наградил её тяжелым взглядом.
— Культю мне подрезали. Сказали, теперь новый нужен, с этим нельзя. Выдадут ведь какое-нибудь пластиковое барахло, — он издал звук, словно собирался сплюнуть, даже оглянулся по сторонам, но в конце концов передумал.
Дверь кабинета открылась, и оттуда вышла, чуть прихрамывая, немолодая женщина в сланцах, надетых на вязаные носки. В руках она держала пакет, который слегка протекал. Кап. Кап. Кап. Оставляя цепочку мокрых пятен за собой, она похромала по коридору. Из приоткрытой двери донеслось:
— Следующий!
Крякнув от натуги, бородач приподнялся, и припадая на деревянную ногу, зашёл в кабинет. Хлопнула дверь. Соня села на его место.
— Не обращай внимания, — улыбнулась девушка, сидевшая напротив, — Сейчас хорошие протезы делают. У тебя ведь с рукой проблема, да?
— Да.
— Получишь крутой бионический протез. С ними всё можно. Ну, разве что, шнурки завязывать неудобно. И в носу ковырять.
Она изобразила, что пытается просунуть палец в ноздрю, но ничего не выходит.
Соня помимо воли уставилась девушке на руки. Они двигались как настоящие! Невероятно!
Девушка перехватила ееё взгляд и рассмеялась.
— Нееет, у меня не протез!
— Так откуда вы знаете? — подозрительно спросила Соня.
— О, у меня много друзей с протезами. Руки, ноги. Некоторые с протезом головы, — она снова рассмеялась. — Я же из паралимпийской сборной. Настольный теннис. Не смотрела? Да шучу я, шучу. Никто не смотрит.
— Неправда. Я церемонию открытия в прошлом году смотрела, — возразила Соня. — И кёрлинг…
— Ого, да ты в теме! Но на зимних меня не было. Хотя у нас есть пара ребят, которые и туда, и туда умудрились отобраться. А… у тебя давно? — она кивнула на Сонину руку.
— С осени. А… у вас?
— Давай на «ты». Меня Наташа зовут.
— Я Соня.
— Хочешь, к нам приходи. Научим играть в пинг-понг. Или ты умеешь уже?
— Немножко пробовала. Я вообще в волейбол играю. Играла…, — тут же поправилась она.
— Все будет хорошо, Соня, — улыбнулась девушка. — Ещё золотую медаль получишь.
— Приходи к нам! — тут же предложила Наташа. — Погоди… Где-то тут…, — она полезла в рюкзак и выудила оттуда пачку слегка помятых стикеров с qr-кодами. — Вот. Найдешь меня «ВКонтакте», и я тебе все напишу. Договорились?
От Наташи веяло таким теплом, что Соня кивнула и взяла у неё из рук розовенькую бумажку.
— А у вас… Нога? — немного неуклюже спросила она.
— Не, у меня ручки-ножки на месте. Только с осанкой небольшие проблемы, — девушка скинула с плеч наброшенную куртку. Только сейчас Соня заметила, что спина девушки неестественно изогнута. Сначала ей показалось, что она просто так сидит — слегка перекосившись, но нет. Одно плечо у неё было выше другого, а сзади выпирал небольшой горб.
— Как-то так…, — улыбнулась она.
Они ещё немного поболтали, пока из дверей не вывалился недовольный бородач. На ходу засовывая цветную бумажку в задний карман брюк, он, бурча ругательства, уковылял прочь.
— Я быстро, — шепнула ей Наташа и скрылась в кабинете.
Вскоре к кабинету подошла семейная пара. Женщина, поддерживала под локоть лысоватого мужчину, который неловко переставлял ноги. Выяснив, что Соня записана на час, женщина смерила её недовольным взглядом.
— Раньше надо было приходить.
— Я ко своему времени пришла, — возразила Соня. — Просто передо мной ещё люди были.
— Ничего не знаю. У нас запись на два, и мы зайдем.
— Алла! — укоризненно сказал мужчина.
— Не мои проблемы, — женщина вздернула подбородок.
Её супругу пришлось ещё несколько раз говорить «Алла», пока дверь наконец не открылась, и из неё не вышла улыбающаяся Наташа. Легким движением корпуса оттеснив Соню от дверей, дама заняла выжидающую позицию у двери, под локоток притянув к себе супруга.
- Алла…, — мужчина вяло попытался высвободиться.
Из дверей выглянула девушка в коротеньком белом халате.
— Басовитая? — спросила она женщину, которая уже сделала шаг вперед.
— Это я, — Соня подняла руку.
— Заходите, — девушка исчезла внутри. Под недовольное шипение Аллы, Соня прошла внутрь.
Комиссия немного походила на собеседование в отряд супергероев. Пара тётушек среднего возраста, похожих на пуделей-близняшек, в одинаковых халатах, очках и даже с одинаковым цветом волос и их коллега — круглый мужчина с тремя подбородками — долго расспрашивали Соню, зачем ей рука, что она собирается ею делать и так ли необходим ей бионический протез.
Вот пристали, подумала Соня. Как будто она хочет себе не обычную руку, а со встроенными пулеметом, циркулярной пилой и зонтиком до кучи. Это как если бы окулист на осмотре начал спрашивать, точно ли тебе нужен левый глаз, а гастроэнтеролог поинтересовался, на сколько процентов ты используешь желудок.
Впрочем, говорили они достаточно вежливо. После Сониных мытарств по врачебным кабинетам это выглядело несколько непривычно. Словно это были не врачи, а автомеханики, которые подбирали для автомобиля марки Sonya недостающую запчасть, и никак не могли решить — обязательно ли заказывать дорогой оригинал или можно обойтись китайской подделкой. Мнение автомобиля при этом, естественно, не учитывалось.
— Я предлагаю сделать так, — сказала та из «близняшек», которая была в массивных золотых сережках с зелёными камнями, — Для начала мы тебе запишем косметический протез и… допустим, тяговый. Ты пока раст—шь, параметры постоянно меняются… Они хорошие. Попривыкнешь. А потом можно и о бионическом подумать. Годика через три, — она склонилась над бумажкой и начала что-то писать.
— Мне придется заново проходить всех врачей? — спросила Соня.
— Ну а как же, — женщина пожала плечами, не отрываясь от письма.
— Но я хочу бионический протез.
— Все хотят. А потом он валяется на антресолях, — задумчиво изрек круглый мужчина, расстегивая верхнюю пуговицу халата, плотно обтягивающего его объемистый живот.
Вторая «близняшка» — в серебряных серьгах с кроваво-красными камнями — раскладывавшая пухлые папки на полке в шкафу, хихикнула.
— Мне не нужна деревянная рука, — пробормотала Соня.
— У тебя и не будет деревянной. Будет красивая и функциональная, — ухмыльнулась её коллега.
— Я хочу в паралимпийскую сборную! — не выдержала Соня.
Женщина оторвалась от своей писанины и посмотрела на Соню поверх очков.
— Ты же понимаешь, что он мало пригоден для спорта? — строго спросила она.
— Да, но… Как я буду нести флаг на церемонии открытия?
Полный мужчина расхохотался. Его халат так стремительно расстегнулся, что на мгновение Соне показалось, что он лопнул от смеха.
— А у нас, барышня, большие планы, я погляжу? И каким же видом спорта вы хотите заниматься?
Соня хотела ответить, что волейболом, но почему-то застеснялась и сказала:
— Настольным теннисом.
— О, пинг-понг! Дело хорошее. Я сам любил… по молодости, — он улыбнулся, отчего его широкое лицо стало ещё шире. Тётушка в зелёных серьгах выжидательно уставилась на него.
— Запишите ей бионический протез, Валентина Сергеевна. И автограф не забудьте сразу взять.
— Николай Васильевич, — недовольно сказала та, что стояла у шкафа. — Мы же обсуждали. После восемнадцати. Она ещё растет, будет ассиметрия! Потом позвоночник лечить…
— Не думаю, что Софья намерена сильно вырасти. Года через три-четыре уже новый получит. Пишите-пишите, — он подмигнул Соне. — Пинг-понг… Да, хорошее дело.
Недовольная Валентина Сергеевна что-то быстро подписала в справке, хлопнула печати и протянула её Соне. - А когда мне выдадут протез? — спросила она. Хоть бы к маминой свадьбе.
- Думаю, в течение года-полутора, — строго сказала Валентина Сергеевна. — Ждите.
«Ну как?» — прочитала Соня сообщение в вотсапе.
Это был единственный человек, который сейчас ей писал. Ира.
«Сказали, год ждать», — честно ответила Соня.
«Год?? С ума сойти»
«Или полтора. Быстрее только за свой счёт. А у меня таких денег нет». Даже на один палец не хватит, подумала она.
«Позвоню?»
В комнату заглянула мама и поманила Соню пальцем.
«Нет, не надо», — быстро набрала Соня. И вышла вслед за мамой из комнаты.
Мама привела её на кухню, села и указала Соне на стул напротив. Перед ней лежала пухлая пластиковая папка. Мама аккуратно открыла папку на первой странице, и Соня увидела фото модели в длинном красном платье с лямкой через одно плечо.
— Ты опять про свадьбу…, — вздохнула Соня.
Мама шумно втянула ноздрями воздух, как лошадь, которой очень не хочется идти в упряжке, но она уже смирилась, что выбора нет.
— Нет, не про свадьбу, — немного раздражённо ответила она. — Про твой выпускной.
— Выпускной?
Соня прикусила губу. Она до сих пор не сказала маме, что собирается переходить на домашнее обучение. Во-первых, это будет неминуемый скандал. А во-вторых… Соня уже сама сомневалась, правильно ли поступает. Если сначала переход на домашнее обучение виделся ей как веревочная лестница, ведущая наверх, то теперь больше напоминал лопату, которой можно выкопать яму поглубже.
— Я вообще-то не собиралась на выпускной, — сказала она.
— Глупости, — отрезала мама, перелистывая страницы, — Это память. Ты ведь училась с этими людьми девять лет. Кто-то наверняка уйдет в колледжи или другие школы. Это последний раз, когда вы сможете встретиться все вместе.
- Не хочу я с ними встречаться, — Соня покосилась на долговязую модель в маминой папке, которая выглядела так, будто завернулась в гигантский блестящий фантик.
- Послушай, — мама тряхнула головой. — Я понимаю, в твоем возрасте всё выглядит как катастрофа. Но люди ссорятся и мирятся. Помнишь, ты с тётей Светой почти месяц не разговаривали, после того… инцидента с фото.
Соня помнила. Мама с тётей Светой отправились на концерт одного известного певца. А после него, благодаря маминым суперсвязям, сумели проникнуть за кулисы и сделать несколько снимков в обнимку со «звездой».
Мама справилась со своими обязанностями фотографа на отлично, а вот у тёти Светы то ли тряслись руки от волнения, то ли техника подвела, но только все фотографии мамы с широко улыбающимся исполнителем больше напоминали доказательства существования потустороннего мира. Мама увидела «привиденческие фото» только на следующий день. Промолчать она не смогла.
В итоге тётя Свёта раскричалась, что она «в фотографы не нанималась и вообще, больше общаться с ней не собирается». И действительно перестала общаться с мамой. Совсем. Не отвечала ни на звонки, ни на сообщения.
Маме пришлось извиняться трижды, но оттаяла тётя Света только месяц спустя. Правда, простила маму по-настоящему, и ни разу больше не вспоминала об этом инциденте. Надо заметить, обе перестали слушать исполнителя, из-за фото с которым разгорелся весь сыр бор, дружно признав его главным виновником произошедшего.
Полина — другое дело. Она не тётя Света. И никогда её не простит.
Мама словно прочитала её мысли.
— Хочешь, я поговорю с Полиной? — предложила она.
— Нет! — Соня ответила даже немного резче, чем хотела и с некоторым испугом посмотрела на маму — что если она прямо сейчас опять превратится в Мать. Но нет. Возможно, у мамы наконец выработался иммунитет к Сониным перепадам настроения.
— С Ильей не помирились? — спросила она, не глядя на Соню. — Он хороший мальчик.
— Я знаю, — сказала Соня.
Именно в этом и проблема, добавила она про себя. Что он просто хороший мальчик.
Мама покачала головой и промолчала. Впрочем, Соня и так знала, что она хочет сказать. Что надо дать ему ещё один шанс. Но ведь она уже сделала это! И ни к чему хорошему это не привело.
Наверно, ей действительно не стоит вылазить из своей ямы на поверхность к обычным людям. В конце концов люди обычно пугаются тех, кто выползает из-под земли.
— В любом случае тебе нужно платье, — твердо заявила мама таким тоном, словно речь шла о том, что на ночь надо чистить зубы или платить за продукты в магазин.
Соня покосилась на папку в ее руках.
— А ты уже выбрала себе?
— Сейчас речь не обо мне. Если ты собралась идти на выпускной в худи, то имей в виду, я тебя никуда не пущу, — нахмурилась мама.
— Вот и договорились. Я как раз не хотела никуда идти, — Соня приподнялась, собираясь уйти, но мама внезапно так шмякнула папкой по столу, что чашки испуганное зазвенели.
— Сядь! Мы не договорили!
Соня нехотя опустилась обратно.
— Мам, я правда не хочу никуда идти…, — простонала она.
— Да, я в курсе. Ты собираешься безвылазно сидеть дома весь остаток жизни и жалеть себя.
— Я…
— Образование, я так понимаю, тебе тоже уже неинтересно, как и общение с другими людьми. Но ничего, если со мной что-то случится, думаю, ты выбьешь себе местечко на паперти. Там весьма серьезная конкуренция, но я в тебя верю. Зря я, наверно, осенью выкинула дачное тряпье — пригодилось бы.
— Мам…, — тихо сказала Соня. Но маму было уже не остановить.
— Можешь поискать в интернете курсы уличной попрошайки, если другие профессии тебя не слишком интересуют. Но пока тебе ещё нет восемнадцати, я за тебя отвечаю. И уж прости, из-за твоих приступов социофобии не хочу лишаться родительских прав. Поэтому сейчас ты соберёшься, и мы поедем покупать тебе платье! Ясно?
— Надеюсь, не такое ужасное, как в твоей папке, — пробурчала Соня.
— Чем оно тебе не нравится? — сразу сбавила тон мама.
— Лучше уж лохмотья для паперти… - Они были модными в позапрошлом сезоне, — мама неожиданно показала Соне язык и обе рассмеялись.
Освещение в примерочной было таким, будто кабинки находились в загробном мире. Хирургический белый свет сверху и странная подсветка снизу, из-за которой на лицо ложились такие тени, словно Соня светила себе подбородок фонариком.
Удивительное дело — в большинстве примерочных, в которых бывала Соня, именно такое дурацкое освещение. От фирмы «Утопленницы люкс». Может, это коварный расчет на то, что покупатели смирятся с тем, что ни одна одежда не способна украсить таких уродливых существ как они, и с горя купят то, что хотя бы налезло?
— Ну как? — середина шторки отогнулась и появилось мамино лицо.
— Катастрофа.
— Слушай, а по-моему неплохо. Цвет тебе хорошо. И… повернись-ка?
Соня, тяжело как тролль переступая с ноги на ногу, повернулась к маме и угрюмо уставилась на неё. Мама поправила ей лямку на плече. Потрогала ткань подола. Сняла случайно прицепившуюся нитку.
— Мама, оно совершенно абсолютно несокрушимо чудовищно.
— Тебе ничего не нравится. Согласись, оно лучше чем…
— Красное? Ха! Всё лучше чем красное.
Обе поморщились.
— Нда… не очень удачная модель была, — согласилась мама. — Но это тебе правда неплохо!
— А это что? — Соня ткнула в платье пальцем.
— Это? Декольте, — мама пожала плечом.
— Это не декольте. Это кошмар какой-то. Это чтобы все пялились сюда, а не на руку?
— Кошмар — это с тобой по магазинам ходить, — вздохнула мама, закрывая шторку. — Переодевайся.
— А можешь принести то зелёное худи, с автобусом, я тебе показывала….
— Переодевайся!
— Ну пожалуйста!
Мама издала какой-то страдальческий звук.
— Имей в виду, я из принципа пойду с тобой за свадебным платьем и буду ныть, когда ты не купишь его в первом же салоне, — мстительно сказала Соня
— В первом попавшемся? В первом?? — мама саркастично рассмеялась за шторкой. — Ммм… Так значит, ты пойдешь со мной?
— Я подумаю, — проворчала Соня, спохватившись, что ляпнула лишнее.
В следующем — кажется десятом по счету магазине — примерочные наконец-то не походили на комнату ужасов. Здесь свет был тёплый, как от настольной лампы, а вместо шторок — высокие деревянные двери.
Соня мстительно щелкнула задвижкой прямо перед маминым лицом. Села на пуфик в углу и уставилась в зеркало. Из него на неё смотрела не утопленница, не упырь, не банши, а обычная Соня. Немного растрепанная от постоянных примерок, в помятом белом худи с «Царевной-Лебедью». Абсолютно не стыкующаяся ни с каким платьем Соня.
— Ну что там? — нетерпеливо спросила мама.
— Сейчас, — отозвалась Соня, не вставая с пуфа.
Она покосилась на два висевших на крючке платья. Одно серо-голубое с короткими рукавами, корсетом и струящейся юбкой, второе — нежное бежевое с кружевами длиной в пол. Первое выбрала мама, второе Соня взяла после долгих уговоров «выбрать хоть что-нибудь». Оба смотрелись шикарно на своих вешалках и, наверно, даже подошли бы Соне. А ещё лучше ей подошла бы рука.
— Ты там уснула? — снова подала голос мама.
— Меряю…, — отозвалась Соня, не шевельнувшись.
Бессмысленно. Это просто бессмысленно. Даже если они сейчас купят ей лучшее в мире платье, она все равно никуда в нём не пойдет…
— Соня, открой.
Бросив ещё один взгляд в зеркало, Соня встала, отодвинула щеколду и приоткрыла дверцу в кабинку. Мама вопросительно посмотрела на неё.
— Я померила. Ничего не подошло, — отчиталась Соня и протянула маме вешалки с платьями.
— Ну что ты хочешь? — устало спросила мама, принимая платья.
— Домой.
Мама покачала головой.
— Кажется, действительно пора домой… Я не готова это продолжать. Мы перемеряли уже половину торгового центра, платьев пять я бы купила хоть сейчас. Но тебе ведь ни одно, ни одно не понравилось!
— Ну вообще-то…
— То зелёное не считается! Оно спортивное! И ты вообще осознаешь, что выпускной будет летом? Ты же сваришься в платье с длинным рукавом?
— Не сварюсь…
Пререкаясь, они вышли из магазина, и двинулись к выходу из торгового центра. Соня бывала здесь один или два раза. Этот ТЦ находился почти в два раза дальше, чем «Аметист», и был не слишком удобным, но они единогласно решили ехать именно сюда. Почему — не обсуждали.
— Ладно, — наконец сказала мама. — Я поняла. Можем пойти в ателье. Если купить какую-нибудь натуральную ткань, и сделать, например, вырез на спине, то…
— Мам, — Соня тяжело вздохнула. — Можно я никуда не пойду?
Мама не успела ничего ответить, потому что у Сони зазвонил телефон. Это была Ира. Она так кричала, что Соня сначала даже не поняла, что она говорит. Соня отняла его от уха и посмотрела на экран, на котором отсчитывалась секунда за секундой. Трубка заверещала нечеловеческим голосом с удвоенной силой.
— Зайди за угол, там не так шумно, — посоветовала мама.
Соня завернула за угол, подальше от шума оживленной дороги и снова приложила телефон к уху.
— Ир, что случилось-то? Я ничего не понимаю.
— Да объясни ты спокойно человеку, — сказал женский голос на том конце трубки и потом снова заговорила Ира.
- Соня! — торжественно объявила она, — Тут такое! Мы собрали тебе денег на протез!
Если бы Ира сообщила, что вступила в контакт с представителем внеземной цивилизации, на выборах победила другая партия или «Войну и мир» исключили из школьной программы — эта новость все равно не произвела бы такого эффекта. Соня остановилась. Ледяной ветер сдернул с её головы капюшон, но ей было жарко, как при лихорадке. За углом истерично зазвенел трамвай, но она не обратила на него никакого внимания. Новость Иры оглушила ее как взрыв.
Час спустя они с мамой сидели в кафе. Напротив, на диванчике, заваленном подушками с восточным узорами, сидели Ира и ещё одна девушка, очень похожая на Ику, с такой же густой челкой, большими карими глазами и слегка приплюснутым носом. Это была Карина, её старшая сестра.
Когда Соня с мамой зашли в кафе она болтала что-то на камеру своего смартфона. Ира лениво ковыряла трубочкой лед в стакане с коктейлем. Заметив Соню, она помахала ей рукой. Карина тут же направила телефон на них с мамой и защебетала.
- А вот и они! Это, ребята, та самая девушка, о которой я вам рассказывала! София, привет! — она повернула телефон экраном к Соне.
- Привет…, — пробормотала Соня. Ей вдруг стало неуютно. Вспомнился Глеб со своей тупой трансляцией. Она потом ещё долго ждала, что он нажалуется матери, но он почему-то этого не сделал. Может, совесть проснулась? Или понял, что вёл себя как дебил…
Она успела подумать, не уйти ли. Но Ира! Она сияла, так словно выиграла новенький айфон. Да и Карина так приветливо улыбалась… Мама сжала её руку чуть повыше локтя. Соня повернулась к ней и глазами спросила, мол, ну что? Мама мотнула головой — мол, что-что… Раз уж пришли…
Карина снова переключила камеру на себя и продолжила скороговоркой рассказывать Сонину историю. Соня недоуменно покосилась на Иру. Та ничего не говорила по телефону о том, что планируется такое реалити-шоу. Все-таки, наверное, прав был Мишка насчет блогеров. Странные они. Им даже не важно, хочешь ты, чтобы они про тебя рассказывали или нет. Ты для них — не больше чем контент.
Но Ира, чуткая Ира словно почувствовала её настроение и прошептала одними губами: «Потерпи». Соня вздохнула и здоровой рукой подтянула к себе меню.
Карина тем временем заливалась соловьем. «Ребятушки, до слез! За две недели мы собрали восемьдесят три процента от нужной суммы! Я от вас в восторге, зайки мои!» Ира после «заек» скорчила уж привычную, видимо, рожицу.
У Сони ёкнуло сердце. Сбор? Погодите, но… «Да, да, дорогие, благодаря вам в первую очередь София поедет в Москву, где получит новую киберруку! И наверняка разместит на ней ссылку на мой блог. Шутка, — Карина захихикала, но Соне показалось, что это была не совсем шутка. — Все подробности — потом!».
Соня перевела взгляд на маму, сидящую рядом.
— Ты что, знала?!
— Мы с Олегом собрали недостающие деньги, — сдержанно сообщила она. — И уже купили билеты.
Соня посмотрела на улыбающуюся Иру, на Карину, жестикулировавшую не хуже латиноамериканки, потом опять на маму. Карина снова направила камеру на неё.
— Ну, как тебе новости?
— Ошалеть, — выдохнула Соня. — То есть… это круто. Я даже не знаю, что…
— Ооо! Нужный эффект достигнут! — рассмеялась Карина. — Так, закругляюсь. Все подробности потом в посте. Чао! — она отложила телефон и тут же так резко перешла на деловой тон, словно на неё было установлено две голосовые программы.
— Так, деньги я вам перевела как и договаривались, — повернулась она к Сониной маме. — Но не забудьте переслать мне потом документы. Подписчики бывают жутко дотошные, сами знаете… Среди всей толпы найдётся человека три, которым непременно потребуются доказательства. Остальные начнут поддакивать, а дальше как обычно…, — она высунула кончик языка и скосила глаза.
Мама согласна закивала, мол, известное дело, хотя у самой был только Telegram-канал на шестнадцать подписчиков. Карина повернулась к Соне. Задержалась взглядом на длинном рукаве, скрывавшем Сонину культю.
— Иришка много про тебя говорила. Надеюсь, все получится. Я бы сама тебе купила этот протез, но в компании сказали, что там слишком много нюансов, нужно всё по индивидуальным меркам делать. Нужно будет туда самой съездить. Чур, потом снимаешься для моего блога. Идет? — она прищурила темные глаза.
— Идёт, — кивнула Соня с улыбкой. Внутри всё трепыхалось. Неужели у неё совсем скоро будет новая рука?!
— Ладно, надо это отметить! — сообщила мама. — Девочки, кто что заказывает?
Из кафе они вышли только два часа спустя. Мама держала в руках наполовину исписанный блокнот на пружинках. Карина успела прочитать ей целую лекцию про раскрутку блога, про контент-план, фотооформление и всякое такое.
— Ну что, — хмыкнула она, приглаживая листки. — Будем делать из тебя блогера.
Соня неопределенно пожала плечами. Все мысли её сейчас были о протезе, а не о блоге. Понравится ли он ей? Получится ли у неё с ним обращаться? А если он будет слишком тяжелым — она читала, что протезы страшно тяжелые? У них ведь даже антресолей дома нет.
Мамины мысли шли совсем в другом направлении.
— Так… Допустим, насчет фотосессии с Ниной поговорю…, — бормотала она. — Для начала хватит пары съёмок. И надо будет покопаться в твоих фото за прошлый год. Ты не помнишь, где они? На белом диске?
— Не знаю…, — буркнула Соня. — Не хочу ничего…
Ну как мама не понимает, что ей сейчас не до того?! Какая фотосессия? У неё ведь даже протеза ещё нет!
— Соня, это нужно, — мама сжала её ладонь. — Карина тебе поможет! Раскрутишься, потом пойдёт реклама. Как раз на новый ноутбук накопишь!
— Я сказала — не хочу! — Соня дёрнула на себя сползшую лямку рюкзака с такой силой, словно это был спадающий во время полета парашют.
Лицо у мамы сразу стало каменным.
— Вообще-то, — негромко, но как-то по-особенному чётко сказала она. — на эти деньги мы с Олегом собирались поехать в свадебное путешествие. Но он убедил меня, что так будет лучше. Видимо, ошибся.
— Видимо…, — пробормотала Соня.
— Так. Знаешь что? Мне это смертельно надоело! — мама сунула блокнот в сумку. — Я понимаю твои… обстоятельства. Я уже даже не жду, что ты спросишь — как же я. Я, понятное дело, как обычно обойдусь. Но банальное «спасибо» можно услышать?
— Спасибо, — процедила Соня. — Прости, что испортила твою прекрасную свадьбу. Завтра же пойду мыть подъезд, чтобы вернуть тебе деньги!
Мама зарычала. Соне показалось, что она сейчас как ротвейлер вцепится в собственную сумку и раздерёт её на клочки. Но вместо этого, мама швырнула сумку в снег себе под ноги.
— Я так больше не могу! Ты вообще можешь думать о ком-то кроме себя?
Она дёрнула Соню за рукав. Соня почувствовала, как внутри у неё поднимается холодная волна ярости. То есть теперь она эгоистка! Чудесно!
Карина просто взяла и собрала для неё деньги. Кучу денег! А мама дала в пять раз меньше, но ей обязательно нужно вытрепать Соне все нервы. Она же героиня! Отказалась от целого свадебного путешествия! И на свадьбе теперь наверняка будет скорбно вздыхать, когда её спросят, куда они с мужем поедут, и говорить: «Дочка для меня важнее».
— Видимо нет! — процедила она. — Но если тебе очень хочется, можешь сунуть руку под трамвай, чтобы тебя все жалели и собирали для тебя денег!
Мама так и замерла на месте. Словно её облили водой и выставили на мороз, и она превратилась в ледяную статую. Даже моргать перестала.
Обиделась, ага! Ну и пожалуйста! Это не Соня, начала. Чего она полезла к ней с этим блогом?!
Мама всё стояла и смотрела, смотрела на Соню. Не выдержав, та повернулась и зашагала прочь, к остановке, то и дело оскальзываясь на плохо почищенной дорожке. Кажется, у неё в кармане есть деньги на проезд. Да даже если и нет…
Она оглянулась через плечо. Мама по-прежнему стояла на месте, как статуя. Её лица отсюда не было видно. Наконец она шевельнулась. Наклонилась. Подобрала с земли свою сумку. Стряхнула с неё снег.
Подождать её что ли… Соня даже остановилась на секунду, но словно невидимая сила толкнула её вперед. Так два магнита отталкиваются друг от друга, если попытаться прижать их друг к другу одинаковыми полюсами. Не получится. Между ними всё равно будет расстояние.
Мама шла за Соней до самой остановки, выдерживая дистанцию. Как будто она была сталкером, которому суд запретил подходить к своей жертве ближе чем на пятьдесят метров.
На полпути Соня, слегка поостыв, замедлила шаг, но мама не приблизилась ни на метр. Догнала она её только на остановке. Ну то есть как догнала… Встала метрах в пяти от Сони, и ни один человек не подумал бы, что они вместе. Даже сама Соня вдруг почувствовала себя неуютно — а вместе ли? Мама стояла совсем как чужая, и сосредоточенно смотрела на дорогу, по которой скользили легковушки с включёнными фарами и автобусы, похожие на подсвеченные изнутри домики-светильники.
Нужный автобус всё не шёл и не шёл. Наверно, зря она так сказала, про руку… Что если мама передумает, заберёт свою часть денег и поедет в свадебное путешествие? Карининых денег не хватит на протез и тогда… Если всё сорвётся…
Она уже решилась подойти к маме, но тут к остановке подрулил нужный автобус. В толпе желающих попасть в салон, их с мамой притиснуло друг к другу плечами.
— Мам…
Но мама, даже не взглянув на неё, ответила:
— Потом поговорим.
Голос у неё был на удивление спокойный. Соня даже решила на секунду, что мама совсем не злится. Ну ясно же, что Соня не со зла ляпнула про трамвай. Ох… Надо одолжить немного денег и заказать маме какой-нибудь подарок на свадьбу. Только, у кого одолжить?
Она села на место у окна. Соседнее сиденье осталось свободным. Сейчас мама сядет рядом, и Соня извинится. Ну да, сказала глупость. Со всеми бывает. Но мама прошла мимо и уселась на свободное кресло в самом конце салона.
До дома они шли уже без пятиметровой дистанции, но мама обрывала все Сонины попытки заговорить. Она только отвечала бесцветным голосом «Потом» и продолжала шагать вперед. А дома заперлась в ванной и просидела там почти два часа. Выйдя, сразу прошла в комнату мимо сидевшей на полу в коридоре Сони, и плотно закрыла за собой дверь.
Некоторое время посмотрев на запертую дверь, Соня вернулась к себе и открыла ноутбук. Кристина — там самая, которая будущий психолог — была онлайн. Она сменила аватарку — на этой новой, у неё была другая прическа — передние пряди скреплены на затылке, глаза подведены, в волосах несколько пышных розовых цветов — опознать их у Сони не получилось. Кристина широко улыбалась, глядя на кого-то по ту сторону кадра. Вот ведь счастливая… И что она забыла в их группе? Наверно, смотрит на них, и думает, как же ей повезло…
Соня, видимо, слишком активно думала о Кристине, потому что через минуту на экране появилось уведомление о новом сообщении.
«Привет! Ты как? Грустишь?»
Соне сразу стало неловко за свои мысли. Кристина всегда как чуткий эхолокатор угадывала Сонино настроение, даже до того, как начинался разговор. Себя же Соня чувствовала китом, который со стенаниями опускается на дно, утирая слезы большим пятнистым скатом.
«Как ты догадалась?»
«Достаточно посмотреть на твои последние репосты».
Соня вздохнула. Всё-то она замечает…
«У меня будет протез. Наверное…», — написала она.
«Наверное? Ну-ка выкладывай всё!»
Пришлось рассказывать. И про Карину с Ирой, и про мамину свадьбу, и про ссору.
«… в общем, я ей сказала одну вещь…, — Соня минуту подумала, но решила ограничиться такой размытой формулировкой. — Но она меня сама довела!»
«И теперь ты жалеешь?»
«Ну…. Наверно, да. Я хотела с ней поговорить, но она даже слушать не захотела! Заперлась в комнате».
«Напиши ей», — предложила Кристина.
«Письмо? И под дверь подсунуть, как в детстве?»
«Зачем письмо? Сообщение. У неё же телефон с собой?»
«Наверно… А что написать?»
«Что извиняешься».
Соня покачалась на кресле, покусывая ноготь на мизинце.
«А если я не хочу извиняться?» — наконец написала она.
«Ты же сказала, что хотела с ней поговорить», — Кристина снабдила сообщение недоумевающим смайликом.
«Я хочу, чтобы она тоже извинилась. Она уже задрала своей свадьбой! Делает из себя жертву, а я её, между прочим, ни о чём не просила!»
«Сонь, ну её, наверно, тоже можно понять…
Соня фыркнула. Вот так всегда. Ей обязательно надо всех понимать. Бабушку, Полину, маму. Кто бы, на минуточку, попытался понять её! Вот извинится, тогда и можно будет поговорить.
«Мне тоже недавно предложение сделали…»
Кристина снабдила сообщение смущенным смайликом.
Соня несколько секунд смотрела на розовеющие щечки улыбающейся желтой рожицы, а потом захлопнула крышку ноута. Надоели! Да пусть хоть все переженятся!
Полина с Костей, наверное, тоже, как только им стукнет по восемнадцать, закатят свадьбу. Костя приедет к Полининому дому на белом коне, посадит невесту, похожую на растрепанный цветок пиона, перед собой и они уедут в закат. То есть к ЗАГСу. А Соня узнает об этом только из соцсетей. Может, он уже ей предложение сделал.
Она взяла телефон и зашла на Полинину страничку. Но кроме аватарки на ней ничего не оказалось.
Заблокировала! Причём, совсем недавно — несколько дней назад она заходила к ней на страничку, и всё было нормально. Наверно, не хочет, чтобы Соня видела её фотографии с Костей. Аватарка, к слову, была новая. Тёмная и частично размазанная, Полина закрывала на ней часть лица ладонью. Было видно только один глаз и оправу очков. Надо будет ей сказать при случае, что фотка дурацкая. Прежняя лучше была.
Костина страничка оказалась открыта. Более того, она по-прежнему была у него в друзьях. Хоть так. Но никаких признаков присутствия Полины: ни фото, ни записей. Конспираторы несчастные. Было какое-то видео с волейболом, чуть ниже — подборка песен. Она уже собиралась закрыть страничку, но тут её взгляд наткнулся на кусочек подписи к видеозаписи: «…на приобретение протеза для 15-летней Софьи Басовитой…».
Соня недоуменно нахмурилась и кликнула по ссылке. Это был новостной сюжет. Начинался он с кадров волейбольного матча. По площадке бегали две команды, причём одни игроки — в синих футболках — выглядели явно старше представителей другой команды, среди которых Соня с удивлением узнала Мишку и Костю.
Вот Костя делает подачу, высокий блондин из другой команды взлетает над сеткой и посылает мяч почти вертикально вниз. Но Мишка, едва ли не распластавшись на полу, успевает поймать его и ещё один парень — незнакомый — снова отправляет мяч в полет через сетку. Есть очко!
Потом на экране снова появился Костя — уже крупным планом. Видимо, это снималось или в перерыве или сразу после игры. На заднем фоне переминались остальные члены команды, и ещё несколько человек. Соня узнала Зою и Полину. Они были в белых футболках с надписью: «Играем за Соню», и о чём-то переговаривались. Полина что-то нашёптывала Зое на ухо, для чего долговязой Зое пришлось согнуться чуть ли не вдвое.
Костя тем временем рассказывал, что его подруга Софья Басовитая в результате несчастного случая лишилась руки и чтобы помочь ей, он решил организовать благотворительный матч. Они договорились с местной взрослой командой, которая выступает на международном уровне, провести соревнования, а все деньги направить на приобретение протеза.
Камера показала трибуны. Нельзя сказать, чтобы они были совсем уж забиты, но нижние ряды были заняты. Крупным планом показали парочку депутатов и местного бизнесмена — владельца сети кофеен, сидящих на трибунах. «Благодаря помощи спонсоров удалось собрать более 300 тысяч рублей, — радостно сообщила журналистка. — Надеемся, что скоро Софья получит свой протез».
К концу сюжета от Сониного раздражения не осталось и следа. Они организовали для неё целый матч! С ума сойти! Почему она ничего не знала?! И все молчали. И даже Полинка… Полина…, — Соня почувствовала, как в сердце будто с разгона вогнали вязальную спицу. — Матч, судя по дате, прошел совсем недавно, уже после того, как они с Полиной поругались, но… она пришла, и даже надела футболку с надписью!
Первым порывом её было написать Полине. Десять тысяч раз попросить прощения, если надо — двадцать тысяч. Сказать, что она готова выслушивать всё, что она будет рассказывать про Костю и готова больше никогда даже не произносить слово «рука». Но потом её словно окатило — футболка футболкой, но Полина же заблочила её! Костя. Надо ему позвонить и…
Хлопнула дверь. Неужели мама наконец вышла из комнаты? Соня выскочила в коридор и лицом к лицу столкнулась с Гудвином. Тот уже успел разуться и сейчас стягивал пухлую зимнюю куртку. Вид у него был смущенный — Соня сразу поняла, что мама уже успела ему все рассказать.
Дверь в мамину комнату была по-прежнему закрыта. Сейчас она пойдет и извинится! Кристина права! Извинится и расскажет маме про волейбол. Про Костю, про Мишку, про Полину, про то, что ребята собрали денег. Но Гудвин неожиданно преградил ей дорогу. Он кашлянул в кулак.
— Соня… Тут такое дело… Пусть она пока побудет одна, лады?
Соня удивленно уставилась на него.
— Я знаю… Твоя мама рассказала, что у вас с ней произошло… кхм… некоторое недопонимание.
— Я быстро. Я только кое-что ей скажу и…
Но Гудвин неожиданно превратился в стража ворот Фараманта. Он немного сдвинулся в сторону, когда Соня попыталась пройти мимо.
— Да-да… Только немного попозже, хорошо?
— Но… Я хотела извиниться, — Соня начала сердиться. Ну что это в самом деле такое? Он ещё не женился на маме, а уже устанавливает тут свои правила. Куда Соне можно ходить, куда нельзя. А что потом? Перестанет пускать её к холодильнику и в ванную?
— Пусти… те, — Соня снова предприняла попытку добраться до маминой двери, но уткнулась в мягкое плечо Гудвина.
— Мам! — не выдержала Соня. — Мама!
Дверь отвечала ей сердитым молчанием, хотя мама наверняка всё слышала.
— Пусть она отдохнет, — негромко, но настойчиво сказал Гудвин. — Подожди, хорошо?
Поняв, что пробиваться через гудвинское ограждение бессмысленно, Соня максимально презрительно посмотрела на него и вернулась в свою комнату. Выйдет же мама оттуда когда-нибудь? Или нет?…
Тихонько ступая босыми ногами, мама подкралась к Сониной двери. Приоткрыла её — примерно на ширину ладони — и долго вглядывалась в темноту, где на неразобранной кровати, укрытая толстым серым пледом, спала Соня. Потом снова закрыла дверь и бесшумно вернулась к себе.
И всё-таки она пошла в школу. Сдав пуховик в гардероб, Соня пристроилась на низком подоконнике в холле. Будто спряталась в глубокой нише. Мимо пробежали Катя с Олей и не заметили её. Прошествовала Ира с очередным кавалером под руку. Ух ты, да это же Макс! Соня не сразу узнала Кашина без очков. Похоже, от соседства по парте выигрывали оба.
В толпе мелькнула шевелюра Ильи. Соня отвернулась к окну и постаралась стать как можно более незаметной.
За окном было ещё темно. Школьники, похожие на разнокалиберных снеговиков, топали по направлению к крыльцу. Соне показалось, что среди них она заметила знакомую долговязую фигуру. Чтобы не пропустить нужного человека, она снова повернулась к дверям. Ильи заметно не было. Наверное, уже поднялся наверх — английский был на третьем этаже в пристройке.
Школьные двери хлопали не переставая, как в метро. Соня стояла далеко, но до неё то и дело долетали волны холодного воздуха.
С очередной партией школьников в холл зашел высокий темноволосый парень. Он был без шапки, на затылке еле держался капюшон. На свисавших на лицо прядях виднелись крупные снежинки. Он провел рукой, откидывая влажные волосы со лба. Соня ждала не его. Но… Она отклеилась от подоконника.
— Миша!
Мишка вскинул голову, отыскивая источник звука. Увидев Соню, он широко улыбнулся и подошел.
— Сонька, здорово! Давно не виделись. Ты в школу не ходила что ли? Ты матч видела??
Проходивший мимо старшеклассник метнул на них заинтересованный взгляд и спросил товарища: «Погоди, а кто вышел в плей-офф?». Приятель пожал плечами.
— Да… Я как раз хотела об этом…, — начала Соня.
— Круто, что они согласились! — перебил ее Мишка. — Вообще, всё на волоске висело. Не знаю, как их Костян уговорил. Что уж он им пообещал…, — он усмехнулся. — Ещё телевизионщики в последний момент соскочить хотели. Мы чуть не поседели. Но твоя подружка… как её там… Полина — крутыха. Позвонила кому-то. Я думал, орать начнет — она ж разозлилась, как чёрт. Но она так спокойно их разнесла по бревнышкам. Приехали как миленькие. Повезло тебе с ней!
— Мы сейчас не общаемся, — неловко прошептала Соня.
— Ой да лааадно вам, — Мишка махнул рукой. По его лицу явно читалось, что он отнёсся к этому известию несерьезно, как к глупой девичьей возне. — Помиритесь. Вот с Костей они…, — он вдруг осёкся. — Так ты когда в Москву?
— Скоро, — Соня на самом деле не знала, поедет ли она теперь куда-то после ссоры с мамой. — Наверно.
Мишка пристроил свой необъятный рюкзак на подоконнике, вытряхнул из пакета разношенные ботинки и начал переобуваться.
— Зойка расстроилась, что не смогла сыграть, — сообщил он, завязывая шнурки. — Не, была идея сделать смешанную команду, но, сама понимаешь, это ж бред. Они и так нас…, — он снова умолк, а потом вдруг расхохотался — Ты бы видела, как мы их разнесли в начале второго тайма! Кирыч сказал, что теперь нас должны всем составом взять в команду. Ну разве что кроме Лёвки. Вот он тупииил…
— Кир Кирыч? Наш физрук? — удивилась Соня.
— А ты думала, кто нас тренировал? Костян ему написал, ну Кирыч и ответил, чтоб мы к нему в зал приезжали. У него ещё там депутаты знакомые оказались, и…
— Миш, а у вас где первый урок? — спросила Соня, продолжая поглядывать на дверь.
— У нас биология, — ответил Мишка, взмахивая рукой в нужном направлении, — В десятом.
Соня кивнула. Класс биологии находился на первом этаже, в закутке напротив кабинета музыки.
— А что? Решила к нам перейти? Илюха что ли достал? — он хмыкнул.
Соня сразу помрачнела. Ей вспомнилась сцена с дракой, когда Илья накинулся на Костю. Мишка же их тогда разнимал.
Нет, Костя, конечно выбесил её, когда заговорил про волейбол. Но Илья… Боги, он повел себя как последний придурок… Но что самое противное, где-то глубоко внутри Соня чувствовала, что ей было приятно, что Илья за неё вступился. Пусть так, по-дурацки, устроив некрасивую драку в школьном коридоре. Но она знала наверняка — ему не плевать на её чувства.
— Ладно, я пошел. Зоя ждет, — сказал Мишка, и подмигнул Соне. — Не пропадай!
Соня кивнула и снова повернулась к окну. Пока они с Мишкой говорили, народа внизу стало меньше. Большинство школьников уже переместилось поближе к кабинетам. Она взглянула на круглые часы, висящие над входом в библиотеку. До звонка оставалось три минуты. Может, она проглядела его?
Возле кабинета биологии подпирала стену пара «бэшек» со смартфонами в руке. При виде Сони один оторвался от экрана и еле заметно ухмыльнулся. Соня нервно поправила здоровой рукой сумку, висевшую на другом боку. Вся школа уже знала Сонину историю, и куда бы она не пошла, на неё как собачья шерсть на чёрные штаны налипали чужие взгляды. Хотелось запереться в туалете и отряхиваться, отряхиваться!
Соня тихонько приоткрыла дверь и заглянула в кабинет биологии. Учительница ещё не подошла, и в классе было шумно. На Соню никто не обратил внимания. Только девчонка, сидевшая позади всех, оторвала голову от парты и сонно посмотрела на неё.
Соня быстро оглядела класс. Вон Мишка с Зоей, она что-то показывает ему в телефоне и увлеченно рассказывает. Вот ещё один парень из их команды — Стас, подкрадывается к какой-то блондинке. В руках у него мишура, скрученная как лассо. Он накинул блестящее кольцо на девушку. Та обернулась с возмущенным криком, но потом рассмеялась. Соня узнала ее. Это была ее бывшая подруга — Даша.
В начальной школе они ходили как приклеенные друг к другу. Даша тоже была блондинкой, но другого типа — ее волосы были плотного желтого цвета, как деревенское сливочное масло, а кожа — смуглая, почти коричневая.
Они были как два яблочка: одно ещё недоспевшее, зелёное с робко розовеющим бочком, другое — вволю нарумянившееся под солнцем, цвета золотистой карамели. И как яблочки, упав с одной ветки, когда начальная школа закончилась, раскатились в разные стороны.
Поначалу они ещё поздравляли друг друга со всякими праздниками в соцсетях, но потом и это заглохло. Неужели с Полиной будет так же?! — с тоской подумала. И тут же одёрнула себя — с Полиной УЖЕ так…
Задребезжал звонок. Вздохнув, Соня закрыла дверь и поплелась по коридору обратно.
На урок она уже опоздала, ну и ладно. Все равно ругать её никто не будет. Она проверяла. Учителя сразу косились на её руку, и бормотали что-то неразборчивое про то, что надо быть пунктуальнее. А чаще просто молчали, как будто это не Соня никакая, а сквозняк дверь открыл.
На окнах белой гуашью были намалёваны елочки, сугробы, снеговики. На одном окне — веселый горбоносый пёс с задранным вверх хвостом ловил падающие сверху снежинки. Он был похож одновременно на бультерьера, джек-рассел-терьера и их учителя физики.
Соня скользила взглядом от рисунка к рисунку, и не сразу среагировала, когда мимо неё промчался какой-то опаздывающий старшеклассник.
- Костя!
Костя затормозил так резко, что все физики мира прижали бы ладони к разинутым в восхищении ртам, пораженные тем, как человек может преодолеть силу инерции. Он повернулся.
— Привет.
— Звонок уже был, — зачем-то сказала Соня, хотя Костя и так должен был его слышать. Костя посмотрел в ту сторону, где находился кабинет биологии. Потом снова повернулся к Соне.
— Ничего, — он поправил рюкзак на плече. — Как ты?
Соня хотела сказать ему, что ей очень стыдно, что она тогда наорала на него, из-за волейбола. Что оказывается она зря думала, что Косте всё равно, что с ней происходит. Что она полночи не могла заснуть, думая о том, что ребята ради неё устроили матч. Но вместо этого она вдруг как-то глупо хлюпнула носом и уткнулась в Костю. «Теперь у него будет мокрая рубашка», — успела подумать она и тут же залилась слезами.
Костю, к счастью, локальный потоп не беспокоил. По крайней мере попыток высвободиться он не предпринимал.
— Гхм…, — услышала Соня и тут же отшатнулась. На секунду ей показалось, что это Полина, но это была биологичка с красным ридикюльчиком под мышкой. — Молодые люди, вы не в клубе, — укоризненно сказала она. Потом скользнула взглядом по заплаканному Сониному лицу, по её руке. Молча покачала головой.
— Батищев, — переключилась она на Костю. — У тебя разве не биология сейчас?
Костя смущённо кивнул, глядя на Соню.
— Так поторопись, — с нажимом сказала она и пошла дальше по коридору.
— Спишемся, — быстро сказала Соня. Костя кивнул и побежал по коридору.
Как Соня и ожидала, англичанка не сказала ей ни слова про опоздание. Даже будто специально отвернулась к окну, за которым пока показывали только отражения потолочных светильников. Соня скользнула за свою парту.
— Ты чего опаздываешь? — спросил Илья. Он смотрел обиженно, словно назначил ей свидание, а она явилась на три часа позже и с подругой.
— Проспала, — шепнула она, вытаскивая из сумки учебник. Она ожидала, что Илья начнёт выговаривать ей за то, что она ему не отвечала. Но он вёл себя так, будто ничего не произошло.
Хорошо, что на них с Костей наткнулась биологичка, а не Илья… Была бы ещё одна драка. Соня не успела бы ему ничего объяснить. Хотя опасность ещё не миновала — у них сегодня тоже в расписании была биология.
Биологичка та ещё язва. Ляпнет что-нибудь вроде: «Басовитая, вы только с парнями по коридорам обниматься умеете или можете нам рассказать про ДНК»?
Вот Полина бы наверняка поняла. Она такая, всегда поймёт… Соня посмотрела на знакомый профиль. Полинка, казалось, ещё больше похудела. Круглые щеки впали, под глазами залегли зелёные тени. Небось, все ночи напролёт с Костей переписываются, вот и не спит…
Полина словно почувствовала на себе Сонин взгляд и обернулась. Соня улыбнулась ей краешком рта и еле заметно взмахнула рукой, но бывшая подруга тут же перевела взгляд на учительницу, при этом совершенно не переменившись в лице.
Соню захлестнула горячая волна злости. «Играем за Соню», да?! Значит, вот так она ей нужна, да?
Костя в сто… нет, в тысячу раз лучше! Даже ни слова ей не сказал, хотя Илья его тогда здорово по скуле саданул… Костя для неё этот матч устроил. А Полина… Полина даже не позвонила ни разу!
Только что она готова была ещё раз попробовать помириться. Но когда увидела безразличное лицо подруги, внутри случился камнепад. Тяжелые глыбы, разваливаясь по пути на куски, ухнули ей в живот. Да так, что ее она почувствовала практически физическую боль. Соня скрючилась и прижала ладонь к животу.
— Ты чего? — шепнул Илья, склонившись к самому её уху. — Тебе плохо что ли?
Он выглядел немного испуганным.
— Все нормально, — Соня поспешно выпрямилась и положила руку на парту.
— Нет, серьезно! Тебя кто-то обидел?
— Астафьев! — англичанка приближалась по проходу между рядами к Илье.
— Вы, наверно, хотите продемонстрировать нам, как хорошо вы помните неправильные глаголы, не так ли…
— Эээ…
— К доске, — Джонни опасно улыбнулась, и Илья нехотя выполз из-за парты.
Уроки сразу у трех девятых классов закончились в одно время, и это не считая всяких пяти-шести- и прочих мелкоклассников. Поэтому внизу было столпотворение. Илья помог Соне застегнуть рюкзак, взял в гардеробе её пакет со сменкой и в терпеливо ждал, пока она просунет руки в рукава. Потом одним движением повернул её к себе как маленькую и начал застегивать куртку.
— Да не дрыгайся ты, неудобно, — буркнул он, пытаясь соединить две половинки молнии.
— Давай я лучше сама.
— Что ты сама? Полчаса возиться будешь.
Соня тяжело вздохнула и дождалась, пока замочек вжикнет и упрется ей в подбородок. И тут она заметила Костю, который пробирался через толпу явно в направлении неё. Она повернулась, чтобы взять рюкзак и заметила в двух метрах от себя Полину. Та медленно расшнуровывала сменные ботинки. Судя по виду, она никуда не торопилась. Конечно, ждет Костю…
В глубине у неё что-то толкнулось. Ревность?
— Шарф забыли. Так, иди сюда, — Илья притянул её даже ближе, чем следовало и обернул ей шею мягким шарфом. Это был другой шарф, не тот что она покупала тогда, с перчатками. Тот она запихнула на самую верхнюю полку шкафа в надежде больше никогда на них не натыкаться.
— Ещё раз привет, — Костя дотронулся до Сониного плеча. — Ты домой сейчас?
Илья встрепенулся как бойцовская рыбка. Он так резко одернул концы Сониного шарфа, что она на мгновение испугалась, что он её задушит. Нужно было действовать без промедления.
— Да, — ответила она и быстро поцеловала Илью в щеку. — Я тебе позвоню, хорошо?
Не дожидаясь ответа, она подтолкнула Костю вперёд, и они вышли из школы. Позади была такая тишина, что она решила не оглядываться. Она потом всё объяснит Илье. В конце концов, она же не делает ничего плохого. Всего лишь хочет поговорить со своим другом, с которым долго была в ссоре.
Она боялась, что Костя отпустит какую-нибудь шуточку касательно Ильи, хотя это было не в его духе, но он ничего не сказал.
Солнце сквозило сквозь облака словно те были все в мелкую дырочку как погрызенная мышами бумага из-под сыра. Сверху — то ли с неба, то ли с крыш летело мелкое крошево снега. Они прошли через школьный двор и свернули на улочку, ведущую к трамвайным путям.
— А Полина не обидится? — не удержалась она.
Костя сразу как-то помрачнел. Он накинул на голову капюшон и сунул руки в карманы. Соня подумала, что если бы было можно, он бы ещё металлический купол опустил, от макушки до пяток.
— Мы не вместе, — наконец сказал он.
— То есть как? — не поняла Соня. — Вы же отмечали Новый год и…
— Так когда ты в Москву? — перебил её Костя. — Вы уже покупали билеты? Я созванивался с твоей мамой, она сказала, что в начале марта вы уже будете там. У неё свадьба вроде? Она что-то такое сказала. С этим… Как ты там его звала?
— Гудвин. Да, у них скоро… Но лучше ты скажи, что у вас случилось? Я думала, всё хорошо. Что вы…, — она вспомнила Полинины синяки под глазами и запнулась. Значит, они вовсе не из-за ночных переписок.
— Да неважно, — отмахнулся Костя.
— И давно вы? — спросила Соня, когда молчать стало уже совсем невыносимо.
— Пару недель назад. Слушай, я правда не хочу об этом. Как ты вообще? Ты давно не писала…
— Можно подумать, ты писал, — не удержалась Соня.
Костя выглядел смущённым.
— Я думал, тебе общаться не хочется, — сказал он.
Снежная каша под ногами неожиданно кончилась, как будто они вступили в царство весны. На насколько десятков метров вперед чернел асфальт, на котором виднелись белые отпечатки шин бобкэта и белые следы — как будто тут проходило шествие снеговиков.
Они подошли к трамвайным путям. Трамваев по обоим направлениям видно не было, но Соне всё равно стало не по себе. Она бросила взгляд на Костю и тот по-джентльменски оттопырил локоть.
— Цепляйся.
— Всё нормально, — соврала Соня и наступила на блестящее полотно рельса, которое сверкало как наточенный нож. — Хотя автобусы мне нравятся больше.
За рельсами дорога превратилась в узенькую тропинку. Идти по ней приходилось гуськом. Впереди топала Соня, Костя — следом.
— И все-таки, почему вы расстались? — повернулась к Косте Соня. В глубине души она была уверена, что Полина коварно бросила добродушного Костю.
Некоторое время за спиной Сони так пыхтели как будто Соню преследовал молодой белый медведь.
— Давай закроем эту тему, — сказал он наконец.
— Но ты же переживаешь! И она тоже…
— Всё, проехали.
Дорога стала пошире и они снова пошли рядом. Соня больше не говорила о Полине, и Костя мало-помалу развеселился. Он рассказал, как Кир Кирыч гонял их на тренировках, как капитан профессиональной команды после матча предложил Косте прийти к ним на ближайшую тренировку. Про журналистку, которая никак не могла правильно записать Сонину фамилию, и Зое пришлось забрать у неё блокнот и вписать её туда печатными буквами.
Болтая, они дошли до Костиного дома, пожелтевшего то ли от времени, то ли от кислотных дождей. Соня уже попрощалась было, но он махнул рукой, мол, пошли, провожу.
Идти пришлось быстро — за ними неожиданно погнался маленький, но очень сердитый мопс в красной курточке с меховой опушкой. Пёсель оказался ужасно упорным и преследовал их как заправская борзая. Хозяина нигде видно не было. Может, эта зверюга его давно загрызла?
В конце концов мопс переключился на более доступную жертву — женщину средних лет с пакетами полными провизии, и Соня с Костей смогли оторваться.
Они почти дошли до подъезда, когда Соня поскользнулась. Она хотела подставить руку, но забыла, что руки-то у неё нет. Костя попытался удержать подругу, но сам шлепнулся в снег. Соне стало так смешно, что она никак не могла подняться. Лежала в сугробе и хохотала. Костя тоже не устоял и рассмеялся.
Издалека доносился лай неугомонного мопса. Из подъезда вывалилась квадратная женщина в такой же красной куртке как у мопса. Она чуть не наступила на Соню и что-то недовольно пробормотала себе под нос. Соня попыталась ответить, но ее свалило новым приступом смеха.
Наконец Костя поднялся на ноги и протянул руку Соне. Отряхнул снег с её спины, потом с волос. Случайно коснулся рукой ее щеки. Или не случайно? Соня во все глаза уставилась на него.
Русые волосы, припорошенные снежинками, спадали Косте на лоб, глаза улыбались. Неудивительно, что Полина так по нему страдает. Костя красивый. Даже нос с горбинкой его совсем не портит.
- Я скучала, — тихо сказала она Соня.
- Я тоже, — Костя улыбнулся.
«А вдруг он меня сейчас поцелует??», — пронеслась в голове Сони паническая мысль. Нет, это бред какой-то. С чего бы вдруг? Они ведь друзья. Но…
От Ильи она тоже ничего подобного не ожидала. Они столько лет просто общались. А потом рраз — и он в один день перестал быть ей другом. Как будто она не руку потеряла, а пластическую операцию сделала.
А что если мужчины вообще не умеют дружить? Делают вид, что дружат, а сами только и ждут подходящего момента?
Костя чуть качнулся вперед и сердце у Сони остановилось. Полина бы сказала, что всегда подозревала.
Нет, нет, они просто друзья! Сейчас она скажет Косте, что это невозможно. Что он хороший человек, но она не хочет лишиться ещё одного друга. Сразу скажет.
Костя наклонился и начал выгребать снег, забившийся в ботинки.
—Ну, — выдохнул он, выпрямившись. — Я пошел. До завтра.
Не дожидаясь Сониной реакции, он потопал обратно к своему дома. Соня смотрела ему вслед. Потом нащупала в кармане ключи и улыбнулась.
Мама как в детской игре, где нужно первым занять место, сидела на стуле посреди комнаты, сложив руки на коленях. Глаза её были закрыты. Вокруг порхала тощая женщина с длинным как у тунца носом. Она то поворачивалась к столику со всевозможными коробочками, склянками и кисточками, то снова к маме.
— Ну вот, — наконец довольно сказала она и протянула Сониной маме зеркальце на длинной ручке. — Нравится?
Мама захлопала кукольными ресницами.
— Агата, вы просто меня спасли! — воскликнула она. — Я уже думала, всё пропало.
— Да бросьте, — добродушно улыбнулась визажистка. — У меня одна невеста прямо накануне свадьбы решила обновить цвет волос. Сама, дома! Прихожу я к ней с утра…
Соня закатила глаза. Позавчера мама ходила на наращивание ресниц. Вернулась ужасно довольная. Новые ресницы и вправду очень ей шли. Мама то и дело кокетливо ими взмахивала и умудрялась любоваться своим отражением даже в глянцевых дверцах кухонных шкафчиков.
До следующего утра дожила только половина ресниц. Остальные выпали до конца следующего дня — осталось только несколько самых стойких. Мама успела поплакать, поругаться с мастером, обсудить свою беду по телефону с несколькими подругами…
Пришедший вечером Гудвин, кажется, даже не заметил, что что-то менялось. Только вечером за ужином вдруг отложил вилку, внимательно посмотрел на маму и сказал: «Марин, у тебя кажется, ресничка упала. Дай уберу!» Мама нервно засмеялась, а Соня поскорее пошла в свою комнату, чтобы не переслушивать рассказ о ресничном фиаско ещё раз.
Сейчас из Сониной комнаты то и дело доносились взрывы смеха — её заняли мамины подруги. Они в промышленных масштабах поглощали конфеты, а стол был заставлен кружками всех мастей. Формально в кружках был чай, но под письменным столом Соня разглядела что-то подозрительно похожее на бутылку.
Болтать только друг с другом им довольно быстро надоело, и они устроили перекрестный допрос Сони. Особенно их волновало наличие у неё «ухажёра» (и кто придумал это ужасное слово?) и не обижают ли Соню из-за руки в школе. Выдержав несколько минут (уйти сразу ей показалось не очень приличным), Соня проскользнула в комнату к маме. Туда подруги не совались — визажистка всех гоняла. На Соню она покосилась неодобрительно, но не стала спорить, когда та устроилась на кровати с телефоном в руках.
Она уже заканчивала колдовать над маминым макияжем. Попшикала ей чем-то на лицо, потом ещё несколько минут суетилась вокруг, подправляя то тут, то там, и наконец все склянки-коробочки исчезли в чемодане.
В комнату тут же просочились тётя Наташа и ещё какая-то неизвестная мамина подруга с работы — в обтягивающем зелёном платье и с длинными светло-рыжими волосами. Они начали кудахтать над мамой, называя её «настоящей красоткой», и выпрашивать контакты визажистки. Та поставила свой чемоданчик на диван и начала копаться в нём в поисках визиток.
Мама, которая всё ещё сидела в желтом махровом халате и толстых вязаных носках, начала красноречиво кхекать, но на неё теперь обращали внимания не больше, чем на свадебные ленты, стопкой сваленные на столе.
«Соня!», — прошипела она, стреляя свеженакрашенными глазами с изящными чёрными стрелками в спину визажистке. — «Мне ещё переодеваться! Время!»
Соня вздохнула, сползла с дивана и выманила всех «лишних» в коридор, как бы между прочим, заметив, что на кухне стоит открытая коробка «Рафаэлло». Она бы и сама не отказалась от кокосовой конфеты, но опасалась снова попасть в цепкие лапки любительниц креплёного чая. Когда она вернулась, мама уже успела натянуть колготки.
— Ну как? — повернулась она к дочери.
— Ну…, — Соня покосилась на мамины белые ноги. — Обычные. А телесных не было?
— Я про макияж. Не слишком ярко?
— Не, — соврала Соня.
Да уж, теперь маму никто бы не сравнил с Джокондой. Брови ей нарисовали такие широкие, что все средневековые красавицы умерли бы от зависти. Новые ресницы, которые приклеила визажистка, давали тень на половину щеки.
Прическу делала тётя Наташа. Она собрала маме волосы в пучок на специальный поролоновый бублик, закрепила всю конструкцию шпильками и выпустила несколько прядей, чтобы обрамляли лицо. Несмотря на непривычный макияж, мама выглядела очень красивой. Даже лучше, чем на фотографиях с первой свадьбы, когда выходила замуж за папу.
— Дай шкатулку, — мама подошла к зеркалу и внимательно разглядывала себя, поворачиваясь то одним, то другим боком. Соня взяла с комода маленькую шкатулочку с профилем неизвестной античной богини и протянула маме. Мама открыла крышку и достала висячие серебряные серьги. Шкатулка издала такой мучительный стон, как будто была создана на восьмом кругу ада. Когда-то она играла довольно бодренькую мелодию, но батарейка давно села, а у мамы не доходили руки поменять её.
Не отводя глаз от зеркала, мама нацепила сначала одну серёжку, потом вторую и повернулась к Соне. Вид у мамы был до крайности торжественный, хотя она до сих пор была одета в халат.
— Хорошо выглядишь, — одобрила Соня. — Гудвину понравится.
Мама улыбнулась. Но потом всё-таки не удержалась.
— Олегу.
— Он скоро приедет?
— Мы поедем отдельно, — мама снова повернулась к зеркалу и коснулась пальцами волос. — У нас сначала фотосессия в музее. А от музея уже вместе в ЗАГС. Ты можешь поехать в машине со Светой и Петром.
Она подошла к распахнутому шкафу и сняла с дверцы платье — с жестким белым корсетом, полупрозрачными кружевными рукавами и юбкой, спадавшей красивыми складками.
— Поможешь затянуть корсет?
— Эмм… маам?
— Что? — та недоуменно посмотрела на неё. Потом взгляд её скользнул по широкому рукаву Сониной толстовки. — Ах да, всё время забываю…
— Конечно, — деланно приподнятым тоном ответила Соня. — Не парься, это мелочь!
Мама внимательно посмотрела на неё.
— Не мелочь, — проговорила она. — Просто это…
— Менее важно, чем свадьба. Я понимаю, — Соня посмотрела в окно. — Так что, позвать кого-то… с руками…
Мама шумно выдохнула воздух. От её весёлости не осталось и следа.
— Так…, — медленно сказала она. — Ты хочешь поговорить об этом СЕГОДНЯ?
— Да ни о чём я не хочу поговорить, — отозвалась Соня и направилась к двери. Но её остановил металлический мамин голос.
«Стой!»
Она нехотя развернулась.
— Я очень тебя прошу… Давай сегодня обойдемся без этого. Без этого скорбного лица, на котором читается: «Я самая несчастная. Пожалейте меня!» Договорились? — нервно спросила мама.
В своем халате она сейчас больше напоминала гигантского рассерженного утёнка, чем невесту.
— Да нормальное у меня лицо! — не выдержала Соня. — Или надо улыбаться каждую секунду как умалишенная?
— Софья! — рявкнула мама.
— Всё, всё, я молчу, — Соня выставила вперёд ладонь с растопыренными пальцами. — Я поняла. Не буду отсвечивать.
Мамины губы задрожали.
— А ты бы хотела, чтобы сегодня все внимание было на тебя, да? Может, тогда ты наденешь платье и поедешь в ЗАГС? М? Давай, давай, — она протянула Соне вешалку. — Ну же!
Она так настырно тыкала вешалкой в Соню, что та в конце концов не выдержала и отмахнулась. Платье упало на пол. Мама подобрала его. Расправила.
— Если не хочешь, можешь вообще никуда не ехать, — тихо проговорила она.
Соня ошарашенно посмотрела на неё.
— Ну и пожалуйста! — выпалила она. — Не больно мне и хотелось! И тебе легче будет, не придется перед гостями краснеть за дочку-инвалида!
Мама дернулась как от пощёчины.
— Я никогда не…
Но Соня уже выскочила за дверь, так хлопнув ею напоследок, что визажистка, которая, оказывается, до сих пор переобувалась в коридоре, подпрыгнула чуть ли не до потолка.
— Сквозняк, — зачем-то соврала Соня. — Тёть Наташ, — обратилась она к маминой подруге, которая стояла рядом. — Поможете маме с платьем?
В Сониной комнате уже никого не было. Мамины подружки переместились на кухню. Осталось только несколько чашек, две пустых коробки из-под конфет и упаковка «Рафаэлло». Соня нырнула в неё рукой, вытащила последнюю круглую конфетину, раскрыла и сунула в рот. Но даже не почувствовала вкуса.
Потом сняла со стула платье и кардиган, в которых собиралась ехать на свадьбу, и комком зашвырнула в шкаф. Мама так не уговорила её на покупку наряда — в этом платье Соня год назад ходила на свадьбу двоюродной сестры, а кардиган вообще был мамин.
Так даже лучше. Ей и правда нечего там делать.
Вот значит, как мама думает! Что Соне нравится, когда с неё не сводят глаз, изучают, оценивают, брезгливо кривятся.
Почему Илья видит в ней человека, девушку, а для мамы она только помеха, которая перетягивает на себя внимание?
Но и Ильи у неё скоро не будет. Она ведёт себя с ним по-свински.. Иногда по несколько часов не отвечает на сообщения, а потом говорит, что спала. В школе во время перемен всё чаще говорила с Ирой, а та была и рада найти свободные уши.
После того случая, когда она ушла с Костей, Соня то и дела замечала на себе пристальный взгляд Ильи. Словно он пытался заглянуть ей в голову, чтобы узнать, о ком она думает.
В коридоре начались какое-то шевеления. Голоса и смех стали громче. Дверь в Сонину комнату приотворилась. Соня повернула голову. Это была тётя Наташа.
— Ты чего ещё не одета? Все уже обуваются!
Она прошла к письменному столу и цапнула чёрный блестящий клатч.
— Ох, надо будет тебе книжки занести, — продолжила тётя Наташа, шаря глазами по Сониным книжным полкам. — Так чего тормозим-то?
Соня отвернулась и быстро утерла глаза ладонью. Ещё не хватало, чтобы тётя Наташа начала допытываться, что случилось.
— Я… я потом сама приеду, — пробормотала она.
— Брось. Одевайся, мы подождем, — тётя Наташа положила руку ей на плечо.
Соня помотала головой.
— На тебя что-то лица нет… — заметила глазастая тётя Наташа. Но не успела Соня придумать, что ответить, она продолжила. — Не выспалась? Волнуешься за мать, поди?
— Ага…
— Ладно, — тётя Наташа что-то обдумала и отступила к двери, не выпуская из рук клатч. — Смотри не засни тут. Регистрация в час, ты помнишь.
Соня кивнула, и дверь за тётей Наташей закрылась. Несколько минут спустя хлопнула входная дверь. В квартире стало тихо. Все ушли. И мама. Так ничего ей и не сказав.
Соня почувствовала как к горлу подкатывает злость. Никуда она не пойдёт. Будет сидеть дома. Чудесно проведет время.
В кармане у неё лежало пятьсот рублей — сдача, которую отдала ей визажистка. Мама наверняка про них и не вспомнит. Соня закажет поесть, включит какой-нибудь сериал… Раньше она позвала бы домой Полину, но ничего, она и одна отлично проведет время.
Соня подошла к окну. Из подъезда вышла тётя Света под руку с дядей Петей, следом вывалилась тётя Наташа с пакетами в руках. Дядя Гоша услужливо распахнул перед ней багажник. Затем выплыла мама, придерживающая юбку так, чтобы та не волочилась по снегу и направилась к белой иномарке, украшенной тремя алыми ленточками. Наконец все расселись и по двору разнесся многоголосый хор клаксонов. Одна за другой машины исчезли за углом дома.
Соня стащила через голову толстовку и пошла делать чай. С пакетиками больше мучаться не приходилось, теперь у них на столе всегда стоял заварочный чайник.
Пока чай заваривался, она заглянула в мамину комнату. На дверце шкафу болталась пустая вешалка.
Соня заметила на диване какую-то бумажку. Это оказалась инструкция по уходу за обувью. Наверно, от новых маминых туфлей. Ну а чего она ожидала? Что мама написала ей записку с извинениями и оставила у себя на кровати? Глупо…
Минут через сорок на пороге стоял доставщик пиццы. Пицца оказалась удивительно вкусной. Или дело в том, что Соня проголодалась — она так и не успела позавтракать, только выпила чашку чая. Когда она только проснулась, в горло ничего не лезло, а когда созрела, чтобы наконец поесть, кухня уже была оккупирована дядей Петей и дядей Гошей и ещё парой неизвестных Соне мужчин. По-видимому, это были мужья маминых подруг.
«Мама с Гудвином наверно сейчас фотографируются», — подумала Соня, вгрызаясь в очередной кусок пиццы. Мама договорилась, что их пустят в историческое здание художественного музея. Изнутри оно выглядело как дворец — высоченные потолки, широкая лестница, лепнина на стенах. «И совершенно фантастические окна», — вздыхала мама. Гудвин только посмеивался и кивал.
Может, все-таки приехать в ЗАГС?
Соня посмотрела на пышный букет с розовыми лилиями. Кто-то из гостей — кажется тётя Света — поставил его в банку, чтобы он не сох, да так и забыл.
Нет, если бы мама хотела, она уже позвонила бы… Да и денег на такси нет — она всё потратила на пиццу. А втискиваться в маршрутку в праздничном платье…
Телефон жалобно пиликнул, извещая, что зарядки осталось всего ничего. Провод нашелся в Сониной комнате на столе. Под ним лежала небольшая серебристая открытка. Приглашение. Мама зачем-то вручила его Соне несколько дней назад, хотя ну какое тут требовалось приглашение? Ещё бы почтой его отправила!
Соня открыла приглашение. «Дорогая дочь, — змеились буквы. — Приглашаю тебя на торжественную церемонию бракосочетания Марины и Олега…». Соня фыркнула. «Марины и Олега». Писала бы как есть: «меня и Гудвина». Она положила открытку обратно на стол, и открыла шкаф.
Маршрутка так маршрутка. Она имеет полное право поехать. А если мама будет возмущаться, она покажет ей приглашение.
Из кухни вдруг донеслись какие-то жуткие звуки, будто там тошнит диплодока. Соня несколько секунд прислушивалась к происходящему, а потом рванула туда. Раковина быстро заполнялась темной водой, пахнущей как протухшей картошкой. Причем прибывало не из крана, а снизу, из отверстия слива.
Преодолевая отвращение, Соня нырнула рукой в неприятную жижу, но слив был свободен.
«Приехали…», — успела подумать Соня.
Она зачерпнула воду подвернувшейся под руку кастрюлей, но вытащить ее одной рукой не смогла. Схватила ковшик, тот был слишком маленьким, но вариантов было немного…
Раз двадцать пробежав из кухни в ванную с пластиковым ковшиком наперевес, она поняла, что долго так не выдержит. Ее усилий хватало только-только чтобы вода не добралась до края. Если она присядет хоть на минуту, жижа перельется через край и хлынет на пол.
Надо позвонить маме! Пусть ей потом влетит, но если сейчас же не вызвать (кого там вызывают, сантехника?), то к тому моменту, когда они с Гудвином вернутся из ресторана, квартира превратится в филиал океанариума.
Соня на ходу вытащила телефон из кармана, взглянула на экран и чертыхнулась. Она ведь так и не нашла зарядку! Пока будет бегать за ней, пока телефон хоть немного зарядится…
В раковине тем временем произошли качественные изменения. В середине зловонного прудика забил фонтанчик. Темная жидкость заструилась по кухонному столу. Соня отбросила ковшик в сторону и кинулась к себе в комнату. Где же этот несчастный провод?? Он ведь лежал на столе! Может, кто-то из маминых подруг по ошибке сунул к себе в сумку?
С каждой секундой всё больше впадая в отчаяние, Соня металась по комнате. На подоконнике нет, на диване нет. Под диваном — она некоторое время вглядывалась в темноту между низенькими ножками дивана — отсутствует.
Неожиданно грохнула входная дверь. Разъяренные соседи снизу пошли на таран? Соня вскочила на ноги. Но это были не соседи. Вернулась мама.
И судя по голосу она была ужасно зла.
«Все к чёрту! — кричала мама так, что дверь в Сонину комнату даже завибрировала. — Я никуда не пойду, слышишь? Ни-ку-да!». Соня услышала голос Гудвина, но тот говорил примерно в пять раз тише, и она не разобрала ни слова. Значит, и Гудвин тут. Что ж. логично — не ехать же ему в ЗАГС одному.
«Это моя дочь! — прогрохотала мама. Её каблуки выбивали по полу дробь, — Моя! Дочь! Соня!!»
Дверь в Сонину комнату распахнулась и на пороге оказалась мама. Визажистку Агату хватил бы удар, если бы она увидела маму сейчас. Вся ее водостойкая тушь и тени превратились в художественные полотна под мамиными глазами. Только ресницы держались как приклеенные. Впрочем, они и были приклеенными. За маминой спиной маячил Гудвин в тёмно-синем костюме. Вид у него был усталый.
— Мам, — пробормотала Соня. — Я правда не специально! Я ничего не выливала в раковину, она…
Но мама даже не стала её слушать. Она решительным шагом подошла к дочери и вдруг сгребла ее в объятия. Соня не успела даже ничего пискнуть.
— Ну слава богу…, — выдохнул у неё за спиной Гудвин.
Соня оторвалась от маминого плеча и взглядом спросила у него: «В чём дело?» Но он только покачал головой. Мама тем временем стискивала Соню всё сильнее и сильнее.
— Ты для меня важнее, — пробормотала она. — Если ты не хочешь, чтобы я выходила замуж, я не выйду. Если ты хочешь, чтобы я все время была с тобой, я буду. Мне не нужна такая свадьба, на которую ты даже не придешь…, — она всхлипнула.
— Мам, я хотела…, — пробормотала Соня, но мама замотала головой, словно Соня говорила какую-то ерунду. — Но у нас прорва…
— Нет… Нет… Я всю дорогу думала о том, как вышло, что мы поругались из-за такой ерунды! И когда мы уже приехали к ЗАГСу, поняла, что мне больше всего хочется, чтобы ты была рядом. Прости, дорогой…, — бросила она Гудвину. — Ты… не злишься на меня? — снова повернулась к Соне.
— Мам, все нормально… — быстро сказала Соня. — Я собиралась приехать, правда. Но из раковины…
— Да? — мама утёрла глаза тыльной стороной ладони. — А… а почему не приехала?
Вместо ответа с кухни раздалось утробное рычание динозавра и громкое бульканье.
— Это ещё что? — нахмурился Гудвин.
В ЗАГС в этот день они так и не попали. Гудвин кому-то позвонил и через десять минут на пороге стоял полный бородатый дядька — сантехник. Он посмотрел на грязевой фонтанчик, вздохнул и куда-то ушёл. Как потом выяснилось, чтобы отключить воду по всему стояку. Потом вернулся, и они с Гудвином снова отправились на кухню.
Мама долго не могла успокоиться. Как ни странно не из-за кухни, а из-за Сони. В конце концов, заглянувший в комнату Гудвин (Соня поразилась его выдержке — в день собственной свадьбы разбираться с вонючим засором) увел её в ванную. Оттуда мама вышла без грамма макияжа, зато с неуверенной улыбкой.
— Всё, сейчас закажем пиццу, и будем смотреть кино…
— «Сбежавшую невесту», — прыснула Соня.
Мама рассмеялась, а потом вдруг посерьёзнела.
— Олег, конечно, святой человек… Вместо того, чтобы меня затащить в ЗАГС, он вызвал такси…, — она покачала головой.
— А как же теперь? — испуганно спросила Соня.
— Как… Не знаю… У нас кафе заказано на четыре часа. Но… Праздновать-то теперь нечего… — она пожала плечами.
— Прости, мам…, — пробормотала Соня.
— Да ты чего! — вспыхнула мама. — Даже не думай! Ты тут не при чём!
Она покрепче обняла Соню. Некоторое время обе молчали.
— Знаешь что? Тебе надо поехать в кафе. С Гуд… с Олегом, — сказала Соня.
Мама удивленно посмотрела на неё.
— Зачем? Оно не пропадет… Я сказала Наташе, что они могут развлечься, всё уже оплачено…
— Ну вот тем более! Всё оплачено! Думаешь, им там интересно без вас будет?
— Так мы же не…
— А ты скажи, что вы заранее тайно расписались! Ну! Никто же не будет у вас требовать свидетельство о браке.
Мама задумалась.
— А ты?
— Да поеду я, поеду…, — Соня закатила глаза. — Только в толстовке.
Мама с сомнением посмотрела на неё.
— А макияж? — наконец спросила она.
Соня ухмыльнулась.
— Неси косметичку. Будем делать из тебя человека.
Соня ожидала, что Гудвин будет бежать за вагоном. Или не бежать, а хотя бы пойдет рядом, потихоньку ускоряя шаг, пока поезд не наберет ход. Но он занес сумки в купе, чмокнул маму в щеку, пожал руку Соне и вышел из вагона. Кажется, у него были какие-то дела. А может, просто замерз. Несмотря на март, ветра дули по-зимнему злые.
В вагоне тоже было прохладно.
— Ничего, поедем, раскочегарится, — успокоила их полненькая проводница в кипельно-белой блузке. — Не волнуйтесь.
Народу в купе было не очень много. Где по два, где по три человека. В некоторых вообще не было ни одного — полки задраны к потолку, на столике — пара бутылок с минералкой.
— Может, вообще одни поедем, — заметила мама, вешая одежду на плечики.
— Хорошо бы…, — отозвалась Соня.
Она была в любимой толстовке, с рукавами, практически скрывавшими пальцы, но за двенадцать часов пути любой попутчик, если это, конечно, не совсем слепой дед, заметит, что у Сони некоторая нехватка частей тела. А выслушивать комментарии по этому поводу ей хотелось меньше всего.
Что ж, осталось совсем немного, и ей не придется стесняться отсутствия руки. Их ждала Москва. А в Москве — снятие мерок и выбор протеза.
Накануне Соня почти не спала. Перелопатив кучу статей на эту тему, она уже знала, что не будет чувствовать механические пальцы как свои собственные. Но протез будет выглядеть как настоящая рука, а не дурацкая культя. На него можно будет надеть… да хотя бы перчатку. И тогда никто не догадается, что с ней, Соней, что-то не так.
Поезд тронулся, Они так и остались в купе вдвоём.
Некоторое время сидели с открытой дверью. Состав неторопливо набирал ход. В окне коридора плавно опускалось солнце, и все вещи внутри купе выглядели светящимися изнутри. Соня прищурилась, так, чтобы золотистый свет едва проникал через щелки глаз. Словно она оказалась в куске гигантского янтаря. Ощущение было совершенно волшебное, но, как водится, продлилось недолго. Поезд повернул и внутри сразу стало темнее.
Соня со вздохом посмотрела на верхнюю полку. Раньше она всегда забиралась на «второй этаж». Там можно было вставить наушники, повернуться к стене и представить, что ты один. На нижней полке так не получалось. Обязательно кто-то решит с тобой поговорить, попросят подвинуться, чтобы попить чай или ещё что-нибудь. Но теперь о верхней полке можно было только мечтать — с одной рукой залезть на него она бы не смогла. Может быть с протезом получится?
Она достала из сумки телефон. Поезд ещё не выехал за черту города, и связь пока ловила хорошо. Илья хотел её проводить, но в последний момент у него что-то там сорвалось. Жаль. Она хотела его повидать перед отъездом.
Маме Илья нравился. Она даже в душевном порыве предложила Соне взять его на регистрацию в ЗАГС, если он согласится. Они с Гудвином все-таки поженились официально, через три недели после потопа. Но уже без ресторана.
Тётя Света приехать не смогла, а вот тётя Наташа, казалось, провела все три недели в криокамере. Она была в том же платье, с той же прической, и Соне даже показалось, что кривоватая стрелочка на правом глазу осталась такой же. Илью Соня, конечно, не взяла. Во-первых, пришлось бы отвечать на тётьнаташины вопросы, а с неё сталось бы пошутить про «будущего зятя». Во-вторых… это всё-таки было слишком странно — звать парня в ЗАГС. Даже в качестве гостя.
К ним так никто и не подсел до самой Москвы, хотя в три или четыре часа ночи дверь в открывали. Соня в полусне увидела мужской силуэт, но видимо кто-то ошибся купе. Когда она проснулась утром, мама уже сидела на полке напротив, пила чай и рассеянно поглядывала в телефон. И как успела так бесшумно выбраться из купе? Было ещё темно, поэтому Соня повернулась было лицом к стене, чтобы поспать ещё, но мама решительно подняла шторку, и сразу стало светлее. В глаза Соне ударило висящее низко над домами солнце. Она поморщилась.
— Доброе утро! — жизнерадостно сказала мама.
— Я ещё посплю…, — пробормотала Соня.
— Через сорок минут прибываем.
Соня повернулась обратно к маме и уставилась на неё сонными глазами.
— Правда прибываем?
— Завтракать будешь?
Через полчаса они выгрузились на перроне. Вместе с разношерстной толпой под шорох множества колесиков дошли до вокзала. Приехали налегке: у Сони на плечах был её обычный рюкзак со сменой одежды, зарядкой для телефона и всякой мелочью. Мама везла небольшую дорожную сумку. В Москве им предстояло пробыть всего два дня.
Толпа, похожая на целеустремленный рой пчел, прошла через вокзал и спустилась к станции метро. Соня исподтишка бросала на прохожих настороженные взгляды. Столько людей! Пусть смотрят, лишь бы ничего не говорили.
Но через несколько минут её отпустило. Все шли настолько быстро, что никто даже не успевал обратить внимание на пустой рукав ее куртки. Соня приободрилась. Надо же. Оказывается, в Москве можно успешно притворяться, что ты такая же как все.
Через час они стояли у высокого здания с кучей вывесок на входе. Соня задрала голову. Сколько тут этажей! Не меньше двадцати. А то и около тридцати! Они зашли внутрь и остановились возле поста охранника.
— Можно пройти? — спросила мама.
— Куда? — охранник, черкавший что-то на листочке, повернул к ним голову с грацией морского слона.
Мама назвала компанию. Охранник пожал плечами и снова опустил глаза на листок.
— Звоните, — сказал он.
Соня тоже посмотрела на листок, на котором писал охранник, и увидела много перечёркнутых слов и посередине идущие в столбик строки. Стихи??
Мама набрала чей-то номер, сказала Сонину фамилию и пару минут спустя к ним вышел молодой человек, лишь ненамного старше Сони на вид. Он был в яркой желтой футболке с лого. Чёрные волосы торчали во все стороны. Хотя нет, не во все — только в три.
Он приложил к вертушке свой пропуск и приветственно кивнул.
— Софья?
Соня смущённо кивнула.
— Я Марсель, — он протянул Соне руку. Потом спохватился и протянул другую. Соня улыбнулась самыми уголками губ и пожала руку Марселя. Рука оказалась такой горячей, словно он только что голыми ладонями переносил вскипевший чайник.
— Вот и познакомились, — обрадовался он. — Мы уж боялись, вы не приедете.
— Простите, мы случайно уехали не по той ветке…, — смутилась Соня.
— Главное, что добрались. И можно на «ты», да? Не волнуйся. Вы как раз вовремя. Валерий Палыч приём заканчивает, — затарахтел он. — Он и мне помогал с протезом. Мировой дядька.
Соня недоуменно уставилась на крепкие смуглые руки Марселя. Ничего себе! И не отличить, какая из них протез… Но Марсель вдруг притормозил, наклонился и приподнял одну штанину. Вместо обыкновенной человеческой лодыжки Соня увидела чёрный глянцевый пластик.
— Скоро вольешься в наши ряды киборгов. Но имей в виду — у нас элитный клуб, абы кого не берем. Только самых лучших, — он подмигнул Соне, и она невольно улыбнулась.
Они поднялись на лифте на седьмой этаж, и Марсель бодро пошагал вперед, показывая дорогу. Соня невольно пялилась на его ноги. Удивительно, но он совсем не хромал.
— Так, подождите минуточку… — Марсель жестом показал Соне и маме на узенький диванчик возле стены. — Сейчас гляну, освободился ли Валерий Палыч.
И он исчез за белой глянцевой дверью, на которой висела табличка с надписью: «Сутормин В. П.». Потом показался снова и поманил Соню.
Кабинет был небольшой, но казался довольно просторным. Может быть, из-за зеркала, занимавшего полстены. В углу — там, где обычно ставят кашпо с цветами, — стояла пластиковая нога.
Валерий Павлович — немного похожий на Гудвина, но с сильными залысинами — что-то писал. Он оторвался от записей, приветственно кивнул Соне с мамой, и сделал рукой жест, призывающий немного подождать. Мама уселась на стул около стены и кивнула Соне на другой — стоящий вплотную к столу Валерия Павловича. Соня осторожно присела. Валерий Павлович словно ждал этого. Он так резко сдвинул в сторону свою писанину, что Соня вздрогнула.
- Итак, Софья, рад знакомству, — Валерий Павлович улыбнулся. — Сразу приступим к делу, да?
Соня так и не поняла, откуда взялся протез — казалось, Валерий Павлович как ловкий фокусник извлёк его прямо из воздуха. Киберрука выглядела как конечность штурмовика из «Звездных войн».
— Это моя? — недоверчиво спросила Соня.
— Эта — нет. Но твоя будет похожей. Только поменьше — это всё-таки скорее мужской вариант, — Валерий Павлович аккуратно повернул протез как только что собранную модель самолета, демонстрируя его Соне со всех сторон. — Красота, да?
Он начал в очередной раз рассказывать про то, как работает протез, про электроды, потом достал телефон, что-то понажимал и механические пальцы пришли в движение, сложившись в «козу». Соня засмеялась. Врач тоже улыбнулся.
— А сколько всего положений? — вмешалась мама.
— Восемь, — охотно ответил Валерий Павлович. — Можно и без приложения. Смотри, если напрягаешь вот эти мышцы…
Но Соня слушала его вполуха. Она не могла оторвать глаз от протеза. Продолжая говорить, Валерий Павлович повернул роборуку так, чтобы были видны датчики.
— Вот тут, смотри, электроды. Я уже объяснял как это работает. Первым делом тебе нужно освоить два хвата: один вот такой, широкий, — он снова потыкал в телефон и механические пальцы разъехались словно держали невидимую банку с газировкой. — Он нужен, чтобы взаимодействовать с крупными предметами, а вот этот, — пальцы «подъехали» друг к другу, словно держали уже не банку, а трубочку, — чтобы застегивать молнию или завязывать шнурки.
— А мы уже купили ей ботинки на липучках… — растерянно сказала мама. — Не надо было?
— Вы молодцы! — жизнерадостно отозвался Валерий Павлович. — Но это только одна из подобных задач. Чем больше функций выполняет протез — тем лучше.
Но делаем поправку на то, что со второй рукой всё хорошо. Скажем, при парной ампутации, когда все действия выполняются только протезами возможность осуществлять определенные манипуляции более критична.
А сейчас я расскажу, как будет проходить снятие мерок…
Когда Соня вышла из дверей кабинета, то первым, кого она увидела был Марсель. Как будто специально поджидал.
— Ну? Как все прошло? Зря волновалась, да?
Соня улыбнулась ему в ответ, но тут из кабинета выпорхнула мама. Под возмущённым Сониным взглядом она дружески коснулась плеча Марселя.
— Да уж, она у меня тревожный пирожочек. Перед тем как ехать к вам три дня почти не спала, представляете. Даже расплакалась однажды. Что?
Она недоуменно посмотрела на Соню, которая ткнула её локтем в бок, стараясь попасть прямо под ребра.
— Мам…, — прошипела она.
Мама в ударе… Говорит о ней третьем лице, как будто ей три годика. Надо как-нибудь взять её с собой на встречу с одноклассниками и начать обсуждать, как она уснула за столом, забыла выключить утюг или ходила весь день с порванными сзади колготками — вот ведь невнимательная!
— Но в целом всё прошло удачно, я правильно понимаю? — Марсель посмотрел на Соню.
Та кивнула.
— Отлично. Если будут какие-то вопросы, можешь мне писать. Давай запишу твой номер.
— Я оставляла свой телефон Валерию Павловичу… — снова вмешалась мама, но Соня бросила на неё яростный взгляд.
«Восемь, девятьсот двадцать семь…»
— Так. … три… восемь… пять… Верно? — Марсель поднял глаза на Соню. — Так и запишем — тревожный пирожочек.
Соня покраснела, а мама рассмеялась.
— Пиши, не стесняйся, — продолжил Марсель. — Я уточню всё, что будет нужно. Если надо, скоординирую по срокам. Если что-то непонятно, тоже пиши. Или если волнуешься. Чтобы маму не беспокоить, — он чуть заметно улыбнулся, так что это, кажется, заметила только Соня.
У Сони в кармане завибрировал телефон. Она достала его, на экране был незнакомый номер.
— Это мой, — сказал Марсель. — Сохрани. Всё, я побежал. До связи.
— До связи! — отозвалась Соня, и Марсель умчался дальше по коридору. Она посмотрела ему вслед. Все-таки он чуть-чуть прихрамывал, самую малость. Но удивительным образом это ему даже шло.
— Так, так…, — протянула мама, тоже провожая взглядом Марселя.. — А как же Илья?
— При чём тут Илья? — Соня сообразила, что так и стоит с улыбкой на все лицо, и тут же преувеличенно нахмурилась.
— Да так…, — таким тоном сказала мама, что сразу было понятно — очень даже при чём. — Это не я тут телефонами с хорошенькими молодыми людьми обмениваюсь.
— Тише! — Соня быстро посмотрела вслед Марселю, но тот был уже далеко. — Мам, ну что за бред! Да он наверняка всем свой номер дает. Он же тут работает.
— Или не всем. А только молодым симпатичным девушкам.
— Мама!
— Ох, какая ты зануда бываешь…, — вздохнула мама. — Идём уже. Маша написала, что она уже дома.
Маша — это была мамина подруга, которая любезно согласилась принять их у себя дома. Жила она, по её собственному выражению, «у чёрта на рогах», на Выхино.
Ну, на рогах или на хвосте, но к тому моменту, когда они с мамой добрались до Машиного дома, Соня хотела одного — лечь и уснуть. Видимо, это настолько откровенно читалось на её лице, что, взглянув на Соню, Маша провела её в комнату — судя по обилию игрушек, это была детская. Хозяйка выдала подушку Соне, одеяло и через пять минут занесла чашку чая и тарелку со смешными розовенькими печеньками.
— Спасибо, — улыбнулась Соня.
— Отдыхай, — махнула рукой Маша. — Если надумаешь, в ванну сходить, скажи — я дам тебе свежее полотенце.
Соня с наслаждением растянулась на кровати поверх покрывала. Тело никак не могло привыкнуть, что она никуда не едет. Ему казалось, что дом легонько покачивается, как вагон. До Сони доносился даже размеренный стук. Она не сразу поняла, что это кто-то из соседей делает ремонт.
Ну и денёк… Дааа, понятно, что протез — это не рука. Валерий Павлович несколько раз это повторил. Но всё же…
Надо накорябать сообщение Илье. Она обещала написать сразу, как выйдет от врача.
Илья — хороший. Он заботится о ней. Хотя…
Несколько раз она ловила себя на том, что иногда с ним она чувствует себя ещё большим инвалидом. Как будто она ничего не может сама. Но это же глупости! И вообще, теперь у неё есть протез. Может быть скоро она даже шнурки научится завязывать.
Нет, Илья правда хороший. Соня знала, что некоторые девушки душу бы продали за парня с таким цветом волос, как у него. «Вылитый ирландец», — прокомментировала фото Илья Кристина. Ну, ирландец не ирландец, а характер у него по-ирландски взрывной. Но зато Соню, когда она с ним, никто не тронет. Кому захочется приближаться к такому фейерверку?
Соня открыла мессенджер. Три непрочитанных от Ильи.
«Сонь, что врач сказал?»
«Сплюш, ты как там? Всё хорошо?»
«Сонька, ты чего молчишь? Всё нормально? Я позвоню?»
Соня вздохнула. Наверно, так выглядит любовь.
Она побарабанила пальцами по покрывалу, раздумывая, что написать. Что если он не так её поймет? Пару раз стерла уже готовое сообщение, и наконец нажала «отправить».
«Я боюсь, что не смогу управлять протезом».
Через полминуты пришёл ответ.
«А, тревожный пирожочек:) Всё тревожишься?».
Такое чувство, что Марсель только и ждал её сообщения.
«Немного, — напечатала Соня. — Только я не пирожочек, а Софья».
И в этот раз ответ прилетел почти мгновенно.
«Хорошо, никаких пирожочков. Хотя тебе идёт». И смайлик.
Когда два часа спустя в комнату заглянула мама, Соня по-прежнему валялась с телефоном в руке. На губах у неё играла легкая улыбка.
— Ты до сих пор не переоделась? — приподняла бровь мама.
— А? — встрепенулась Соня. — Да, конечно. Сейчас.
— Что Илья пишет?
— Кто? — Соня с трудом оторвала взгляд от экрана.
— Илья, — нетерпеливо повторила мама. — Ты же с ним переписываешься. Что я, по лицу что ли не вижу?
Соня отложила телефон в сторону. На всякий случай экраном вниз.
— Да ничего… Все хорошо.
— Соскучился? — улыбнулась мама.
— Угу…, — Соня неопределённо повела плечами.
Мама явно собиралась продолжить расспросы, но тут из-за её плеча показалась Маша. Она коснулась маминого локтя.
— Идём, дорогая, пускай Соня отдыхает.
Мама покачала головой, сказала «Переоденься!» и ушла. Соня хмыкнула. Конечно, конечно, так она и поверила, что Маша думает о ней. Просто хочет подольше поболтать с мамой. Они не виделись несколько лет не виделись.
К вечеру Соня знала про Марселя всё. Ну, практически всё.
Что он, как и она, не любит холодец, кисель и манную кашу.
Что в детстве он немного вязал, и у него даже получалось, но потом забросил это дело.
Что тоже играл в волейбол! Правда, не по-серьезному, а так, во дворе, но всё же!
Что до десяти лет он жил во Владивостоке, а потом с родителями переехал в Москву.
Что он собирается стать протезистом, и пришел сначала волонтером, но его взяли на должность администратора.
Что его любимый цвет – чёрный, любимый торт – «Наполеон», а ещё он не умеет кататься на велосипеде, но зато отлично плавает.
Что ногу он потерял из-за болезни со сложновыговариваемым названием. Что-то с сосудами.
А ещё оказалось, что он знает Кристину!
«Да кто ее не знает», — написал он.
Соня чувствовала себя так, как будто нашла стоящий на палящем солнце ящик с мороженым, и теперь пытается успеть съесть как можно больше, пока оно не растаяло. В конце концов она так и уснула с телефоном в руке.
На следующий день мама с Соней решили съездить в океанариум. На ВДНХ было довольно многолюдно. Соня с завистью посматривала на самокатчиков, проносившихся мимо. Не то, чтобы она была фанаткой электросамокатов – так, каталась несколько раз. Весело было разгоняться по прямой на велодорожках, когда впереди не маячили пешеходы, и можно было выжать все разрешенные 25 километров в час и нестись вперед, как выпущенный на свободу сокол.
Когда она освоит протез, надо будет обязательно прокатиться снова. Интересно, удобно ли будет сжимать ручки самоката искусственной рукой?
Океанариум был прекрасен. Соня надолго зависла возле аквариума с осетровыми. Носатые рыбины чем-то напоминали ей котов, хотя если откровенно, были мало на них похожи.
Ещё Соню примагнитили трехметровые хищницы откуда-то из Южной Америки с непроизносимыми названиями. Почему-то было четкое ощущение, что они плавали в реках ещё когда по земле бродили динозавры. Соня даже засомневалась на минутку, обычная ли это рыбья чешуя или броня как у драконов.
А ещё ей удалось погладить ската, плававшего в открытом бассейне. Уж эти точно были сущие коты. Они, дразнясь, кружились совсем рядом, чуть поодаль от десятков протянутых рук. Но временами то один, то другой, проплывал совсем близко под восхищенные возгласы взрослых и детей, и давал себя погладить.
Соня ожидала, что скат будет склизким и немного противным на ощупь, но тот напротив оказался довольно приятным, гладеньким. Она проторчала у бассейна минут пятнадцать в надежде ещё разок дотронуться до плоской рыбины, но скатам, вероятно, наскучило общество людей, и они теперь плавали вдоль дальней стенки или лениво лежали на дне.
В океанариуме Соня чувствовала себя почти счастливой. Все смотрели на рыб. Дети пялились на почти неподвижных пираний, которые грозно зыркали по сторонам, и ярких морских звезд. Взрослые с интересом разглядывали гигантских камчатских крабов и похожих на веточку мимозы морских коньков.
Ни один человек не смотрел в сторону Сони. «Надо завести себе рыбку и ходить гулять вместе с маленьким аквариумом, — подумала Соня, проходя мимо гигантского аквариума с тропическими рыбками. – Только зимой могут возникнуть сложности».
Уже в поезде она написала про рыбу Марселю. Они посмеялись вместе, даже придумали ей имя – Элеонора. А полчаса спустя Марсель прислал Соне рисунок. Он ещё и рисовал! На рисунке девушка в футболке выгуливала рыбу.
Это был скорее набросок, девичья фигура была набросана тремя-четырьмя десятками штрихов, но было в ней что-то такое… Сонино. Девушка держала в руке поводок, а впереди неё на коротеньких плавниках бежала толстая губастая рыба с надетым на голову шлемом, в котором плескалась вода.
Рыба была ужасно уморительная, но внимание Сони привлекла другая деталь. Поводок нарисованная девушка держала обыкночной рукой, а вот вторая, выглядывавшая из рукава футболки, была наполовину заштрихована так, что было ясно — это протез. Соня долго-долго вглядывалась в нарисованную киберруку, пока мама разбирала постель на своей и на Сониной полках, копалась в сумке в поисках косметички и ходила за чаем. На этот раз они были в купе не одни, но попутчик – тощий дядька с маленькими глазками и большим носом, похожий на бультерьера, сразу залез на верхнюю полку и захрапел.
Соня ещё некоторое время смотрела на рисунок, а потом поставила его в качестве аватарки. Пусть это будет первым шагом.
Поезд потихоньку набирал ход. Бультерьероподобный мужик на верхней полке перестал храпеть, повернулся на бок и теперь лишь тихонько посвистывал носом.
Пришло сообщение от Ильи. Не иначе какие-то уведомления подключил.
«Аватарку сменила?»
Как будто сам не видит.
«Ага, — быстро набрала Соня. — Это меня нарисовали. Рыбу зовут Элеонора. Красотка, да?»
Это был вопрос-ловушка. Если он напишет «да», то можно будет написать «а я?» А если догадается сразу…
Соня добавила несколько смайликов, но Илья проигнорировал вопрос о красотке.
«Кто?» — коротко спросил он.
«Что кто?».
«Кто нарисовал?»ю
Соня устало выдохнула. Ну чего он начинает…
«Один знакомый. Тебе не понравилось что ли?».
«Ну… Не очень похоже, если честно».
«Тогда сам нарисуй».
Соня добавила несколько смайликов, но Илья, похоже, был не склонен к шуткам.
«Я не умею, — написал он. — На фото ты красивее. Я соскучился. А ты?»
Соня посмотрела в окно. Там мелькали московские высотки. Вот они проехали мимо моста, на котором плотными рядами стояли машины. Самые пробки. В каждой из этих машин сидят люди. Наверно, через полчаса или час будут уже дома. А Соне ещё ехать и ехать…
Она снова уставилась в телефон, но пока придумывала, что ответить, связь пропала, и сообщение повисло в воздухе. Оно почему-то раздражало Соню, и в конце концов она его удалила. Ничего, ответит с утра.
Мама наконец допила чай и перебралась на верхнюю полку. Поезд ехал на удивление бесшумно, даже не постукивая на ходу. Кажется, это называлось «шелковый путь», мама как-то объясняла. Звучало красиво. Как будто они ехали не домой, а на сказочный восток. Где ковры, много шелка, пряностей, и наверное, даже есть Алладин. Алладин почему-то упорно представлялся ей в виде Марселя. А что, ему бы пошли шаровары.
Поковырявшись под столом, она воткнула в розетку зарядник для телефона, но связь так и не ловила. От нечего делать Соня открыла галерею. Рыбы, рыбы, морская звезда, мама на фоне каймана… Снова рыбы, Соня, жующая хот-дог на фоне аквариумов, неработающий фонтан с золочеными фигурами на ВДНХ. И ни одной фотографии из протезного центра. Соня хотела сфотографировать пластиковую ногу в кабинете Валерия Павловича, но застеснялась.
Это было немного странно. Словно она ездила в Москву попялиться на рыб в гигантских аквариумах и познакомиться с Марселем. Хотя… ради последнего, может, и стоило съездить.
Поезд вдруг резко сбавил ход, и через пару минут медленно, как круизный лайнер причалил к какой-то станции. В окне виднелось только облезлое бирюзового цвета здание станции. Названия видно не было.
Соня улыбнулась, и тут обнаружила, что на неё пристально смотрит мужик с верхней полки.
— Какая станция, — хрипло спросил он.
— Не знаю, — растерялась Соня. И зачем-то спрятала правую руку за спину.
Мужик кивнул в ответ, как будто это и было название станции — Незнаю — отвернулся к стене, и снова уснул.
* * *
— Ой, а я думала, ты уже с протезом приедешь, — разочарованно протянула Оля. Она таращилась на Сонину руку так, будто та прятала протез под рукавом. В отсутствие Кати Олю носило по коридору как пустую пластиковую бутылку по волнам, прибивая то к одному «берегу», то к другому. — А когда он будет готов?
— Через месяц, — ответила Соня, глядя в сторону. Она сама не понимала, рада она тому что Оля неожиданно воспылала желанием пообщаться или нет. Вроде они не ругались. Почему бы не поговорить…
Соня бросила взгляд направо. Там, метрах в пяти от неё, повернувшись к окну, стояла Полина. Вид у неё был до того похоронный, что Соня еле сдержала желание подойти и спросить, не случилось ли чего-то… Ещё до их ссоры Полина говорила, что у неё серьезно болеет бабушка – кажется, что-то с почками…
Оля щебетала что-то про новую нейросеть, с помощью которой наделала себе аватарок. Соня рассеянно кивала. Ну не может же Полина до сих пор переживать из-за расставания с Костей? Это как минимум не в её стиле. Когда она плакалась из-за парней? Полинка она же такая… ходячий оптимизм. Все-таки что-то случилось… Надо подойти. Пошлёт так пошлёт.
— Оль, я сейчас…, — она коснулась рукава одноклассницы.
Но тут как из-под земли вынырнул Илья. Он в одно мгновение оттеснил растерявшуюся Олю и по-хозяйски приобнял Соню за талию.
— Пойдем поговорим? — шёпнул он ей на ухо.
Илья хотел ещё вчера зайти к ней домой. Пришлось врать, что она плохо себя чувствует. Ну как врать… Соня и правда себя не очень чувствовала – накануне она до четырех часов утра переписывалась с Марселем…
Они отошли к дальнему подоконнику. Соня уперлась спиной в деревянное ребро. Илья встал прямо перед ней, загораживая её ото всех. На мгновение Соня почувствовала себя как в клетке.
— Я переживаю за Полину, — быстро сказала она, прежде чем Илья открыл рот. — С ней что-то не то.
Илья повернул голову и несколько секунд скептически разглядывал Полину, почти уткнувшуюся лицом в свою сумку, стоявшую на подоконнике.
— Да она всегда такая, — пожал плечом он.
— Неправда, — прошептала Соня. — Что-то случилось. На ней же лица нет!
Илья нервно засмеялся.
— Может не выспалась. Слушай, я тебя со вторника не видел! Дай хоть полюбуюсь, — он взял Соню за руку. — Сплюшка моя.
— Илюш, ну правда… Может, у неё умер кто? — почти умоляюще сказала Соня.
Илья возвел глаза к потолку.
— Щас.
Он отпустил Сонину руку и решительным шагом направился к Полине.
— Вернись! — прошипела Соня, но он обратил на неё внимания не больше, чем обращают внимание на музыку из болтающихся на шее наушников. Он дотронулся до плеча Полины (та вздрогнула и поправила сползшие очки), что-то спросил. Та ответила. Потом стрельнула глазами в Соню.
Соня досадливо отвернулась. Теперь Полина подумает, что это она подослала Илью. А тот уже шагал обратно.
— Всё в порядке, — сообщил он. — Как я и говорил – все живы.
Соня взглянула на место, где только что стояла Полина, но её там уже не было.
— А чего она тогда? — рассеянно спросила Соня.
— Откуда я знаю. Я спросил: «Случилось чего?» Мол, люди волнуются. Она сказала всё норм.
— А ты думал, она тебе сразу всё вывалит?
— Ну если бы у неё правда кто-то умер, сказала бы, — в голосе Ильи сквозило раздражение. — Слушай, ты же с ней вроде вообще не общаешься?
Соня сердито шмыгнула носом.
— Вот и забей. Найдется без тебя кому её утешить, — Илья снова взял Соню за руку, словно боялся, что она сбежит. — Ты не рассказала толком, как съездила.
— Расскажу после уроков. Ой, Регина Павловна идет!
На секунду ей показалось, что Илья не отпустит её руку. И уже хотела возмутиться. Но, напоследок стиснув её ладонь, он все-таки нехотя разжал пальцы. И вслед за Соней поспешил в класс.
После уроков Соню ждали. Сначала она прошла мимо зелёного «Ниссана», но услышала знакомый голос. Она обернулась и увидела Гудвина, наполовину опустившего стекло на водительской дверце.
— Соня! Садись, подвезу.
Соня обернулась к Илье, который шагал рядом.
— Поедешь с нами?
Илья качнул головой.
— Прогуляюсь.
Соня села на переднее сидение рядом с Гудвином. Тот одним движением застегнул ремень безопасности, и «Ниссан» плавно тронулся с места. Соня махнула Илье рукой, но он бросил короткий взгляд на машину и уткнулся в телефон.
— А чего твой товарищ с нами не поехал? Он вроде рядом живет, — как бы между прочим поинтересовался Гудвин.
— Дела…, — пожала плечами Соня. Она думала, что Гудвин продолжит расспрашивать, но он только пожал плечами. Соня искоса смотрела, как он переключает скорости. На безымянном пальце у Гудвина теперь было кольцо — довольно безвкусное на Сонин взгляд. Толстое, из желтого золота. Такое даже украшением не назовешь — так, метка для других женщин, чтобы знали.
Всё-таки хорошо, что мама вышла замуж за него. Не то, чтобы Гудвин ей особенно нравился, но… Кажется, он по-настоящему любит маму…
— А с протезами машину водят? — вдруг спросил он.
— Что? — Соня удивленно посмотрела на него.
Он бросил взгляд в зеркало заднего вида и как ни в чём ни бывало продолжил.
— Ну, разрешают с этими штуками за руль садиться? Я не про механику — про автомат.
Соня пожала плечами.
— Понятия не имею, — честно ответила она. — Я об этом не думала. Мне всё равно ещё нет восемнадцати.
— Если хочешь, попробуем, когда получишь эту штуку…
Он почему-то упорно не хотел называть протез протезом.
— Ты… Вы серьезно? — опешила Соня. — Вы меня пустите за руль?
— Ну, на дачной дороге можно, — Гудвин как ни в чём ни бывало пожал плечами, как будто речь шла о том, чтобы купить в магазине буханку хлеба. — А как восемнадцать будет, надо будет поискать автошколу. Может, не в нашем городе, конечно, но… Я видел как-то по телеку как женщина без обеих рук машину ногами водила! Только это не у нас, то ли в Австралии, то ли в Австрии… Не помню.
— Мне кажется, у нас не разрешат, — тихо сказала Соня. — Да и на чём я буду ездить?
— Купим, — отозвался Гудвин. — Я давно хотел на автомат пересесть, а тут повод будет. В городе механика — одна трата бензина. Вон у меня приятель в Хабаровске, там почти все ездят с автоматической коробкой. Мы хуже что ли?
Соня некоторое время молча смотрела на дорогу.
— Слушай, ну я же видел, какая ты после автобуса приходишь, ну. Я знаю, о чём говорю. У меня отец в Афгане ноги лишился. И каждая поездка с ним была как…, — он замялся подбирая подходящее сравнение. — Как будто он через перекрестный огонь пробирается. Потом вообще перестал куда-то выходить…
— Вы не рассказывали, — тихо сказала Соня.
— Ну а чего тут рассказывать…, — Гудвин некоторое время вёл машину молча, а когда машина остановилась перед светофором повернулся к Соне. — В общем, попробуем, как приедете из Москвы?
Неожиданно для себя Соня кивнула.
Гудвин забросил Соню домой, захватил какие-то документы и снова уехал. Она налила себе чай, и открыла мессенджер. Марсель был онлайн. Но последнее сообщение от него — две скобочки — пришло ещё утром.
«Ау», — написала Соня. Тишина.
Он ответил только через полчаса, когда она успела переодеться, сделать себе бутерброд, и посмотреть с полсотни глупых роликов.
«Привет, солнц. Работаю, напишу позже».
Соня раздражённо фыркнула, и выключила телефон. Так ему и надо. Вот напишет ей, а она не ответит. Пусть поволнуется.
Чтобы как-то отвлечься, она открыла ноутбук, и залезла на сайт протезной компании, где она была. На главной странице висела фотография Валерия Павловича.
Месяц. Ещё как минимум целый месяц ждать. Марсель обещал сообщить, как только появятся какие-то новости. Но Валерий Павлович сказал, что это может занять и два, и три месяца при худшем раскладе… Она не выдержит столько!
Мама вчера спрашивала, пойдет ли Соня на выпускной. Они там в родительском чатике уже подбивали окончательные списки. Место выбрали давно, ещё когда Соня валялась в больнице после ампутации — какое-то кафе, которое собирались снимать сразу на три девятых класса из параллели — «а», «б» и «в».
Илья уже намекал, что готовит ей какой-то сюрприз. Лишь бы не попросил при всех её руки. Ну не совсем же он дурак.
Чай успел остыть, и Соня сунула чашку в микроволновку. Переборщила. Чашка жгла руку, как будто это была не микроволновка, а печка для обжига керамики. Интересно, а протезом можно было бы её взять? Вроде да…
Но сильнее, чем чашка ей жег руку телефон. Что если Марсель уже написал ей? А она не видит. Соня покосилась на экран телефона, на котором число 32 под значком заряжающейся батарейки под ее взглядом сменилось на 33. Ладно, она только посмотрит, был он в сети или нет. Даже не будет отвечать, если написал.
Телефон медленно-медленно загружался. Как будто самосвал неспешно поднимал кузов. Наконец на экране высветились четыре пропущенных. Телефонная книга ещё не до конца подгрузилась, и номер был не подписан, но от кого же ещё. Тем более, она помнила последние цифры: шесть ноль два ноль. Соня довольно улыбнулась. То-то же. Она ткнула в экран, дождалась, пока пойдет вызов и поднесла трубку к уху. В ухо ей прогудел звонок.
— Алло! – вдруг прокричал женский голос. Соня едва не нажала отбой. Кто это может быть?? — судорожно соображала она. Может, Марсель куда-то отошёл и оставил телефон коллеге? Ну бред же!
— Алло? — наконец сказала она.
— Соня! — снова выкрикнула трубка. — Соня!
Это было вдвойне странно, незнакомка знала её имя! Хотя с другой стороны, оно наверное высветилось на экране телефона. Чувствуя себя максимально по-дурацки, она осторожно спросила трубку.
— А Марсель далеко?
— Какой Марсель? — несказанно удивилась трубка. — Соня! Это ты? Это Алиса!
— Какая Алиса? — в свою очередь удивилась Соня. И вдруг сообразила. — Алис, ты?
— Я! Я! – обрадовалась трубка. — Соня, Полине плохо! Ты можешь прямо сейчас придти? Только надо срочно-срочно!
Алиса была младше Полины на четыре года. Они были знакомы с Соней, но близко никогда не общалась. Соня и не знала, что у Алисы есть ее номер.
— Что случилось?
— Она… она спит, но… я никак не могу ее разбудить!
По спине Сони пробежал холодок.
— В смысле, не можешь разбудить?
— Ну, я ее зову, а она дрыхнет… Я уже ее за руку трогала, а она…, — Алиса не выдержала и разрыдалась.
— Она хоть дышит?
Несколько секунд, пока Алиса пыталась справиться с рыданиями и выдавить ответ, Соня не дышала.
— Вроде…
— Алис, ты родителям звонила?!
— Звонила! У папы телефон отключен, а мама трубку не берет. Сооонь, мне страшно!
— Так, — Соня вскочила с кровати. – Попытайся её растолкать! И в «скорую» звони скорей!
— А что им сказать?! — завыла Алиса.
— Скажи, что сестра без сознания. Я сейчас прибегу!
Она кое-как натянула в прихожей кроссовки, накинула куртку и выскочила за дверь.
Она бежала с такой скоростью, что на неё косились всё без исключения прохожие. Но Соне это было абсолютно безразлично.
Алиса распахнула дверь. На ней была школьная юбка, почти скрывавшаяся под чёрной футболкой оверсайз. Кончики светлых косичек совсем промокли. То ли от слез, то ли от того, что она их грызла.
— Я вызвала «скорую»! — протараторила она, пока Соня стаскивала с ног обувь. — Полина так и спит. Мама и папа не отвечают.
Соня рванулась в Полинину комнату. Алиска как Пятачок побежала следом.
— Я… я зеркальце подносила, — сообщила она.
Зеркальце подносить было не обязательно. Полина лежала на диване на боку, прижав колени к животу. Грудь ее равномерно опускалась и поднималась. Не заметить это движение было сложно.
Соня бросила быстрый взгляд на тумбочку рядом с диваном. Там лежал блистер из-под таблеток. Сердце её нехорошо ёкнуло. Она перевернула пачку и прочитала «анальгин». Из 10 таблеток в блистере оставалась только одна. Интересно, сколько таблеток надо выпить, чтобы…
- Это я взяла, — быстро сказала Алиса, забирая анальгин у Сони. – Голова разболелась.
Соня хотела спросить, не рановато ли Алиса сама себе назначает таблетки, но в этот момент Полина пошевелилась.
— Поля! — Алиса бросилась к сестре. — Поленька!
Полина пробормотала что-то неразборчивое, но глаза так и не открыла. Соня присела рядом и потрепала ее за плечо.
— Полина! Полина!
Веки Полины дрогнули. Алиса вцепилась в её руку так, словно Полину относило от берега на отколовшейся льдине.
В этот момент раздался звонок в дверь. Алиса в панике покосилась на Соню, не выпуская руки сестры.
— Это, наверно, врачи, — как можно спокойнее сказала Соня. — Я открою.
Это действительно оказались врачи — женщина и мужчина в форменных синих куртках. Мужчина — седой, с впалыми небритыми щеками и в очках. Женщина — полненькая с густо подведёнными темными бровями. Когда они зашли в комнату, Полина уже открыла глаза, и теперь подслеповато щурилась, видимо, пытаясь разобраться, почему дом полон людей.
— Соня, — пробормотала она. — Ты чего здесь?
Женщина-врач деловито подошла к Полине и пододвинула к дивану стул.
— Я смотрю, девушка очнулась. Это вы звонили? — она обернулась к Соне. Та помотала головой.
— Это я, — быстро сказала Алиса. Она до сих пор не отцепилась от Полининой руки, и Соня начала опасаться, что прибывшим врачам придется разжимать её ладонь с помощью специального инструмента. – Это я «скорую» вызвала, Полин, — быстро сказала она. – Прости, ты никак не просыпалась.
Женщина склонилась к Полине. – Как себя чувствуете? Голова кружится? Тошнит?
Полина задумалась:
— Живот болит. — наконец сказала она. — И голова сильно кружится.
— Кашля нет? – уточнила женщина. – Насморк?
— Нет.
— Живот как болит?
Полина осторожно попыталась сесть, но скривилась и снова откинулась на подушку. — Сильно, — просипела она.
— Боль острая? Тупая? Приступами?
Все Полинины ответы женщина скрупулезно записывала. Потом сказала:
— Ну что. Госпитализироваться будем?
Алиска сразу переменилась в лице и ещё сильнее вцепилась в Полину, хотя это, казалось, было невозможно.
— А это обязательно? – спросила Полина, слегка кривясь и прижимая руку к животу.
— Я бы сказала да, — женщина покосилась на своего спутника. Тот кивнул. — Родители где?
— На работе.
— А позвонить им можно?
— Они трубки не берут — пожаловалась Алиса.
— Звоните ещё, — женщина кивнула на телефон, лежащий на диване.
Полинина мама наконец взяла трубку, и Алиса поспешно вручила телефон женщине-врачу. После коротких переговоров врач протянула его Алисе и посмотрела на Полину.
— Ну, собирайся. Поедем.
— А что брать? — Полина заерзала на диване и снова скривилась от боли.
— Лежи, я помогу, — быстро сказала Соня.
Вместе с Алисой они за десять минут собрали две сумки, и помогли ойкающей Полине спуститься вниз, к машине «скоро помощи». Теперь уже Полина так вцепилась в Сонину руку, что та еле сдерживалась, чтобы не застонать от боли.
— Сонь, я боюсь, —прошептала она.
— Полин…, — Соня посмотрела на подругу. Та была ещё бледнее, чем сегодня утром в школе. Круглые щеки, казалось, совсем впали. – Всё будет хорошо. Врачи тебя осмотрят и всё. Может, сразу домой отпустят.
—А если нет? — Полина дрожала то ли от боли, то ли от волнения.
— Я к тебе приду, — пообещала Соня. — Если ты хочешь, — быстро добавила она.
— Хочу, — ответила Полина.
— Давайте сюда ваши баулы, — седой доктор ловко перехватил у Сони с Алисой набитые вещами сумки и запрыгнул в машину. Следом забралась Полина. «Не волнуйся», — успела она сказать вытирающей слезы Алисе. Тяжелая дверь «скорой» шумно захлопнулась, и несколько мгновений спустя машина тронулась с места.
Соня мучительно размышляла, о чём они будут говорить. Нет, ну сначала можно спросить о здоровье. Но сколько об этом можно разговаривать. Всё равно придется съезжать на какую-то другую тему, но на какую? Они ведь не общались почти три месяца! С чего начать? Школа? Костя?
Они ведь даже не помирились толком. Полина отвечала односложно, писала, что нет сил. Что если и сейчас они постоят три минуты, да и разойдутся, как чужие?
— Соня! – Полина возникла как будто прямо из воздуха, и тут же заключила подругу в объятия. Она была в клетчатой пижаме, на ногах – резиновые тапки, волосы стянуты в узел на затылке. Подруга выглядела уже не такой бледной, как в момент их последней встречи.
— Принесла? — деловито спросила Полина, как только они оторвались друг от друга.
— Что? А… да, — Соня пошарила в пакете, который держала в руках и достала розовый флакончик. – Вот.
— Дай!
Соня собиралась сунуть баллончик обратно в пакет, но Полина перехватила её руку. Она быстро оглянулась по сторонам и за руку вытащила Соню на лестничную клетку. Уже там открыла крышку, занесла руку над головой и нажала на кнопку. Полинины волосы мгновенно стали белыми, как будто кто-то опрокинул ей на голову пакетик муки.
— Расческа есть?
Соня снова пошарила в сумке и протянула ей массажную щетку. Белая пыль легким облачком окутала Полину. Пару минут она остервенело вытряхивала иё из волос. Потом вернула щётку Соне и провела рукой по волосам.
— Фух! Наконец-то! Пять дней не мыла голову! Ещё пару дней, и я бы наволочку на голову надела.
— Да, сухой шампунь вещь, — согласилась Соня. – Слушай…
Повисла небольшая пауза.
— Ты вообще как? Что врачи говорят?
— Что мне ещё неделю тут куковать, — Полина скорчила гримасу. — Но мооожет быть, если мне очень-очень повезет, отпустят к пятнице.
— Полин… А что случилось-то? Почему ты тут? Ты так и не сказала…
— Голодный обморок, — спокойно ответила Полина.
Соня уставилась на подругу.
— Ты что, забыла поесть? — глупо спросила она.
Полина снова будто смутилась.
— Можно и так сказать.
— Полин… это из-за Кости?
Полина так резко дернулась, что показалось, что сейчас она уйдет. Но покачавшись немного с носков на пятки, она осталась стоять на месте.
— Он что, — медленно спросила Соня. — сказал тебе что-то про вес? Вы из-за этого…
— Нет…, — Полина помотала головой. — Ничего он не говорил, — она немного помолчала, разглядывая зелёную больничную стену. — Если хочешь знать, мы расстались из-за тебя, — она в упор посмотрела на Соню.
— Ты что, правда подумала, что мы с ним…
— Да нет же, — с досадой перебила её Полина. — Я знаю, что ничего у вас не было. Но… похоже тебя он любит немного больше, — каким-то неестественным голосом проговорила она.
— Полин… Ты серьезно? — медленно сказала Соня.
Полина втянула носом воздух.
— Мы сидели как-то у него…, — медленно начала она, — И я сказала, что ты перестала обращать на меня внимание. Как будто… как будто у тебя не руку отрезало, а сердце, — она закусила губу. — Что я тебе говорю с тобой как со стенкой. А ты не слышишь. Совсем. И что это не дружба. Друзья так не поступают.
Он весь как-то напрягся. Но ничего не сказал. А на следующий день дождался меня после уроков, и говорит: «Нам над расстаться», — Полинин голос дрогнул. Она поправила очки, но Соне показалось, что и вытерла слезу. — Сказал, что я… я ему очень нравлюсь, но он не хочет тебя предавать. А мне кажется, он всё наврал, и на самом деле я ему даже не нравилась никогда…, — Полина не выдержала и расплакалась.
Соня ошарашенно смотрела на неё.
— Костя мне ничего не говорил. Да мы с ним и не общались толком до последнего времени. Это всё какие-то глупости. Уверена, ты ему правда нравишься!
— Угу… — всхлипнула Полина, — Именно поэтому он со мной расстался. Так ведь всегда делают, когда девушка нравится…
— Хочешь, я с ним поговорю?
— Только попробуй, Басовитая! — Полина метнула две молнии из-под очков.
— Но…
— Я предупредила! Если бы я была ему нужна, он давно бы позвонил… Ничего, переживу. Он не единственный такой…, — Полина гордо вздернула нос.
— Только я тебя умоляю: ни слова, что я с тобой говорила…, — Соня сложила руки в молитвенном жесте. Костя сидел напротив неё на крутящемся стуле и задумчиво покачивался из стороны в сторону.
- Кость, она всё правильно сказала. Я действительно вела себя как последняя… Полинка всё для меня делала. Если бы не она, я до сих пор бы так и торчала дома. И я правда её совсем не слушала.
Костя покосился на Сонину руку.
— Но у тебя же…
— Да. Но это моя проблема. И я не хочу, чтобы из-за меня вы оба… Слушай, ну я же вижу, что тебе плохо. Ей тоже!
— И ей? – Костя наморщился.
— А ты как думал!
Он посмотрел в окно.
— Нет, конечно, если она тебе не нравится, то…
— Нравится, — глухо сказал он. — Даже очень.
— Тогда ты должен ей позвонить. Или написать. Если вы двое будете несчастными, рука у меня точно не отрастёт, — Соня покачала головой.
Костя обманул. Он не позвонил. И не написал.
Вместо этого он поехал в больницу. Соня узнала об этом, когда у неё зазвонил телефон. «Ты с ума сошла! – кричала трубка голосом Полины. – Он увидит меня в таком виде!» «У тебя есть сухой шампунь», — лаконично ответила Соня.
Полина негодовала ещё несколько минут, потом сообщила, что у неё нет сил ругаться, и она напишет всё, что думает о Соне после того, как разберется, что делать с Костей.
Через сорок минут Сонин телефон завибрировал. Она открыла сообщение. Там было одно слово: «Спасибо».
Вопреки опасениям Полины, ей не пришлось торчать в больнице ещё неделю, её выписали уже через три дня. После выписки она сразу прибежала к Соне. Сонина мама при виде Полины сделала большие глаза, но говорить ничего не стала.
За четыре часа они слопали полторы пачки маффинов. Справедливости ради, надо отметить, что большинство маффинов исчезло в Сонином животе – от нервов у неё разыгрался аппетит. Полина съела только один или два.
— Я решила, что главное в диете — ни в чём себе не отказывать, но следить за количеством, — вещала Полина, жестикулируя рукой, в которой был зажат ломтик яблока. — Например, хочешь печеньки — купи, но ешь по одной штучке в день. И желательно в первой половине дня.
— Ражумно, — заметила Соня, как раз запихавшая в рот очередной маффин.
— Нет, правда, это именно так и работает, — продолжила вещать Полина. — Нельзя себе что-то строго-настрого запрещать. Потому что стоит только запретить, и хочется в пять раз сильнее. Например, решишь ты не писать денек парню, чтобы он соскучился. И сразу руки так и тянутся к телефону — невозможно же, ну? Ой… Похлопать? — всполошилась она.
Соня, пытавшаяся справиться с кашлем, замахала на Полину рукой. Наконец, отдышавшись, отодвинула от себя оставшийся кусочек маффина.
Она со вчерашнего вечера не писала Марселю, но каждые пять минут лазала проверять соцсети. В телеграме он был онлайн двадцать минут назад, в вотсапе – тридцать семь, а вот в синенькую соцсеть не выходил уже два с лишним часа. И ни словечка.
Мысленно Соня накатала ему длинную простыню с описанием своих чувств, завуалированными упреками и робкими просьбами. Отправлять не собиралась — пока только оттачивала формулировки. Она проверила телефон, но там было только сообщение от Ильи: «Занята?» «Пока да», — быстро ответила она и отложила телефон в сторону.
— Как у вас с Костей? — спросила она. — Я думала, ты первым делом рванёшь к нему.
— Он на соревнования уехал. И вообще, кто же знал, что меня сегодня выпишут. Врач говорила, что мне до понедельника куковать, но сегодня пришла другая, сказала, что анализы нормальные и… в общем я её уговорила.
— Соскучилась?
— Очень…, — Полина слегка наклонила голову набок, как делала всегда, когда говорила о чём-то очень милом. – Он ко мне ещё два раза приезжал. А как у вас с Ильей?
— У нас? — Соня замялась. — Да нормально всё вроде.
Полина приподняла одну бровь.
— Выкладывай, что случилось.
Соня только как можно равнодушнее пожала плечами.
— Да правда, всё в порядке. Просто… , — она сделала неопределенный жест рукой в воздухе.
Рассказать Полине про Марселя? Она с некоторым сомнением покосилась на подругу. Они, конечно, помирились и всё такое, но… вдруг снова что-то пойдет не так, и… Если дойдёт до Ильи…
Экран телефона загорелся. Это снова был Илья.
«Нам надо поговорить».
Ну что ж… Видимо, действительно надо.
Ей очень хотелось поделиться своими мыслями с Полиной, но она останавливала себя — не сегодня. Тем более Полинка сидела такая счастливая… Всё ещё слишком худая, не похожая на себя, но когда она начинала хохотать, это была прежняя Полинка. Ее лучшая подруга.
Соне казалось, что Полина останется с ночевкой, но та получила какое-то сообщение на телефон и через две минуты её уже не было.
Соня подозревала, что Костя вернулся с игры, но спрашивать не стала. Чмокнув подругу на прощание в щеку, она заперла за ней дверь и пошла одеваться. Её тоже ждали.
Илья ходил вдоль подъезда. Когда Соня вышла, он сделал пару шагов к ней и остановился, опустив голову, как бычок перед изгородью. Соня спрятала руки за спину.
— Привет.
— Привет, — Илья исподлобья взглянул на неё. – Сонь. Я дурак, наверно, раз не понимаю. Но можешь мне сказать, что происходит?
— В каком смысле? — уклончиво спросила Соня.
— Если ты хочешь расстаться, просто скажи. Давай честно, ладно?
— С чего ты взял?
— Сонь. Просто скажи, — он испытующе смотрел на неё.
— Что сказать?
— У тебя есть кто-то другой? – он в упор посмотрел на неё, словно пытаясь поймать какое-то движение бровей, глаз или губ, которые выдадут Сонину тайну. Соне стоило большого труда не отвести глаза.
— Нет у меня никого, — сказала она.
Илья продолжал буравить её взглядом.
— Скажи честно. Ну ты что, боишься?
— Да нет у меня никого! — нервным голосом повторила Соня. — Чего ты пристал?
— Я… , — Илья опустил голову, а потом вдруг рассмеялся. – Ладно. Хорошо. Да, я тебе верю, — он быстро взял Соню за руку. — В конце концов, с чего тебе меня обманывать. Прости. Прости, Сонь. Мне просто показалось, что… Я дурак, я знаю. Прости.
Он заправил ей за ухо прядку волос, протянувшуюся через лицо и щекотавшую нос.
— Все хорошо, да?
Соня почувствовала, что ещё минута и она лопнет от переполнявших ее чувств как воздушный шарик, который случайно попал под диван, когда его складывали.
- Илюш, мы очень разные, — выпалила она скороговоркой. — Мне надо подумать…
И тут же почувствовала, как глупо это звучит. Почему «разные» — это плохо? Они же не на конкурсе близнецов. И вообще, какая-то киношная фраза… Паника откуда-то из живота рванулась наружу через горло и закупорила проход воздуху.
— Ты серьезно сейчас?
В голосе Ильи не было никакой угрозы, только крайнее удивление. Он выглядел как сторожевой пёс, который неожиданно обнаружил, что воры, уже по ту сторону забора и грузят узелки с похищенным добром в багажник машины. Соне ужасно захотелось, прижать к себе его лохматую голову и гладить её, гладить, только бы не видеть этот остановившийся взгляд.
— Илья… Илюш… Ты замечательный, правда. Но я…, — она выдохнула, — … я тебя не люблю.
Илья никак не отреагировал на его слова. Словно не услышал. Не забрал свою руку. Не отвел её ладонь.
Она ещё что-то говорила, объясняла, оправдывалась… Илья сидел с таким видом, как будто он пять минут назад вышел из десятилетней комы. Соня начала повторяться, запинаться, и в конце концов замолчала.
— Ты не злишься? –тихо спросила она.
Он помотал головой.
— Я пойду…, — сказал он тихо.
— Илюш…
— Все хорошо, Сонь. Хорошего тебе вечера.
И, не оборачиваясь, пошел прочь. Посидев пару минут на лавочке, Соня тоже побрела домой.
Она всё сделала правильно. Но почему было так муторно внутри.
Она никак не могла сообразить, почему лифт не едет, пока до неё не дошло так, что она так и не нажала кнопку. Соня раздраженно ткнула в нужную цифру и двери со скрежетом поехали друг к другу.
Всё из-за мамы. Если бы она тогда не начала разглагольствовать про «шанс», может ничего бы и не было. Соня же говорила ей, что не любит его.
Проходя мимо ванной, Соня с силой пихнула ногой дверь. Как будто мама была все ещё там. «Не буду я ему давать никаких шансов! — мысленно закричала Соня. Он мне слишком дорог».
Она открыла холодильник. Бутылка коньяка всё ещё была там. Соня поморщилась и захлопнула дверцу, так и не взяв сыр, хотя изначально лезла за ним.
Сердце защемило. Что, если она совершила ошибку? Всё же Илья так о ней заботился! И ему безразлично, что она… инвалид. Выговаривать это слово даже у себя в голове было тяжело.
Дурочка. И что ей не нравилось?! Она всё испортила, испортила!
Телефон запищал. Соня быстро схватила его. Если это Илья, она скажет, что пошутила. Или нет, какие тут шутки. Скажет, что хотела его проверить. Да какая разница, что скажет! Она убедит его, что это всё ерунда, глупость, придёт к нему, попросит прощения…
Это был Марсель.
— Привет, солнце! — услышала Соня его жизнерадостный голос в трубке.
— Привет…, — выдохнула Соня.
— Ты чего там, пирожочек? — голос Марселя стал озабоченным. — Снова тревожишься-творожишься? Что там у тебя?
— Всё нормально, — поспешно сказала Соня.
— Точно? — с подозрением спросил Марсель.
— Точно, — Соня вздохнула. Уж с кем, с кем, а с Марселем обсуждать Илью она точно не планировала. Хотя, что самое интересное… Марсель бы, наверное, понял…
— Тогда пляши, — радостно сообщила трубка. — Хорошие новости подъехали!
— Какие? — спросила Соня. — Новая серия уже вышла?
— Да какая серия! Протез твой приехал! Можете брать билеты в Москву. Скажи маме, чтобы набрала меня, сориентируемся с ней по датам и по срокам.
— Уже готов? — растерялась Соня. — Но ведь говорили…
— Получилось пораньше! Ну! Ты рада, солнце?
Соня молчала, глядя в одну точку в окне, где сияло отражёнными лучами солнца окно в доме напротив.
— Соня? — осторожно позвала трубка. — Ты тут? От счастья в обморок упала что ли?
— Я тут, тут! — поспешно ответила Соня. — Я очень рада! Спасибо большое, что позвонил!
— Хорошо, — довольно сказал Марсель. — Спишемся ещё попозже, хорошо?
— Угу… То есть хорошо, — ответила Соня и положила трубку. Оставалось ждать совсем немного.
Утром Соня чуть не опоздала. Она вбежала в класс за минуту до звонка. Вторая половинка парты была пуста. Сначала Соня подумала, что Илья тоже опаздывает, и сердце её нехорошо ёкнуло. Неужели после вчерашнего что-то случилось?
Она уже успела запаниковать, но тут заметила рыжую макушку на соседнем ряду. Рядом с Ильёй сидела белобрысая Томочкина, которая беспрестанно болтала. Заметив Сонин взгляд, Илья тут же отвернулся и сделал вид, что с интересом слушает Томочкину. Ха, серьезно?
Соня посмотрела на Полину, та вопросительно мотнула головой, мол, чего там у вас. Соня махнула в ответ рукой, мол, потом поговорим.
Как только прозвенел звонок, Илья подорвался с места и вышел, а в кабинет английского зашел за пару секунд перед англичанкой. Такой же трюк он провернул ещё трижды, но после физики замешкался из-за заклинившего замка на рюкзаке, и Соня быстро подошла к нему. Томочкина ревниво уставилась на неё, но её позвали, и она нехотя вышла вслед за всеми.
— Можно с тобой поговорить?
Не глядя на неё, Илья пытался совладать с заевшей молнией.
— Я тороплюсь.
— Я по поводу вчерашнего…
— Ты хочешь это здесь обсуждать? — он так остервенело дернул за молнию, так что рюкзак едва не пошел по шву. — Мне кажется, вчера ты достаточно сказала, и в разъяснениях я не нуждаюсь.
— Илюш…
Илья тяжело вздохнул, словно пытался втянуть в себя весь воздух в классе, чтобы образовавшийся вакуум схлопнулся и не стало ничего. Он одним движением сгреб со стола свои вещи – ручки при этом улетели под стол, но он не стал их подбирать.
— Пустишь? — он повернулся к Соне, держа вещи перед собой, как лоточник. Соня молча посторонилась.
— Мой протез готов. На следующей неделе в Москву…, — проговорила она.
Илья не обернулся. Даже не остановился. Только буркнул «Очень рад», и вышел из класса, оставив Соню одну.
Уже после уроков, Соня подошла к Ире и рассказала про протез. Ира страшно обрадовалась, и пообещала передать всё Карине.
— Ты главное, побольше фоточек делай, хорошо? И видео. Мама же тебя может поснимать, да? Хотя я не знаю, может Карина захочет с вами съездить. Ты не против?
Соня помотала головой. Она уже собиралась уйти, когда Ира остановила её.
— Да, хотела сказать, ты Астафьеву такое не спускай!
— А? — растерялась Соня. — В смысле? Ты про ту драку?
— Да про какую драку, — досадливо отмахнулась Ира. — Я про то, что он к Томочкиной пересел. Я бы такое просто так не оставила.
— Да я сама виновата, — тихо сказала Соня.
— Эээ, нет! Ты это брось, — Ира погрозила ей маленьким пальчиком. — Ты тут ни при чём. Покажи ему, что тебе тоже есть на кого посмотреть. Я помню, у тебя там парни были на дне рождения. Воот! Пусть ревнует! А то решил, что ему всё можно.
— Ира…, — Соня только покачала головой.
— Спасибо потом скажешь, — Ира шутливо щёлкнула её по лбу. И внезапно завертела головой. — Ой, Макс вышел. Ну я побежала, — и нырнула в толпу.
Несколько дней спустя Соня с мамой снова сидели в поезде. На этот раз в купе были куплены все четыре места: их соседями по купе оказалась полненькая белобрысая пенсионерка и худой мальчик лет десяти. У Сони с мамой на этот раз были две нижние полки — Гудвин постарался. Сказал что не хочет, чтобы мама прыгала туда-сюда.
Поезд ещё не тронулся, и в купе было душновато. Пенсионерка шелестела пакетами, то раскладывая еду, то разыскивая какие-то таблетки, то пытаясь отыскать куда-то провалившуюся шариковую ручку. Мальчик сразу как лемур забрался на верхнюю полку и только провод от зарядки телефона, как лемурий хвост свисал вниз.
Мама тоже уткнулась в телефон. У неё случился какой-то дедлайн на работе, поэтому два предыдущих вечера она засиживалась чуть ли не до трех часов ночи. Соня почему-то представляла «дедлайн» в виде бабочки «Мертвая голова», которая летает по воздуху с маленькой косой в лапках и пищит что-то злобное.
Пока мама пыталась что-то успеть до того, как пропадет интернёт, Соня рассеянно поглядывала в окно. Вот тронулся поезд напротив, а они все продолжали стоять.
Вдруг она заметила, что за окном мелькнула знакомая фигура. Она недоуменно сдвинула брови и прижалась лбом к оконному стеклу, пытаясь разглядеть человека, удалявшегося в направлении локомотива. Показалось…
Она перевела взгляд на парочку, стоявшую на перроне прямо напротив их окна. Высокий парень в толстовке прижимал к груди худенькую рыжую девушку. Она на секунду оторвалась от него, и Соня увидела, что лицо у неё заплаканное.
И тут же в окне снова мелькнуло знакомое лицо. Илья! С рюкзаком (надо же, починил!) и маленьким букетиком бело-синих цветов. Он тоже заметил Соню, и тут же начал активно показывать пальцем вбок, мол, выйди из вагона.
Соня взглянула на часы. Ещё пять минут до отправления.
— Я сейчас, — сказала Соня, тронув маму за плечо. Та только неопределенно угукнула. Вряд ли она слышала Соню. А если и слышала, то обратила внимания не больше, чем на шуршание пакетиков соседки.
Соня еле-еле протиснулась мимо целеустремленной бабушки, везущей по проходу гигантский чемодан, выскочила в тамбур и неловко спрыгнула на перрон.
— Куда собралась? — недовольно спросила проводница. — Уже отправляемся.
— Мы быстро, — ответил за Соню Илья.
Он всунул ей в руку букетик — какие-то белые цветы и незабудки. Соня ожидала, что он попытается её обнять, но Илья напротив, спрятал руки в карманы.
— Слушай… Я тут много думал. Хочешь, будет друзьями?
Соня ошарашенно уставилась на него.
— Ты серьезно?
— Вполне.
— Хочешь сказать, тебя это устроит? — Соня взглянула на букетик.
— Меня нет. Но тебя — да. Это главное, — Илья в упор посмотрел на неё. — Согласна?
— Я…, — Соня растерялась. — Наверное. Но ты ведь…, — начала она.
— Только если ты захочешь, — быстро ответил он.
Повисло молчание. Мимо прогрохотала тележка носильщика, гружёная чемоданами, сумками и пухлыми пакетами.
— Девушка! — прогудела проводница.
— Хорошо, — сказала Соня.
— Что? – Илья не расслышал и наклонился ближе, так что она теперь почти касалась губами его уха.
— Хорошо, — прошептала она.
Глаза Ильи засветились, он схватил её за руку, потом спохватился и отпустил.
— Сонь, я так рад! – пробормотал он. — Правда.
— Но это не значит, что мы…
— Конечно. Просто я буду рядом, хорошо? Ты когда приезжаешь?
— Пятнадцатого.
— Я тебя встречу, — уже почти обычным уверенным тоном сказал он.
Соня пожала плечами, мол, ещё обсудим.
— Соня!
Она оглянулась. В дверях вагона стояла мама. Она была порядком сердита.
— Ты решила сойти с поезда? Могла бы тогда хотя бы меня предупредить!
— Я ей говорила! — поддакнула проводница, недовольно разглядывая Соню.
Илья обернулся и вежливо кивнул:
— Здравствуйте!
Если мама и удивилась при виде Ильи, то вида не подала.
— Здравствуй, Илья! Софья!
— Я пойду, — сказала Соня.
— Конечно, — Илья кивнул. — Ты пиши, что там как, ага?
— Ладно, — Соня кивнула и протиснулась мимо мамы в вагон.
Илья дождался, пока поезд тронется, и бежал за вагоном до самого конца перрона. Рядом с мамой, которая снова уткнулась в телефон, подрагивал стаканчик в фирменном подстаканнике, в который Соня налила воды из бутылки. В нём покачивался букетик Ильи. К утру неизвестные белые цветы завяли. А незабудки остались стоять.
— Ну вот.
Валерий Павлович отстранился и посмотрел на Сонин протез. Протез был точь-в-точь как та «рука штурмовика”, которую он показывал ей в прошлый раз, только поменьше.
— Попробуй шевельнуть пальцами, — попросил он.
Соня сосредоточилась и механические пальцы с легким скрежетом разъехались.
— Он не свалится? — спросила она с некоторой опаской.
— Не бойся. Всё точно по твоим меркам. А теперь возьми кружку, — Валерий Павлович кивнул на белую с чёрным ободком кружку, стоявшую на столе.
Соня с некоторым ужасом воззрилась на протезиста. Она только-только начала разбираться, а тут сразу кружка. Это как если бы прыгуна с шестом на первом занятии попросили прыгнуть на три метра в высоту и ещё и сделать двойное сальто в полёте.
По виду это была личная кружка Валерия Павловича. И судя по кофейным кольцам, довольно активно используемая.
Соня с опаской протянула правую руку к кружке. Механические пальцы коснулись гладких керамических боков. Соня осторожно приподняла кружку над поверхностью стола. Она ожидала, что почувствует хоть какую-то обратную связь от пластиковых пальцев, но ничего. Ноль. Словно это была не бионическая рука, а снежколеп. На секунду ей показалось, что кружка вот-вот треснет, и она испуганно разжала пальцы. Сонина мама ахнула.
- Простите… — поспешно сказала Соня.
Валерий Павлович наклонился и поднял кружку. Щелкнул по ней пальцами. Та отозвалась глухим металлическим звоном. - Для первого раза просто отлично! — довольно сообщил он. — Так и до веджвудского фарфора дойдём. А пока давай-ка попробуем ещё раз.
Соня уронила кружку ещё с дюжину раз, но в конце смогла продержать больше минуты, пока Валерий Павлович не кивнул, мол, хватит. Он сел расписывать рекомендации, то и дело отрываясь, чтобы ответить на очередной вопрос мамы, а Соня тем временем разглядывала своё отражение в зеркале.
Да, протез совсем не походил на человеческую руку (к нему и можно было сделать силиконовую перчатку «под кожу», но она в комплект не входила, и Соня с мамой решили повременить). Но с протезом Соня перестала выглядеть такой… такой несимметричной. Она осторожно подняла обе руки — настоящую и искусственную. Сжала ладони, потом снова расслабила. Протез выполнял действия с легким жужжанием. Потом поставила обе ладони на талию, словно позировала для фото. Она выглядела почти нормальной.
— Ну как? — шёпотом спросила она у мамы.
— Выглядит здорово. Как будто ты из фантастического фильма — прибыла к нам из будущего, — тоже шёпотом ответила мама.
— Из будущего…, — проворчал Валерий Павлович, не отрываясь от бумаг. — Будущее бы давно наступило, если бы власть имущие нормально вкладывались в здравоохранение, а не как сейчас. Думаю, на сегодня хватит, — он поднял глаза на Соню. — Сейчас расскажу, что вам делать дальше.
Следующие несколько дней Соня ездила в протезный центр на тренировки. Она бесчисленное количество раз складывала полотенца, поднимала и опускала кружку, застегивала и расстегивала «молнию», отвинчивала крышку у бутылки (это ей совсем не давалось), а в последний день ей даже доверили стеклянный стакан.
Занималась с ней веселая кругленькая Тамара Александровна. Она подбадривала Соню после каждой попытки. Пару раз забегал Марсель, и тогда она тут же начинала все ронять, расплющивать и промахиваться мимо предметов. Тамара Александровна только посмеивалась.
Соня понемногу чувствовала себя увереннее. После протеза по-прежнему побаливали мышцы руки, как будто она делала силовые тренировки с увесистой гантелей, а не переносила стаканчики с одного стола на другой.
Маша только восхищенно ахала, когда Соня как неуклюжий робот пыталась переставлять книжки на полке (рисковать Машиной посудой она не решилась).
Плечо ныло, протез натирал, и если бы не поддержка мамы, Тамары Александровны и Марселя, Соня бы, наверное, просто легла на пол и больше не вставала. Примерно в таком состоянии она вышла из зала в последний день и тут же наткнулась на жизнерадостного Марселя.
— Ты как? — заботливо спросил он.
— Есть хочу, — буркнула Соня, глядя в сторону.
— Так пойдем? У нас тут отличная столовая.
— У меня денег с собой нет, — сказала Соня. — Рюкзак у мамы.
— Я тебя угощу. Идём.
Они спустились по лестнице на этаж ниже и зашли в небольшую комнатку, заставленную столами.
— Сиди, — Марсель махнул рукой на свободный столик. — Второе будешь? Картошка с отбивными, салат, чай…
— Чай, — быстро сказала Соня. Живот её тут же негромко заурчал. — И салат, — вздохнув, добавила она. Марсель кивнул и пошел к стойке, за которой сновала туда-сюда улыбчивая блондинка в васильком фартуке.
— Свободно?
Соня подняла голову. Перед ней стоял круглый мужчина с бульдожьими щеками. В руках у него была тарелка с супом. Он показал взглядом на стул напротив Сони.
— Занято, — поспешно ответила она.
— А эти? — он указал на остальные два места.
— Эти свободны, — нехотя ответила Соня.
— Отлично, — он приземлил тарелку с борщом на столе, а потом приземлился сам. И только тогда заметил Сонин протез. Она как назло была в одной футболке.
Мужчина как-то слишком суетливо отвернулся, потом снова бросил быстрый и, как он скорее всего полагал, незаметный взгляд на протез. И едва не пронес ложку мимо рта.
Соня поискала глазами Марселя. Он болтал с хозяйкой буфета, которая как раз выставляла на стойку полные тарелки. Перед ним в очереди было ещё два человека.
«Ну же, скорее!» — мысленно взмолилась она.
Её сосед тем временем решительно хмыкнул и отодвинул от себя успевшую наполовину опустеть тарелку.
— Ммм… Простите за бестактный вопрос, — начал он. — Но я смотрю, у вас…
— Протез, — тихо сказала Соня.
— Ооо… , — протянул мужчина, явно не зная, как продолжить разговор. — Никогда такого не видел. А как эта штуковина работает?
Соня уже была не рада, что согласилась пойти в столовую. Если подумать, не так уж она была и голодна. Где там Марсель? Почему так долго? Неужели нужно полчаса, чтобы наложить салат и налить чая? Даже Соня со своей одной рукой справилась бы быстрее этой буфетчицы…
— Считывает сигналы мышц, — коротко сказала Соня.
— А как это работает? — в голосе мужчины слышалось такое детское любопытство, как будто дедушка при нём впервые собирал радиоприёмник.
Соня нехотя приподняла руку. Механические пальцы сначала раскрылись, потом снова сомкнулись.
— Ух ты! — восхитился ее сосед по столу. — А взять что-нибудь можете? Ну…, — он окинул глазами стол. – Да хотя бы мой стакан.
Соня заметила, что на них уже смотрят из-за других столиков. Она немного неуклюже взяла стакан и чуть-чуть приподняла его над поверхностью стола.
— Круто, — восхитился сосед. — Это ты силой мысли так?
— Нет же, это… — Соня хотела поставить стакан на место, но неожиданно поняла, что не может его отпустить. Пальцы сжались ещё сильнее. Стакан хрупнул, по нему зазмеились трещины. По столу тут же разлилась липкая лужица. Сонин сосед поспешно бросил в лужицу стопку салфеток, которая тут же пропиталась компотом.
— Соня? — рядом со столом стоял Марсель, державший в обеих руках по тарелке. Мигом оценив обстановку, он опустил их на чистую часть стола, и поспешил обратно к стойке.
— Марсель! — громким шёпотом позвала Соня.
Он обернулся на ходу, и сделал жест ладонью, мол, сейчас. Не прошло и десяти секунд, как он вернулся обратно с рулоном бумажных полотенец. Быстро устранив последствия компотной катастрофы и выкинув остатки стаканчика, он сходил за чаем и уселся напротив Сони.
Соня боялась, что сосед по столику начнёт возмущаться из-за компота, но он не сказал ни слова. Быстро доел свой суп и ушёл. Они остались за столиком вдвоем.
Все-таки Соня проголодалась. Салат исчез с тарелки так быстро, словно над столом пролетело маленькое НЛО и всосало нарезанные помидоры, огурцы, оливки и кусочки сыра и умчалось прочь.
— Мне, наверно, надо заплатить за стакан…
— Забудь, — сказал Марсель.
— Я сейчас позвоню маме, она принесет деньги.
— Я сказал забудь, — Марсель коснулся Сониной ладони, и её словно прошибло током. Марсель улыбался, чуть щуря глаза. Соня подумала, что более красивой улыбки ещё не видела.
— Я…, — она как зачарованная уставилась в его темные глаза. Казалось, глубоко в них медленно вращается какое-то звездное скопление.
— Сонь, — Марсель помолчал.
— Я тебя люблю, — выдохнула Соня. В глазах Марселя что-то мелькнуло. Взгляд на секунду стал как будто бы грустным. Потом он снова улыбнулся.
— Ты ж моё солнце…
— Я не в том смысле! — поспешно сказала Соня. —Ты просто мне помог, это здорово. И вообще… Я всех своих друзей люблю. Я же тебе говорила про них, да? Полина, Костя, Мишка… и… Илья…, — она чуть запнулась. – А ты что подумал, что я тебе в любви признаюсь? Ну нееет. Это был бы бред, ну правда же?
— Сонь, — Марсель мягко остановил её. — Ты очень мне нравишься.
Соня замерла. Ей показалось, что время остановилось. Неожиданно рядом возник её давешний сосед по столу. Соня жалобно посмотрела на Марселя, но тот только успокаивающе сжал её руку.
— Забыл сумку, — мужчина, снял со спинки стула небольшую чёрную сумку, висевшую на ремешке, и потопал прочь.
— Ты чудесная, — продолжил Марсель.
Соня застыла не в силах вымолвить ни слова.
— Правда? — наконец прохрипела она.
Марсель тяжело вздохнул.
— Но тебе всего пятнадцать, и… Я думаю, ты сама понимаешь, что это очень сложно. Мы в разных городах и…
— Понимаю…, — сказала Соня, которая готова была переехать хоть на Камчатку, если бы Марсель позвал.
— Это хорошо, что понимаешь, — сказал Марсель. — Ты вообще умная девушка.
— Соня?
Это была, конечно, мама. И как она их нашла… Соня подняла глаза на подошедшую маму, надеясь, что та не заметит, что она готова вот-вот заплакать. Но мама восприняла это по-своему.
— Устала? Я, пожалуй, украду у вас эту юную особу, — улыбнулась она Марселю.
— Конечно, — не стал возражать тот. — Сонь, я на связи. Договорились?
Соня молча кивнула. Они с мамой вышли из столовой, дождались лифта. Открылась дверь. Мама одной рукой прижала Соню к себе. Соня ткнулась лбом в мамино плечо, крепко-крепко зажмурилась, и из глаз её выкатились две больших слезы. Если бы их сейчас отвезли в лабораторию, анализы бы наверняка показали, что они намного солоней, чем вода в Мёртвом море.
Илья снова пересел к Соне за парту. При других обстоятельствах она бы, может быть, предпочла бы сидеть одна, но сейчас это было очень кстати, потому что присутствие Ильи отпугивало любопытных.
Когда Соня пришла в школу с протезом, реакция окружающих была такой, будто она залетела в окно класса в костюме Железного человека.
Ира ходила с гордым видом. Она была уверена, что это сработала её стратегия, и Илья осознал свои ошибки и покаялся. Сама она уже подозрительно долго не смотрела ни на кого кроме Макса, и её «запасные» начали отчаиваться. «Влюбилась что ли?» — шутливо спросила Полина. Ира в ответ, только загадочно улыбнулась.
Первые несколько дней она ходила за Соней след в след, как пресс-секретарь, и то и дело вскидывала телефон и делала снимок. Оля не отставала. Каждую перемену как плоская картонная фигурка возникала она возле Сониной парты и делала вид, что не смотрит на её механическую руку, пока ее не забирала сердитая Катя.
В конце концов все одноклассники как-то прокомментировали изменения в Сониной комплектаци. В основном говорили, что протез смотрится круто и просили показать, как он работает. Даже Томочкина подошла — чтобы спросить, можно ли одолжить киберруку для фотосессии.
Во время урока в класс заглянула завуч.
— Седова, за мной! — скомандовала она, слегка поманив Полину кончиками пальцев. Англичанка недовольно прищурила густо накрашенные глаза и чуть громче, чем следовало бы, опустила учебник на стол, но завуч на неё даже не взглянула. Полина же, казалось, ничуть не удивилась. Она деловито одернула юбку и выскользнула за дверь.
Вернулась Полина уже после того, как прозвенел звонок с урока. В классе оставались только учительница, Соня и Оля с Катей. У Кати куда-то закатились то ли серёжка, то ли кольцо, а Оля помогала искать.
Полина ворвалась в класс как порыв ветра, в два движения покидала вещи в сумку, перекинула её через плечо и потащила Соню к выходу. Вид у неё был такой торжественный, будто она только что побывала на закрытой вечеринке, а не в кабинете у Александры Ивановны.
— У вас там фуршет что ли был? — подозрительно уставилась на неё Соня.
— Чур тебя! Сонька! Будешь хохмить, ничего не расскажу.
— Да я и так всё знаю. Тебя назначили старостой всея Руси. Ну, угадала?
— Бе-бе-бе. Тебе лишь бы ёрничать. Нет, радость моя. Я буду вести выпускной для всей параллели, — Полина едва ли не лучилась от счастья.
— Здорово.
Но Полина продолжала подпрыгивать на месте.
— А ты знаешь, с кем я буду вести выпускной? — спросила она.
— Ну? С Костей что ли? — Соня улыбнулась.
Полина надулась, как рыба-фугу. Видно было, что ей хочется выдержать театральную паузу, но она всерьёз опасается, что её разорвет от новостей. В конце концов она не выдержала.
- С тобой, дуреха! — выпалила она.
Соня так и остановилась посреди коридора. Полина ухватила ее за руку и быстро оттащила к окну.
— Шутишь? Где я и где сцена?
— В ста метрах, — Полина махнула рукой туда, где за парой стенок находился актовый зал. — Сонь, у меня всё схвачено! Ну ты что, прочесть с листа с выражением не сможещь?
— Яясно… Я призвана служить фоном для твоего красноречия. Нет.
— Чего? — Полина сдвинула брови. — Я, между прочим, договаривалась!
— Могла бы сначала у меня спросить. Прости, — Соня развела руками. — На меня и так все пялятся. Представь, что будет, когда я взберусь на сцену?
— И? — бесстрастно спросила Полина.
— Что «и»?
— И что изменится, если на тебя, как ты говоришь, и так все пялятся? Пусть насмотрятся на два года вперед. Меньше в коридорах глазеть будут.
— Это другое, — смутилась Соня.
— Да ну? И чем же?
— Тем что… тем…, — Соня отмахнулась от подруги. — Да ну тебя!
— В общем, ты подумаешь, — удовлетворенно резюмировала Полина. — Да? Кстати, ты уже решила, в чём пойдешь? Я такое платье недавно видела — ммм… Розовое с серыми вставками, вот тут вырез, а вот тут и тут цепочки…, — как ни в чём ни бывало защебетала она.
Соня только покачала головой. Какая из неё ведущая? Нет, было дело, кажется, ещё в начальной школе, когда она читала со сцены стихи. Констатина Бальмонта! И даже заняла третье место. Но с тех пор прошло столько времени!
Карина оценивающе посмотрела на Соню. Потом деловито поправила её волосы, одернула загнувшийся рукав футболки. Снова откинулась на спинку диванчика.
— Готова? — спросила она.
— Прохладно тут, — Соня демонстративно поёжилась. — Может, я всё-таки надену толстовку?
Карина на секунду задумалась, но потом покачала головой.
— Нет, для картинки надо, что протез был виден. Давай я тебе лучше какао возьму, чтобы ты согрелась. О, сможешь взять чашку протезом? — воодушевилась она. — Пашка крупным планом подснимет.
Соня неуверенно пожала плечами.
— У меня нет запасной одежды…
— М? — не поняла Карина.
— Ну, если я не удержу чашку…
— Ааа…, — протянула Карина. Она бросила короткий взгляд на свои белые брюки, видимо, прикидывая, как далеко могут долететь брызги. — Ну ладно, тогда без какао. Да где же Пашка…
Она недовольно посмотрела на экран смартфона. Уже с полчаса они сидели в дальнем зале той же кофейни, в которой они встречались с Соней в прошлый раз. Помимо них в этом зале был только один посетитель — мужчина, смахивающий на Гоголя, который листал литературный журнал и изредка подносил к губам чашку с чаем.
Как только Соня вернулась из Москвы, Ира сразу стрясла с неё фото и видео с тренировок. Соня надеялась, что этим дело и ограничится, но потом Ира прибежала с известием — Карина хочет снять с Соней видео для своего канала.
Ожидаемо… В конце концов, Карина не просто так собирала ей деньги — она блогер, и отказываться после того, что она сделала для Сони, было бы как минимум невежливо.
Хотя Соня, конечно, попыталась. Говорила, что совсем не умеет держаться перед камерой и вообще, еще не до конца освоила протез, но Карина была неумолима. Накануне она пришла к Соне домой (мама снова расчехлила свой блогерский блокнотик), подарила Соне футболку с Тони Старком и попросила надеть на съемки. Соня подозревала что не сколько из альтруизма, а сколько затем, чтобы Соня не пришла на интервью в кофте с длинным рукавом. Как она собственно и собиралась сделать.
Через пару минут в зал вбежал запыхавшийся парень с какими-то чехлами — видимо, тот самый Пашка. Карина фыркнула, но устраивать ему разнос при Соне не стала, ограничившись сердитым взглядом.
— Пробка, — извиняющимся тоном пояснил Паша, быстро расстёгивая чехлы. — Кариш, закажи мне пока американо с лимоном.
— Обойдешься, — среагировала Карина. — Раньше надо было приходить.
Пашка с обидой посмотрел на неё, но спорить не стал.
— Готово, — наконец сказал он. Напротив их столика теперь стояли камера на длинных ножках и круговая лампа, горящая тёплым белым светом. Соня заметила, что «Гоголь» нет-нет, да и поглядывает на них поверх своего журнала. Наверно, гадает, чем таким знаменита Соня, что с ней записывают интервью. Ещё чего доброго потом за автографом подойдёт. Официантка вон уже спрашивала, не снималась ли Соня на телевидении. Пришлось её расстроить.
Карина поправила кольцо на пальце увесистым камнем вверх, отодвинула от себя пустой бокал из-под латте и неожиданно затараторила:
— Добрый день, дорогие! Сегодня у меня в гостях Соня, девочка, которая попала под трамвай и потеряла руку. Я уже рассказывала вам её историю и вы помогали собирать Соне деньги на протез. Спасибо, мои хорошие! — Карина прижала руку к груди и поклонилась на камеру.
Соня сидела вытянувшись по струнке, не зная куда смотреть, и в конце концов уставилась на Пашку. Тот еле заметно кивнул ей на Карину, мол, смотри на неё. Соня послушно уставилась на сестру одноклассницы.
— Соня совсем недавно вернулась из Москвы, где получила протез и сегодня расскажет, как изменилась её жизнь. Соня, как тебе новая рука? — Карина улыбнулась Соне и чуть заметно подбадривающе дернула вверх подбородком — мол, давай, говори.
— Хорошо, — сказала Соня. — Мне нравится.
Она замолчала, не зная, что ещё сказать. Как она швыряет протез на кровать, приходя домой и надевает только, когда мама с Гудвином возвращаются домой? А что если видео дойдёт до Валерия Павловича? Или того кругленького врача из медико-социальной комиссии, который так обрадовался, что она собирается играть в пинг-понг? Надо будет найти стикер от Наташи в рюкзаке и написать ей по поводу настольного тенниса.
Карина тем временем продолжала:
— Ты с ней просто киборг! — Выглядит очень круто, правда. Расскажи, как она вообще работает? Она как-то напрямую к мозгу подключена?
— Что? Нет, — Соня замотала головой. — Там есть датчики…
Она попыталась вкратце объяснить, как работает киберрука, вспоминая, как ей рассказывал об этом Валерий Павлович. Карина с интересом кивала. Потом вдруг встала и подошла к «Гоголю». Пашка встрепенулся и быстро повернул камеру вслед за Кариной.
— Простите, можно у вас попросить?
Она вернулась к столику с журналом в руках.
— Сможешь полистать на камеру?
Соня почувствовала себя бароном Мюнхгаузеном, которого просят слетать на Луну и обратно под пристальным взглядом астрономов. Она пару раз уронила журнал, стараясь не смотреть при этом на «Гоголя», но в итоге у нее получилось более-менее сносно перевернуть несколько страниц. Последнюю она случайно сильно загнула. Но Карина, судя по всему, осталась довольна увиденным. Он вернула журнал владельцу.
— А что ты еще можешь ею делать? Замок расстегнуть-застегнуть? Печатать на компьютере? Завязывать шнурки.
— Печатаю я обычно левой рукой, — быстро сказала Соня, пока Карина не отправилась за «гогольским» ботинком. — Протезом тоже могу, но так намного медленнее. И приходится большим пальцем, а не указательным. Иначе остальные пальцы тоже клавиши задевают.
— А тачпад твой протез видит? — заинтересовалась Карина.
— Неа, — Соня помотала головой. — Женя… то есть один мой интернет-знакомый, у него тоже руки нет, проводил эксперименты. Оказалось, тачпад работает, если по нему мандаринкой повозить, — Соня улыбнулась. — Кожура мандарина, наверно, похожа на ощупь на кожу, вот он и реагирует.
Но если случайно сильно сжать, то сок может на клавиши попасть. Так можно совсем без ноутбука остаться… А у меня и так…, — Соня хотела рассказать про свою отдельную клавиатуру, на которой она нажимает только три клавиши, потому что так и не починила ноут, но подумала, что Каринины подписчики могут решить, что она просит ещё денег и неловко закончила. — …и так всё получается левой рукой.
— Реально мандаринкой? — расхохоталась Карина. — Мне срочно надо это попробовать! Тут нигде нет мандаринов? — она завертела головой. — Официант!
Мандаринов в кофейне не оказалось. Зато принесли лимон. Правда, порезанный.
Ноутбука с собой ни у кого не было, и Карина заставила Пашку дать ей свой телефон. Сенсор и впрямь реагировал на прикосновения цитрусовой кожицы, но через раз. То ли лимон должен был быть целым, то ли экрану не нравились капли лимонного сока.
Пашка бросил тоскливый взгляд на свой смарт, над которым склонилась Карина. Видимо, мысли об американо с ломтиком лимона не оставляли его. В конце концов Карина вернула телефон владельцу, который тут же принялся протирать его бумажными салфетками, и снова повернулась к Соне.
— В общем, всё непросто, я поняла. А есть ли какие-то плюсы у протеза? В чём он лучше руки?
Соня недоуменно посмотрела на неё. Она серьезно? Лучше? Это как спрашивать, чем погнутая палка с ниткой лучше чем спортивный лук.
Но Карина ничуть не смутилась.
— Я читала, им можно брать горячие вещи и не обжигаться. Удобно, правда? А еще можно маникюр делать за полцены, — она бросила взгляд на Сонины руки, — Хотя ты, наверно, не делаешь еще?
Соня чуть вздрогнула при упоминании о маникюре.
— Нет, — ответила она.
— И правильно. Это такая штука — хуже наркотиков! — Карина демонстративно закатила глаза. — Каждые три недели надо идти пилить ногти. Иначе всё отрастает, ломается… В общем, сущий кошмар! Ты права, тебе еще рано по поводу этого заморачиваться.
— Мама тоже так говорит…, — кивнула Соня.
Карина тут же ухватилась за новую тему:
— Кстати, о маме. Тебя же, наверняка, очень поддерживают близкие, друзья. Что самое важное?
Соня посмотрела на протез, потом на здоровую руку. Потом зачем-то на «Гоголя». «Живой классик» отложил журнал и теперь с аппетитом уминал пирожное с крупными ягодами малины сверху.
— Помнить, что они не чат-боты.
Илья старательно изображал из себя друга. Впрочем, может, и не изображал. По крайней мере, Соня не находила, к чему придраться. Он писал ей сообщения, но мало и не каждый день. Иногда мог вообще не писать несколько дней подряд. Временами Соня ловила себя на мысли, что ждёт от него новых сообщений. И невольно думает, кому он пишет, когда не пишет ей. Может, помирился со своей Таней? Или Томочкина его окрутила? Она давно на него заглядывалась.
Он больше не ждал её после уроков. Но если видел, что она слишком закопалась в гардеробе, неизменно появлялся рядом, брал сумку, помогал застегнуть куртку и тут же растворялся в толпе.
В пятницу она как обычно шла домой одна. Едва переступив порог квартиры, Соня стащила с руки протез, положила его на пуф в прихожей и поплелась к себе в комнату. Сейчас она почти ненавидела его.
Правая рука ныла так, словно она полдня проходила с привязанным к ней кирпичом. Протез ноги, наверно, ещё тяжелее. Как Марсель с ним так бодро бегает? Кроме того, протез натер ей руку. К счастью, не до крови, как натирают новые босоножки, но кожа заметно покраснела и зудела.
Но самое ужасное — она так и осталась «дрессированной обезьянкой». Все продолжали глазеть на неё. Хотя… — Соня вздохнула — всё-таки кое-что изменилось. Раньше все изучали Соню с ног до головы, словно она мутантка, вылезшая из канализации. Теперь же все взгляды притягивал протез. Неведомая инопланетная штуковина. Но хоть так.
Она достала телефон.
Сообщение от Ильи.
Сообщение от Марселя.
Сообщение от Полины.
Сообщение от Иры.
Она отложила телефон в сторону.
Надоело.
Соня откинулась на спинку кресла и уставилась в потолок. Валерий Павлович сказал что она привыкнет. Нужно просто набраться терпения. Да никогда она не привыкнет!
Прав был тот дядька из поликлиники. Надо было купить самый дешевый косметический протез, легкий, без всякой сложносочиненной начинки. Дешево и сердито. Или вообще взять крюк. Соня криво усмехнулась.
Она нехотя поднялась на ноги, вышла в коридор, надела протез и посмотрела в зеркало. Ну здравствуй, Соня-киборг! Приятно познакомиться!
Щёлкнул замок. Наверно, мама вернулась, успела подумать Соня. Но это был Гудвин. Он взглянул на Сонин протез, но как-то по-другому. Не так, как пялились в школе. А потом вдруг подмигнул.
— Ну что, готова сесть за руль?
Никуда они, разумеется, не поехали. Слишком болела рука, да и уроков было выше крыши. Несколько дней тема не всплывала, и Соня уже начала думать, что Гудвин пошутил.
Когда она проснулась утром в субботу, за окном все было одного цвета — грязно-белого. И небо, и земля, и крыши, и даже голубь, который переминался с лапки на лапку на перилах балкона.
— Так что, пойдем? — спросил Гудвин, когда Соня, позевывая, вышла на кухню.
— Там ливанет вот-вот, — Сонина мама посмотрела на него как на сумасшедшего.
— Да, — сказала Соня и пошла одеваться.
Она была уверена, что они отправятся на какую-нибудь площадку автошколы. Или где там учат водить? Гудвин, кажется, что-то говорил про дачную дорогу. Но он свернул в другую сторону, к автобазам, куда они никогда не ездили. Это был почти тупик, и транспорт ходил тут нечасто.
«Ниссан» проехал мимо запертых ворот автобазы и неожиданно затормозил. Соня удивленно взглянула на Гудвина, а он как ни в чём ни бывало дернул рычаг «ручника», отстегнул ремень и открыл дверь.
— Что сидишь? Выходи!
— Зачем? — Соня заёрзала на своем сидении.
— Меняемся, — Гудвин обошел автомобиль кругом и открыл уже Сонину дверь. В салон залетело несколько капель воды. Мама была права, начинался дождь.
Соня почувствовала, что начинает паниковать. Она не успела ещё толком настроиться. Думала, что сначала они будут долго-долго ехать куда-то. Хотя бы ещё пять минут. И вообще, она рассчитывала, что Гудвин для начала как минимум расскажет ей, как что называется.
— Расскажу, — пообещал Гудвин, когда она поделилась с ним своими сомнениями, — Но слушать лучше с водительского места. Там аура другая. Да и удобнее сразу всё пощупать.
Не вылезая из машины Соня перебралась на водительское кресло. Положила левую, здоровую руку на руль и случайно задела клаксон. Машина взвизгнула, Соня ойкнула и отдернула руку как от кастрюли с кипятком.
— Извините, — пробормотала она.
— Ничего, ерунда, — отозвался Гудвин. — Для начала давай-ка тебе кресло отрегулирую. Нащупай там под сиденьем слева рычажок.
Соня опустила руку, но никаких рычажков не обнаружила.
— Погоди.
Он перегнулся через Соню, нащупал что-то сбоку от водительского кресла, и Сонино сидение поехало вперед.
— Так удобно? Ноги до педалей достают? Да не наклоняйся ты вперед, надо спиной опереться. Сейчас подушку тебе дам… Вот так удобно?
Соня кивнула.
— Ну если удобно, тогда слушай…
Через двадцать минут Соня чувствовала себя мешком деда Мороза, нашпигованного вместо подарков различными фактами. Тормоз — посередине, газ — справа, сцепление — слева. Если дернуть ручку слева от руля вверх — включится левый поворотник, если вниз — правый. Если перепутал и дернул за другую ручку — справа, заработают «дворники».
Загвоздка возникла с переключением скоростей. В конце концов у неё несколько раз получилось переместить ручку с «нейтралки» на первую скорость. Она с надеждой посмотрела на Гудвина, но тот нахмурился.
— Ладно, все равно потом «автомат» будет. Я пока тебе помогу… А теперь попробуем сдвинуться с места.
—Уже??
— А то. Сейчас матери позвоним и поедем её катать, — расхохотался Гудвин. — Да не делай ты такое лицо. Шучу. Просто чуть-чуть проедем вперед. Педаль газа нам для начала не понадобится, только сцепление.
Зелёный «Ниссан» с плавно двигающимися дворниками легонько двинулся вперед накрапывающим дождём. Соня вцепилась в руль и рукой, и протезом так, будто гнала по трассе со скоростью 120 километров а час.
— Отлично, отлично. Так, впереди колодец, его надо объехать?
— Где?? — пискнула Соня, которая смотрела то на педали, то на руль.
— Левое колесо прямо под твоим сиденьем. Значит, чтобы объехать нужно… — он положил руку на руль, и довольно резко крутанул сначала влево, потом обратно, — …взять немного левее.
Машина вильнула, и Соня изо всех сил нажала педаль тормоза. «Ниссан» дёрнулся и замер на месте.
- Ничего. Ничего, — поспешно сказал Гудвин. — Это нормально. Сейчас заведёмся…
Они ещё немного поползали взад-вперед по дороге. Дождь потихоньку усиливался. Навстречу им пару раз выныривали легковушки, и тогда Соня изо всех сил прижималась к обочине, едва не шкрябая правым зеркалом заднего вида по забору.
Потом с территории базы вывернул «КамАЗ», и это был ужас. Соне ужасно захотелось бросить руль и закрыть глаза, но она ухитрилась заторомозить и пропустить похожую на ледокол махину мимо.
— На сегодня, думаю хватит, — довольно сказал Гудвин. — Перелезай.
Пока он оббегал машину, Соня перебралась на пассажирское сидение и достала из кармана телефон. Нужно было срочно поделиться впечатлениями с Полиной.
Гудвин сдвинул водительское сидение назад, дёрнул рычаг переключения скоростей и машина двинулась с места, слегка урча от счастья, что наконец-то за рулем любимый хозяин. Соня уткнулась в телефон и с улыбкой набирала сообщение, когда «Ниссан» вдруг резко затормозил и Гудвин чертыхнулся. Соня едва не подскочила на месте.
— Мы что, кого-то сбили?? — она уставилась на Гудвина.
Он ничего не ответил, и от этого ей стало не по себе. Гудвин тем временем вышел из машины, наклонился и начал разглядывать что-то лежащее на земле прямо перед бампером. Там что, человек??
Но тут Гудвин наклонился и поднял с земли котёнка. Маленького, с чёрной спинкой, ушами и хвостом и белыми лапками.
Живого.
Гудвин втиснулся на своё место. Ошарашенный котёнок вжал голову в плечи и поджал правую лапку.
— Вы что, переехали ему лапку? — тихо спросила она. У неё в голове тут же пронеслась совершенно киношная сцена, как они везут котёнка в ветеринку, а там им говорят, что лапка слишком пострадала и её не спасти… Котам ведь делают протезы?
— Да шут его знает, — раздраженно ответил Гудвин. — Сиганул из кустов прямо на дорогу, балбес.
При слове «балбес» котёнок вздрогнул и уставился на Гувина.
— Что, зовут тебя так? — усмехнулся тот.
Котёнок опустил было лапку, но тут же снова поджал. Гудвин коснулся указательным пальцем его мокрой головы, и котёнок ткнулся ему в живот.
— Да не сломано у него ничего, — констатировал он наконец. — Симулянт несчастный.
— А чего он тогда? — недоверчиво спросила Соня.
— А шут его знает. И что с тобой делать? — спросил у котёнка Гудвин.
Тот виновато мяукнул. Мол, «не знаю».
— Надо его все-таки к врачу свозить, — сказала Соня. — Вдруг с ним все-таки что-то не так?
— Да он чей-то небось, — Гудвин покосился на цепочку частных домов напротив автобазы.
— Тогда они тем более расстроятся, что мы сбили их котёнка. Потом повесим объявление. А пока…, — Соня сгребла котёнка правой рукой и прижала к груди. Тот заскоблил коготками по её куртке.
— Мать что скажет…, — покачал головой Гудвин.
— Обрадуется, — ответила Соня усаживаясь на пассажирское сидение. — Она любит кошек.
— Что-то я ни разу про это от неё не слышал, — заметил Гудвин, в свою очередь приземляясь на водительское кресло.
— Иногда сложно говорить о своих сердечных привязанностях, — пафосно заявила Соня. — Вот часто она говорит вам, что любит меня?
Гудвин только хмыкнул.
Мама на удивление спокойно отреагировала, когда Соня и Гудвин появились на пороге с мяукающим гостем. Достала из кухонного шкафчика крышку от контейнера и наполнила её сметаной. Котёнок, как ни в чём ни бывало наступая на всё четыре лапки, бодро посеменил к импровизированной миске.
— Чудесное исцеление, — засмеялся Гудвин, — Никакого ветеринара не надо.
— И как же нас зовут? — заворковала мама, одним пальцем поглаживая котенка по тощей спинке.
— Балбес он, — ответил за котенка Гудвин. Он уже успел переодеться в домашнее и теперь намазывал сыр на бутерброд.
— Ну какой же он балбес? — возразила мама. — Вовсе не балбес. Очень умный маленькиий кот. Как же нам тебя назвать…
— Он чей-то наверняка — заметил Гудвин, включая чайник.
— Это не повод звать его «эй, ты», — строго ответила мама. — Она смотрела на котёнка такими влюбленными глазами, что Соня подумала, что на месте Гудвина начала бы ревновать. Кстати, интересно, Балбес мальчик или девочка?
На следующий день мама сходила с котёнком, которого к этому времени успели переименовать в Кусимира, в ветеринарку. Кусь оказался совершенно здоров.
Через неделю для него купили вместо крышки красивую керамическую миску. Кусь быстро просёк, что остается, и начал стремительно наглеть. Мама стонала, что он теперь спит на её подушке, а Гудвин только посмеивался. Ну что взять с Балбеса, как его не назови?
Перед маминым днём рождения Гудвин шутил, что уже подарил маме самый дорогой подарок, намекая на Куся. Мама, к слову, даже особо не возражала. Но в день икс они всё же с таинственным видом отбыли куда-то. Кажется в спа.
Соня была только за. Иногда так приятно, когда в твоем распоряжении не одна комната, а целая квартира. В любимой футболке размера XX-Slon она завалилась на диван с книгой. Но не успела она прочитать и пару десятков страниц, как в дверь позвонили. На площадке стоял незнакомый молодой человек с букетом цветов. «Интересно, — подумала Соня, — А Гудвин в курсе?»
Парень шмыгнул носом.
— Софья? — спросил он.
— Допустим, — осторожно ответила Соня.
— Доставка. Это вам, — он протянул Соне букет, а потом планшет с закреплённой на нём бумажкой.
Букет был из больших белоснежных лилий, запах которых сразу заполнил всю квартиру. Курьер ещё раз шмыгнул носом. Похоже у него была на них аллергия.
— Распишитесь?
— Секунду, — Соня положила букет на тумбочку в прихожей и взяла у курьера ручку. — Подержите? — попросила она. Парень услужливо подставил руку и она быстро накорябала левой рукой на бумажке закорючку.
— А от кого? — спросила она.
— Не указано, — парень пожал плечами. — Хорошего дня!
— И вам!
Соня захлопнула дверь и уставилась на букет. Ого, она была уверена, что букет для мамы. Интересно, от кого он? От Марселя? Она, конечно, не говорила ему адрес, но он есть во всех документах.
Или может это ребята скинулись? Костя, Мишка, может, ещё кто-то. Они звали её на посиделки в кафе, но она отговорилась, что они с мамой едут в аквапарк. Честно говоря, она соскучилась по ним, но там все парочками…
Или это от мамы с Гудвиным? В качестве компенсации, что они там зависают без неё. Ладно, ладно, пусть не компенсации, а просто так. Нормальный он всё-таки дядька, этот Гудвин. На днях она его даже Олегом Алексеевичем назвала. Специально погромче, чтобы мама слышала.
Где-то глубоко-глубоко промелькнула мысль о том, что букет от папы, но во-первых, для этого не было ни единого повода, а во-вторых, папа за всю жизнь не подарил ей ни одного цветка.
Пиликнул телефон. Может, это неизвестный даритель решил рассекретиться? Она взглянула на экран. Нет, это всего лишь Полина прислала фотку десерта из кафешки.
О, оказывается Илья тоже писал, а она не видела. Они попереписывались некоторое время обо всякой ерунде. Попутно Соня сходила на кухню и поставила лилии в вазу. Дорвавшись до воды, цветы запахли в два раза сильнее.
Настроение у Сони совсем поднялось.
«А мне букет подарили», — написала она. Посмотрела на отправленное сообщение, и тут же потянулась его удалить. Но Илья успел прочитать.
Ой, зря, написала…
Илья что-то долго-долго писал. Так долго, что у Сони начало чесаться между лопаток. В конце концов от него пришло коротенькое сообщение.
«Поздравляю. От кого?»
Спокойно так спросил. Хм…
«Не знаю. Не сказали», — честно ответила она.
«Красивые хоть?», — спросил Илья добавив к сообщению подмигивающий смайлик.
«Да, мои любимые. Лилии».
Соня бросила взгляд на цветы. И впрямь шикарные. Крупные бутоны, гладкие нежные лепестки.
«Круто. И что, правда не знаешь, от кого?»
«Нет».
«А ты куда-то собираешься сейчас»?
«Нет, дома торчу».
Неожиданно на колени к Соне запрыгнул Кусь. И как успел подкрасться так незаметно? У кота наметился явный прогресс в скрытности. Первые дни он тыгыдыкал по квартире как необъезженный конь.
Соня погладила Куся указательным пальцем по шее, и он замурлыкал громко как газонокосилка. Она даже не сразу услышала за этой шумовой завесой как вибрирует телефон.
— Алло?
— Так, Басовитая! — уверенно сказал голос. — У тебя двадцать минут на сборы. Ждём тебя у цирка. И никаких отговорок.
— Полин, я никуда не поеду, — устало сказала Соня. — Мы уже раз пять обсуждали. И вообще, вам так скучно с мальчишками что ли?
— Да мы разошлись с ними уже, — жизнерадостно сообщила трубка. — Ну не в том смысле! Они просто пошли игру какую-то смотреть.
— И что?
— А ничего. Мы тут втроём, и нам чертовски не хватает тебя. В общем, ты дольше препираешься. Уже бы джинсы надела. Одним словом, мы тебя ждём.
— Я уже сказала — нет.
— У цирка в четыре, — пропела Полина, — И у нас для тебя сюрприз.
— Чего? Полинка! Ты вообще слышишь?
Но в трубке уже запищали короткие гудки. Соня зарычала. Открыла вотсап. Илья что-то ещё написал, но это подождёт. Она открыла чат с Полиной. Может, текстом будет доходчивее?
«Я никуда не поеду».
Полина бесконечно долго набирала ответное сообщение, а потом вместе него пришла фотография. На ней Полина, Зоя и Ира умоляюще смотрели в камеру. За их спинами серебрились вывески торгового центра.
Соня покосилась на букет.
Когда через час она нашла их на втором этаже торгового центра, девчонки сидели напротив магазина с косметикой с видом львиц, только что заваливших жирную антилопу.
- Боже, благослови подарочные сертификаты! — возвестила Полина, поднимая над головой пакетик с логотипом магазина.
- Ты тоже должна зайти, — Ира тут же схватила Соню за руку. — Там бесплатно делают визаж, — она демонстративно захлопала фиолетовыми ресницами. — Давай.
Девчонки окружили Соню и, не слушая ее возражений, повели в косметический рай. — Вот, вот она!
Они подошли к невысокой девушке, которая сидела на высоком стульчике между стендов с парфюмерией. Соня в нерешительности остановилась на паре шагов от неё. - Хотите протестровать нашу новую линейку декоративной косметики? — улыбнулась девушка. — Вот эта палетка можешь вас заинтересовать.
Через пятнадцать минут Соня вышла из магазина с розовыми стрелками и фиолетовой тушью как у Иры. В рюкзаке у неё лежали розовый карандаш и палетка из четырёх цветных теней. Она не собиралась их брать, но потом решила, что пусть на неё лучше смотрят из-за яркой косметики, а не из-за протеза.
— А у нас для тебя сюрприз! — не унималась Полина. Соня уже успела забыть, что Полина говорила о чём-то таком по телефону. Но та уже уверенно взяла Соню за руку и повела по коридору за собой. Зоя и Ира, тоже неожиданно посерьезневшие, пошли следом.
— Сюда, — наконец сказала Полина, и Соня с ужасом поняла, что они стоят перед магазином с аксессуарами, и прямо у неё перед глазами несколько десятков перчаток. Нет, там были ещё шапки, шарфы, резинки для волос, заколки, сумки, но Соня видела только перчатки. Аккуратные пары, свисавшие со стенда.
— Я туда не пойду, — резко сказала она, но Полина совершенно несерьезно хмыкнула и потащила её дальше. Они миновали витрину магазина и остановились у почти незаметного закутка. Там стояло два стола, за которыми сидели девушки. Час от часу не легче. Это была студия маникюра.
— Полина…, — с паникой в голосе Соня повернулась к подруге.
— Слушай, — быстро заговорила та, — Я знаю, что ты сейчас скажешь. Но… Мне кажется, тебе это нужно. Правда. Мы тут с девчонками скинулись… В общем, всё оплачено. Мастер хорошая, Ирина сестра к ней ходит. Она не будет задавать дурацких вопросов. Просто скажи, что ты согласна, ну? Сонька, не молчи.
Соня стояла на месте, не в силах вымолвить и слова. Девушка-мастер бросила на девочек, замерших у входа, мимолетный взгляд и принялась наводить порядок на столе.
— Соня. Ну скажи что-нибудь? Я дура, Сонь? Хочешь, уйдем? — Полинка перешла на громкий шёпот. — Я просто подумала, что тебе надо перебить те воспоминания. Я читала, что это работает… Сонька! Если ты ничего не скажешь, я прямо тут умру!
Соня молчала.
Когда мама с Гудвиным вернулись домой, дверь в Сонину комнату была заперта. Мама осторожно постучалась, и не дождавшись ответа, заглянула. Соня в пижаме сидела спиной к двери. На мамино появление она не отреагировала.
— Красивые цветы, — мама посмотрела на лилии. — Кто подарил?
— М? — Соня повернулась к ней и вытащила из одного уха наушник. — Привет! Как съездили.
— Хорошо. У тебя все в порядке?
— Ага, — коротко ответила Соня. — Ты что-то говорила? У меня музыка тут.
— Я спрашивала, от кого такая красота, — мама кивнула на вазу.
— Не знаю, — Соня пожала плечом. — От поклонника.
— Ммм…, — протянула мама, но уточнять не стала. — Точно все хорошо?
— Точно.
Мама несколько секунд помедлила, и уже собралась выйти из комнаты, когда Соня окликнула её. Она обернулась. Соня протягивала к ней руку, но не видно было, что она в ней держит.
Мама подошла чуть ближе, взяла Соню за руку и перевернула ладонь.
— Красиво, — сказала она наконец.
Ногти на Сониной руке были покрашены темно-синим блестящим лаком. Каждый походил на маленький портал в космос. Изящные скруглённые ноготки прекрасно смотрелись на узкой Сониной руке. Соня подняла глаза на маму.
— Правда? — как-то совсем по-детски спросила она.
— Очень.
Мама сжала дочкину руку, поцеловала Соню в макушку и поспешила выйти, чтобы дочь не успела увидеть, как из глаз у неё катятся слезы.
То ли посещение салона на неё так подействовало, то ли ещё что, только на следующее утро Соня проспала. Она вскочила, когда до занятий оставалось всего полчаса. До школы было двадцать. Если бежать — пятнадцать. Соня побежала, но хватило её хорошо, если на полторы минуты. Дальше она поковыляла со скоростью куропатки, удирающей от охотника по сугробам.
Когда издалека уже стало видно блестящую крышу школы, её окликнули.
— Соня?
Она обернулась. Её догонял Илья. Без шапки, рюкзак висит на одном плече, щеки красные. Тоже что ли проспал, и пришлось бежать?
Соня махнула рукой. Одновременно, мол, «привет» и «догоняй». Илья прибавил шагу.
— Ты вчера не ответила…, — осторожно начал он.
— Ой…
Соня вспомнила, что и впрямь забыла посмотреть, что он писал.
— Там что-то важное было? — виновато спросила она.
— Не. Забудь, — отозвался Илья. — А ты выяснила в итоге, от кого букет?
— А? Нет, а что? — пропыхтела на бегу Соня.
— И что, никаких идей? — не отставал Илья.
—Никаких.
— И много человек знает, какие твои любимые цветы?
Да что он пристал-то?! Ревнует что ли? Соня почувствовала, как в ней нарастает раздражение. Впрочем, сама виновата. Кто её тянул за язык рассказывать про цветы.
— Есть такие. Чёрт, — она взглянула на телефон. — Две минуты осталось. Быстрее.
Но Илья неожиданно остановился как вкопанный.
— Да что там у тебя? Шнурок развязался? — Соня тоже остановилась и обернулась к нему. Илья смотрел на неё каким-то странным взглядом.
— Это от тебя цветы были? — поняла Соня.
Он ничего не ответил, но этот было ясно и без слов.
— Илюш…
— Сонь, я тебя люблю, — сказал он. — Дай мне ещё один шанс. Ты не пожалеешь, я обещаю. Я все буду делать.
Щеки у него были красные, то ли от того, что часть пути он почти бежал, то ли от волнения.
— Хочешь, я тебе каждую неделю цветы буду покупать? А летом съездим куда-нибудь. На юг, или в Питер. Или куда ты скажешь. Я накоплю.
Соня молчала.
— Сонь, да тебе не надо ничего делать. Если не хочешь, мы даже целоваться не будем, — он запнулся, но глаз не опустил. Мимо них пробегали другие опаздывающие школьники, но было так тихо, словно они вдвоём оказались в плексигласовой сфере.
— Илюш… Ты… Ты и и так всё делал. Ты хороший.. Но я тебя не люблю.
У Ильи дернулись скулы, но он сдержался.
— Значит «нет»?
Соня покачала головой, изо всех сил стараясь не заплакать. Легкие внутри словно превратились в два смятых пакетика. Дышать стало совершенно невозможно. Она сделала два шага вперед и обняла Илью. Он молчал, но отстраняться не стал.
— Прости. Ты правда очень-очень хороший… Но я не могу… Я бы очень хотела, но…, — бормотала Соня.
Он молчал. Где-то далеко-далеко прозвенел школьный звонок. Или это был трамвай.
— Иди, — сказал наконец Илья.
— А ты? — растерянно посмотрела на него Соня.
— Иди, — повторил он, слегка качнув головой.
Соня опоздала на пять минут, но у неё было такое лицо, что англичанка ничего ей не сказала, только махнула рукой, мол, проходи быстрее. Илья всё не появлялся. Закончился урок, а он так и не зашёл. На перемене Соня пересказала подруге содержание их с Ильей разговора.
— Полин, — прошептала она. — А что если он…
— Да ничего он такого не сделает. Не дурак, — отмахнулась Полина.
— Я позвоню ему, — Соня достала телефон.
— С ума не сходи!
Но. не слушая Полину, Соня набрала номер Ильи. Проныл один длинный гудок, потом второй, третий. К шестому Сонины щёки пошли пятнами.
— Полииинка! — простонала она, отнимая трубку от уха. Полина уже сама выглядела встревоженной, но в этот момент пришло сообщение. От Ильи.
«Что?»
«Ты где?» — быстро набрала Соня.
«Неважно. Все норм», — пришел ответ.
«Ты придешь? Мне надо с тобой поговорить?»
— О чём?? — прошипела Полина, подглядывающая через плечо за истерической перепиской.
«Потом»
«Когда??»
Но последнее Сонино сообщение так и повисло непрочитанным. Похоже Илья выключил телефон.
— Вот видишь, он написал «потом», — успокаивающе произнесла Полина. — Не похоже на то, чтобы он собирался… Ну и вообще, вы уже сколько не встречаетесь… Если бы он хотел, то…
Соня неуверенно кивнула.
— И вообще, ты ни в чём не виновата, — продолжила Полина. — Ты сказала ему правду. Вот если бы успела за него замуж выйти и детей нарожать… Я бы тогда первая расчехлила позорный колокольчик.
— Виновата, Полин. Я ему надежду дала, — прошептала Соня.
— Жуткое преступление, конечно! Так, ты кончай нюни распускать, Басовитая, ну! Иди сюда, — Полина прижала Соню к груди. — Всё будет хорошо.
Соня взглянула из-за Полининого плеча в окно. На улице летел похожий на тополиный пух внезапный майский снег.
— Надо что-то такое… металлическое…, — задумчиво произнесла Полина, склоняя голову на бок.
— Металлическое? — ужаснулась Сонина мама.
— Костюм железного дровосека, — ехидно подсказала из-за ее спины Соня.
— Ну, не в прямом смысле, Полина кинула на Соню пронизывающий взгляд. — С металлизированными вставками. Или такого… серебристого цвета. Вот, например! — она схватила с полки штаны, выглядевшие так, будто для их производства содрали оболочку с космического шаттла. — Идеально.
— А, может, что-то кожаное? — неожиданно предложила мама.
Соня удивленно посмотрела не неё. И когда Полина успела ее покусать?
Мама тем временем продолжила развивать мысль:
— Такое, в духе «Терминатора». Эх, жалко, косуху нельзя — жарко будет. Ну почему выпускной не в апреле?
Час от часу…
— Может сразу в магазин «Всё для карнавала»?
Полина и мама уставились на Соню с одинаково укоризненными выражениями лиц.
— Ааа, — протянула мама, хитро прищуриваясь, — Тебе, значит, нужны рюшечки, оборочки и кружева? Как же я сразу не догадалась!
Соня еле слышно зарычала.
— Я вообще не понимаю, зачем что-то покупать. У меня же есть платье. Которое я на вашу свадьбу надевала. Или тебе принципиально каждые три месяца любоваться на меня в свете примерочных?
— Разумеется, -— саркастично ответила мама. — И слушать твой ворчание. Между прочим, ты сама сказала, что наденешь на выпускной что угодно кроме дурацкого платья. А? А? Не помнишь?
Они обошли уже с десяток магазинов. Под конец даже жизнерадостная Полина начала поглядывать на часы.
В конце концов, как это обычно и бывает, они вернулись в первый магазин и взяли там совершенно классическое белое платье, а потом, посовещавшись, доползли из последних сил до второго и купили просторный сиреневый жакет. На случай, если июнь будет холодным — как объяснила мама. Никто не сказал «чтобы спрятать протез». И Соня была им очень благодарна.
— Кстати, нам же надо тебе что-то подарить на выпускной, — вспомнила мама. — Может, сейчас отпустим Полину и зайдём куда-нибудь, пока в центре?
— Не надо ничего, — махнула рукой Соня. С мамы станется теперь затаскать её ещё и по ювелирным. У неё недавно появилась мысль, что она непременно должна купить Соне золотые серьги. Жуть.
— Хотя…, — взгляд её упал на большой плакат с рекламой спортивной одежды и она кое-что вспомнила. — Можно посмотреть ракетки для пинг-понга. Меня ждут на тренировке.
Она все-таки согласилась вести выпускной вместе с Полиной. Ну то есть как согласилась… Не сказала нет. Через неделю должна была состояться первая репетиция. Где-то в глубине души Соня надеялась, что подхватит простуду, и отмажется, но после того резкого похолодания буквально за два дня температура поднялась до плюс двадцати пяти, и все переехали из теплых курток сразу в футболки.
Школьники заняли два последних ряда в актовом зале. Вещи свалили на парту, стоявшую у стенки.
Репетиция должна была начаться в три, но была уже половина четвертого, а классная всё не появлялась. Даже неутомимый Круткин в «В» класса устал мучить рояль, оседлал задом наперед стул и опустил голову на спинку с видом ковбоя, который утомившись от перестрелок, уезжает в закат. Первым не выдержал Сонин одноклассник — Женя Волчиков.
— Может, по домам, а? Не, ну а чё, ещё уроки делать…
— Угу, так мы и поверили, что ты из-за уроков переживаешь, — подняла бровь Полина.
— Ну, может не из-за них, — Волчиков почему-то покраснел. — Но что нам теперь, до вечера тут торчать?
— У меня в пять репетитор, — как бы ни к кому не обращаясь заметила Томочкина, — Пропускать его я не собираюсь.
Поднялся гул. Полина подняла руки, привлекая внимание.
— … просила подождать, у них совещание, — расслышала Соня через крики девятиклассников.
— А чего ты раньше не сказала? — возмутилась Томочкина. — Я бы домой успела сходить.
— Я же не знаю, когда они закончат, — пожала плечами Полина. — Она просто сказала, что задержится.
— А если они там до вечера совещаться будут? — пробухтел Волчиков. — Я с голоду тут помереть должен?
— Так ты из-за еды переживаешь? — Томочкина сочувственно посмотрела на него, — Вот, у меня есть зерновой батончик.
Она выудила снек из сумки и протянула Волчикову. Тот подозрительно посмотрел на него, взял двумя пальцами, а потом вернул владелице.
сразу Это не еда, — констатировал он.
— Как знаешь. Моё дело предложить, — Томочкина, расстроенная тем, что ее волонтерская деятельность по помощи волчиковым потерпела крах, надула губки.
Тут дверь так резко распахнулась, что Круткин едва не свалился на пол вместе с своим деревянным скакуном. В зал ворвалась запыхавшаяся Регина Павловна.
— Так, — распорядилась она, быстро оглядев присутствующих. — На полноценную репетицию времени у нас уже не хватит. Так что давайте просто быстренько прогон сделаем.
Быстренько, конечно, не получилось, но ближе к концу их стало чуть ли не в половину меньше. Волчиков смылся через полчаса, Томочкина убежала следом. Круткин пошел вроде бы в туалет, но так и не вернулся. Соня тоже подумывала, под каким бы предлогом улизнуть, но Полина следила за ней как Цербер.
— Так, — Регина Павловна утёрла пот со лба. — Теперь давайте к той части, после которой будет танец… Да давайте уже шевелитесь! — застонала она, глядя, как девятиклассники растекаются по стульям. Так, Милана, ты сюда, Женя, вставай тут. Соня! Поднимайся уже! — она протянула руку, и Соня машинально ухватила ладонь классной механическими пальцами. — Становишься вооот сюда, — Регина Павловна как маленькую отвела Соню к краю сцены, — Поняла? Таааак, Седова…, — классная вдруг запнулась на полуслове, — Софья!
Соня судорожно сглотнула. Она не понимала, в чём дело, но пальцы протеза отказывались разжиматься. Регина Павловна молча пыталась высвободиться, но безрезультатно. Подскочила Полина.
— Сонька! Разожми руку!
— Не могу, — прошипела Соня. Рука, судя по всему сжалась ещё сильнее, так что классная пискнула. Она вцепилась в механические пальцы, и Соня всерьёз забоялась, что классная сейчас отломает их и унесет в качестве трофеев домой в своей сумочке.
— Да отпусти уже! — классная так взглянула на неё, что Соне показалось, что она вот-вот её ударит.
Остальные — в зале оставалось ещё около дюжины человек — подтянулись к сцене, но вмешиваться не спешили. Круткин — и когда он успел вернуться? — попытался было разжать Сонину киберруку, но Полина прошипела: «Знаешь, сколько она стоит?!», и Артём в нерешительности отступил.
Вдруг Соня увидела рядом с собой Пашковского. Она даже не поняла, откуда он здесь. Он вроде бы не участвовал в репетиции.
— Басовитая, — пробасил он. — Успокойся. Просто отпусти, — он заговорил таким тоном, каким обычно в фильмах полицейские говорят с террористами.
«Отпусти заложников. Мы не причиним тебе вреда»
- Я не могу, — чуть не плакала Соня.
Ей было страшно, что она сейчас изувечит учительнице руку. Соне захотелось отстегнуть взбесившуюся руку, но её будто парализовало от страха. И тут искусственные пальцы как по волшебству разжались. Классная тут же отпрыгнула, прижала руку к груди и принялась её растирать. Ни крови, ни других повреждений видно не было, но Соня вся дрожала. Полина дотронулась до её плеча, но Соня едва обратила на это внимание и бросилась к выходу из зала. Она успела увидеть только расстроенное лицо Пашковского и услышать голос классной. - Софья, стой!
Но она хлопнула дверью и через две минуты, на ходу надевая шапку, уже летела к дому. Дома Соня первым делом отстегнула протез и швырнула его на кровать.
Выкинуть его к чертям! От него только хуже! Что, если бы она сплющила руку классной в лепешку? Кровь, мясо, сломанные кости. Потом, наверное, суд… Она не проверяла, насколько сильно протез может что-либо сжать, но что если достаточно сильно?
И понесло её на сцену… Могла ведь спокойно отсидеться где-нибудь на заднем ряду. А теперь… Что делать теперь? Как вообще идти на выпускной? Уже вся параллель наверное в курсе, что она едва не сделала из руки Репы бифштекс. Хорошо хоть Томочкина — главная сплетница, ушла. Но дополнительные подробности придумают и без неё.
Она добралась до ноутбука и уже занесла руки над клавиатурой жестом дирижера, но задумалась, кому написать. Косте? Марселю? Валерию Павловичу?
Ей захотелось просто открыть мессенджер и набивать одно слово, пока не устанут пальцы: «Ненавижуненавижуненавижуненавижуненавижуненавижунена…». А потом отправить.
Себе.
Она уже открыла было диалог с Марселем, но тут увидела, что Кристина онлайн. Её вечная утешительница, её ангел! Сейчас она расскажет Кристине всё: и по Илью, и про кошмар на репетиции —про всё-всё-всё. Кристинка её спасёт. Ей можно выговориться. И тогда станет легче. Обязательно станет.
Она зашла на страницу к Кристине и так и застыла. Кристина выложила свежие фото, семнадцать минут назад. Селфи из машины, в белом платье. Рядом сидел немного лохматый молодой человек в жемчужного цвета рубашке. Оба улыбались и показывали на камеру пальцы с кольцами.
Как будто недостаточно ей ударов на сегодня. Кристина вышла замуж! И ничего ей не сказала!
Ярость скопилась на кончиках пальцев Сони. Она начала писать.
Сначала о себе.
Уродка. Калека. Инвалидка долбанутая.
Она писала, писала, и из глаз её лились слёзы. Они капали на клавиатуру, но Соне было всё равно. Потом она начала писать про Илью. Про то, что он уже наверно наглотался таблеток, и вообще, она испортила ему жизнь…
Кристина беззаботно улыбалась Соне с фотографии, ещё не зная что её ждет не просто простыня текста, а целый семейный постельный комплект с четырьмя наволочками. И Соня поняла, что злится уже на неё.
«Тебе повезло, — напечатала она. — Поздравляю, вы отлично смотритесь. Надеюсь, хорошо отметите».
Соня захлопнула крышку ноутбука. Лицо у неё полыхало. Надо успокоиться. Вот-вот вернётся мама, не рассказывать же ей всё.
— Не хочууу, — вслух простонала она. И с силой пнула диванную подушку. «Так тебе, так, так!»
Это был и Илья, который перестал быть её другом. И Репа — зачем она схватила Соню за руку? Ну кто её просил? И протез. Он был самым ненавистным сейчас. Как будто это не она мечтала о нем, а ей насильно прикрепили его к руке. И мама, и Полина, и Кристина… А потом подушка превратилась в саму Соню, и тут уже ей не стало пощады.
— На тебе!
Соня колотила подушку, и в конце концов у неё заболел живот, словно она и впрямь била себя ниже грудной клетки.
— Ненавижу!
Соня плакала и продолжала наносить удар за ударом. Подушка слетела на пол, обнажив беззащитный бежевый бок. Соня раздраженно пнула её ногой, и та улетела на другой конец комнаты. Соня раздраженно провела рукой по взлохмаченным волосам.
Какой во всём этом смысл? Зачем она день ото дня пытается делать вид, что всё нормально, если ни черта не нормально? Словно трамвай ей тогда переехал не руку, а душу. Но никто этого не увидел, и часть Сониной души так и осталась лежать там, в грязи на рельсах.
Как ей теперь вернуться в школу? Она уткнулась лицом в диван в слабой надежде, что воздуха окажется мало, и она просто не проснется. Но нос сопел как маленький мотор. В конце концов Соня смирилась, что ей нужны или платок, или сосудосуживающие капли, если она не хочет всерьёз задохнуться. Но сил идти куда-то не было. Она разрядила свою батарейку «в ноль» и только сердце почему-то продолжало биться на бешеное. Может, у него отдельный генератор?
Соня вспомнила, как у неё рухнуло давление после того эксперимента с коньяком. Сейчас, по ощущениям было примерно двадцать на десять. Мысли стали неподъемными. Они перекатывались у Сони в голове как тяжелые шары для боулинга. Один из этих шаров больно ударил её в лоб. - Бумц!
Соня поняла, что зря вывалила всё на Кристину. В конце концов профессионально портить свадьбы не входило в её планы.
Она снова открыла ноутбук, но тут выяснилось, что интернет не работает. Ни мобильный, ни домашний — никакой. Как будто глушилку кто-то поставил. Что за подстава от вселенной?! Так Кристина чего доброго успеет прочесть её сообщение, если уже не. Соня на всякий случай пробежала глазами список вай-фай точек, но открытых среди них не оказалось.
Ну ничего. Прочитает и прочитает. Ничего такого она там не написала…
Через две минуты Соня обнаружила себя натягивающей кроссовки. Надо добежать до местного ТЦ, там есть бесплатный вай-фай… Она уже открыла дверь, когда на экране высветилось уведомление, что пришло сообщение от Кристины. Интернет всё-таки воскрес! Соня открыла сообщение стоя одной ногой в квартире, другой в коридоре.
Кристина прислала свадебное фото. На нём счастливый лохматый жених стоял рядом с невестой. Та смотрела на него снизу вверх и счастливо улыбалась. Судя по фото, они были на набережной. За их спинами вниз к воде уходили ступени. Платье у Кристины неожиданно оказалось не пышным и коротким, чуть выше колена. А на ногах у неё были белые кроссовки. Соня хорошо их разглядела. Как и подножку инвалидной коляски, на которой сидела Кристина.
Жених заботливо склонялся над ней и поправлял волосы. Наверное, у воды было ветрено. А может, фотограф попросил для живости кадра.
Пока Соня разглядывала фото, пришло ещё одно сообщение, очень короткое. «У тебя всё получится». Она долго-долго смотрела на эти слова, а потом напечатала «Спасибо». И нажала «отправить».
«Басовитая Софья!» — Соня прошла через всю сцену к классной. Та вежливо улыбнулась в ответ и протянула ей диплом. Соня взяла его и повернулась лицом к залу, чтобы мама успела сделать фото. Рукопожатие по обоюдному молчаливому согласию пропустили.
Она вернулась к толпе своих одноклассников, переминавшихся с ноги на ногу в углу сцены. Большинство собиралось оставаться в десятом классе. Соня сказала маме, что пока подумает. Но для себя решила, что тоже останется.
Илья не пришёл. Полина по каким-то своим полусекретным каналам узнала, что он перевелся в другую школу. С одной стороны Соня испытала облегчение. С другой… Может когда-нибудь у них получится вернуть дружбу, как знать.
Она нашла глазами в зале маму. Там была в белой блузке с острым воротничком и сама немного напоминала выпускницу.
Неожиданно Соня заметила у самого выхода знакомый мужской силуэт, и улыбка сползла с её лица. Пришедший топтался в метре от двери, словно не был уверен, точно ли он пришел туда, куда надо. Заметив Сонин взгляд, он неуверенно махнул рукой. Мгновение подумав, Соня махнула в ответ. Она чуть прищурилась, вглядываясь в толпу, но папа был один. И хорошо.
Полина и Костя завершили церемонию и всех отпустили по домам — переодеваться для кафе. Они сняли один зал на три класса — для них, «бэшек» и «вэшек». Полина по этому поводу конечно, торжествовала — она проведет выпускной с Костей!
Они с одноклассниками договорились встретиться на улице и зайти все вместе, но народ как обычно опаздывал, а день был жаркий. В конце концов Полина, пришедшая первой махнула рукой — мол, заходим. За дальним столиком сидело человек пять «бэшек», больше в зале никого кроме официантов не было.
Соня не стала брать в кафе кардиган и её белый протез поблескивал под светом потолочных люстр.
- Ты красотка, — констатировала Полина. — Горжусь тобой.
Соня смущённо улыбнулась.
Люди всё прибывали и прибывали, и в конце концов все столы оказались заняты. В воздухе звенело такое странное чувство… Не свободы, нет, но взрослости.
За столиком с Соней сидела в основном женская компания, и почему-то один Круткин. Артём пшикнул бутылкой колы и галантно наклонился к Соне. - Налить?
Она кивнула. Бокал был изящный, с тонкими стенками. Она осторожно взяла его левой рукой. Протезом пока не решилась. Пока. Она всему научится.
Через пару часов, когда все уже объелись и наболтались, музыку сделали громче, а свет наоборот притушили, и начались танцы.
Соня осталась сидеть, поглядывая на танцующих. Она бы подвигалась немного, но опасалась, но кто-то в танце случайно заденет протез. Впрочем, продолжалось её спокойствие недолго. Невесть откуда появилась Ира и вытащила Соню за руку в самый центр. Как раз заиграла любимая Сонина песня.
Соня попыталась сместиться ближе к краю, но ребята уже окружили её, отрезав пути к бегству. Напротив отплясывали Полина с Костей, чуть в стороне зажигали Мишка с Зоей — вот уж от кого стоило держаться подальше — ребята устроили настоящий рок-н-ролл. Катя, вся в чёрном, выделывала замысловатые па руками, а Оля как отражение пыталась копировать её движения.
Песня кончилась. Соня развернулась, чтобы вернуться на свое место за столиком и едва не врезалась в Богдана. Тот протянул ей руку. - Потанцуем?
Соня нерешительно положила ему одну руку на шею. Протез не решилась — ещё не забылась история с Репой. Богдан почему-то был очень серьезен, и смотрел ей прямо в глаза. А Соня… В голове у неё почему-то не было ни одной мысли. Ну Богдан и Богдан. Обычный в общем-то мальчишка. Немного сутулится, а ещё, кажется, жутко стесняется.
Он вдруг поднял правую руку и коснулся своей щеки.
— У тебя вот…, — пробормотал он.
Соня вдруг почувствовала, что вскипает. Но она дала себе слово бороться с этим чувством.
— Да, это протез, — спокойно, хотя, может быть излишне жестко ответила она, отступая от растерявшегося Богдана на шаг. — Очень удобная штука. Рассказать как работает?
Богдан промычал что-то неразборчивое. Видно было, что он хочет провалиться сквозь землю. Музыка кончилась. Соня развернулась и пошла к выходу из кафе. Ей нужно было подышать свежим воздухом. В дверях она столкнулась с Пашковским.
— Эээ… У тебя это…, — он коснулся своей щеки.
— Да вы что, сговорились?! — раздражённо воскликнула Соня.
— Ммм? Не понял…, — прогудел Сеня. — У тебя шоколад на щеке, Басовитая.
Соня повернулась. В маленьком зеркальце, висевшем в коридоре напротив, она увидела, что сбоку от носа у неё маленькое коричневое пятнышко. Она потерла щеку рукой и поспешила вверх по ступенькам.
Соня прислонилась спиной к нагретым за день кирпичам. День уже клонился к закату и по горизонту расплывались серо-розовые полосы, немного похожие на Полинино платье.
Мимо по улице бежали люди, которым не было до неё никакого дела.
Соня прищурилась, взглянула прямо на солнце и рассмеялась.
Литературный конкурс «Короткий список, или Саламандра» 